Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Разговор закончен, – буркнул я Шарлотте. – И точка.

Жена покачала ребенка на руках.

– Конечно, Шон, – легко согласилась она. – Как скажешь.

К шести вечера Шарлотта подхватила ту же заразу, что и ребенок; ее выворачивало наизнанку. Она заперлась в ванной комнате, опустошая желудок. Я собирался идти в ночную смену, но теперь стало ясно как день, что этому не бывать.

– Амелии нужно помочь с домашним заданием по естествознанию, – выдохнула Шарлотта, вытирая лицо холодным полотенцем. – И девочкам нужно пообедать…

– Я об этом позабочусь, – сказал я. – Что еще тебе нужно?

– Умереть? – простонала Шарлотта и отпихнула меня с дороги, чтобы снова обняться с унитазом.

Я попятился из ванной, закрывая за собой дверь. Ты сидела на диване в гостиной и ела банан.

– Ты испортишь аппетит, – сказал я.

– Я не ем банан, папочка. А чиню его.

– Чинишь, – повторил я.

На столе перед тобой лежал нож, которого здесь быть не должно: я сделал мысленную пометку поругать за это Амелию. По центру банана шел разрез.

Ты открыла ремонтный чемоданчик, который мы привезли из номера отеля во Флориде, достала иглу с ниткой и стала зашивать банановую кожуру.

– Уиллоу, что ты делаешь?

Ты заморгала, глядя на меня:

– Операцию.

Ты сделала несколько швов под моим надзором – я хотел убедиться, что ты не поранишься, потом пожал плечами. Разве мог я встать на пути науки.

Амелия сидела за кухонной столешницей с маркерами, клеем и куском ватмана.

– Не хочешь сказать, откуда у Уиллоу нож для фруктов?

– Она попросила.

– А если бы она попросила бензопилу, ты бы принесла ее из гаража?

– Для банана это перебор, не находишь? – Амелия вздохнула, глядя на свой проект. – Какая чушь! Я должна сделать настольную игру о системе пищеварения. Все будут смеяться надо мной, потому что известно, в какую дыру все утекает!

– Забавно, что тебе придется говорить об этом.

– УЖАСНО, пап!

Я вынул посуду из-под столешницы, поставил на плиту сковороду:

– Как насчет блинов на обед?

Выбора особого не было: я знал лишь, как готовить блины, а еще сэндвичи с арахисовым маслом и вареньем.

– Мама пекла блинчики на завтрак, – пожаловалась Амелия.

– Вы знаете, что рассасывающиеся нити делают из кишок животных? – вклинилась в разговор ты.

– Нет, и лучше бы не знал…

Амелия намазала клей на постер.

– Маме лучше?

– Нет, малыш.

– Но она обещала нарисовать пищевод.

– Я могу помочь, – сказал я.

– Ты не умеешь рисовать, пап. Когда мы играем в картинки-ассоциации, ты всегда рисуешь дом, хотя это никак не связано с ответом.

– Разве тяжело нарисовать пищевод? Это ведь труба, верно? – Я порылся в поисках коробки «Бисквик».

Раздался грохот, нож закатился под диван. Ты неловко повернулась.

– Стой, Уиллс, я подниму! – крикнул я.

– Мне он больше не нужен, – сказала ты, все еще извиваясь.

Амелия вздохнула:

– Уиллоу, перестань вести себя как ребенок, иначе надуешь в штаны.

Я перевел взгляд с твоей сестры на тебя:

– Тебе нужно в туалет?

– Она делает такое лицо, когда терпит…

– Амелия, хватит! – Я прошел в гостиную и сел на корточки рядом с тобой. – Милая, тебе не нужно смущаться.

Ты поджала губы:

– Я хочу, чтобы меня отвела мама.

– Мамы тут нет, – фыркнула Амелия.

Я подхватил тебя с дивана, чтобы отнести в ванную комнату на первом этаже. Просунул в проем твои нелепо расставленные из-за гипса ноги, когда ты сказала:

– Ты забыл мусорные пакеты.

Шарлотта рассказывала, как подкладывала их под гипс перед походом в туалет. За все время твоего пребывания в «ортопедических штанах» эта обязанность обходила меня стороной. Ты очень смущалась, что мне придется снимать твои штаны. Я завернул за угол к шкафчику, где Шарлотта хранила коробку мусорных пакетов для кухни.

– Ладно, – сказал я. – Я новичок, так что руководи.

– Поклянись, что не будешь подглядывать.

– Положа руку на сердце!

