– Ольга Михайловна, – в дверном проёме нарисовалась отбеленная макушка секретарши Вари. – Там ваш сын. Говорит, срочно.