Ты развязала узел, державший гигантские трусы боксеры, которые мы натянули поверх гипсовых штанов. Я поднял тебя, и они сползли вниз. Когда я снял их, ты взвизгнула:

– Смотри наверх!

– Хорошо! – Я решительно уставился тебе в глаза, стараясь убрать шорты, потом поднял мусорный пакет, который нужно подложить в паховой зоне. – Хочешь сделать это сама? – покраснев, спросил я.

Я поднял тебя подмышки, пока ты пыталась уложить целлофан вдоль гипса.

– Готово, – сказала ты, и я разместил тебя над унитазом.

– Нет, чуть назад, – сказала ты.

Я подстроился и стал ждать.

И ждать.

– Уиллоу, – сказал я, – давай уже.

– Не могу. Ты слушаешь.

– Я не слушаю…

– Слушаешь.

– Мама же слушает…

– Это другое, – сказала ты и расплакалась.

Стоило открыться одним каналам, как распахнулись и другие. Я опустил взгляд на унитаз, но ты заплакала громче.

– Ты сказал, что не будешь подглядывать!

Я устремил взгляд на север, переложил тебя на левую руку, а правой потянулся за туалетной бумагой.

– Пап! – прокричала Амелия. – Мне кажется, что-то горит…

– Вот черт! – выругался я, отдаленно подумав о банке для ругательств, и вложил в твою ладонь бумагу. – Поторопись, Уиллоу, – сказал я, потом нажал на смыв.

– Мне н-н-нужно пом-м-мыть руки, – заикаясь, захныкала ты.

– Позже! – резко сказал я и отнес тебя обратно на диван, сложив шорты у тебя на бедрах, прежде чем помчаться на кухню.

Амелия стояла перед плитой, где превращались в угли блинчики.

– Я выключила конфорку, – сказала дочь, кашляя от дыма.

– Спасибо.

Она кивнула и потянулась к столешнице за… Это то, что я подумал? Амелия села и подняла клеевой пистолет. Она приклеила почти тридцать моих крутых фишек от покера по краю постера.

– Амелия! – закричал я. – Это мои покерные фишки!

– У тебя их целая куча. А мне всего-то и нужно парочку…

– Разве я разрешал их трогать?

– Но и не запрещал, – сказала Амелия.

– Папочка, – позвала ты из гостиной, – мои руки!

– Хорошо, – выдохнул я. – Хорошо. – Я досчитал до десяти, потом отнес сковороду к мусорному ведру, чтобы выбросить содержимое. Металлический край обжег мое запястье, и я выронил сковороду. – Черт подери! – выкрикнул я и включил холодную воду, подставляя руку под струю.

– Я хочу помыть руки! – завыла ты.

– Ты должен Уиллоу четвертак, – сказала Амелия, подбоченившись.

К девяти часам вы уснули, кастрюли были вымыты, мерно гудела посудомоечная машина. Я обошел дом, выключая свет, потом прокрался в темную спальню. Шарлотта лежала, забросив за голову руку.

– Тебе не нужно ходить на цыпочках, – сказала она. – Я не сплю.

Я опустился на кровать рядом с ней:

– Тебе лучше?

– Я совершенно опустошена. Как девочки?

– Хорошо. Хотя с прискорбием сообщаю, что пациент, которого оперировала Уиллоу, не выжил.

– Что?

– Ничего. – Я перекатился на спину. – На обед у нас было арахисовое масло и варенье.

Она рассеянно похлопала меня по руке:

– Знаешь, что я обожаю в тебе?

– Что?

– Рядом с тобой я кажусь такой хорошей…

Я завел руки за голову и уставился в потолок:

– Ты больше ничего не печешь.

– Да, но у меня не сгорают блинчики, – сказала Шарлотта, слегка улыбнувшись. – Амелия настучала на тебя, когда заходила пожелать мне спокойной ночи.

– Я серьезно. Помнишь, как ты делала раньше крем-брюле, птифур и шоколадные эклеры?

– Полагаю, на первом месте оказались дела поважнее, – ответила Шарлотта.

– Ты повторяла, что однажды у тебя будет своя пекарня. Ты хотела назвать ее «Силлабл»…

– «Силлабаб», – поправила она.

Может, я и не запомнил название, но знал его значение, потому что я спрашивал: силлабаб – это старинный английский десерт, парное молоко от коровы добавляли прямо в ведро с сидром или хересом. Получалось что-то вроде гоголь-моголя, – сказала мне Шарлотта и пообещала приготовить на пробу, и в ту ночь обмакнула палец в сладкий крем и провела по моей груди, собирая его поцелуями.

23
{"b":"805167","o":1}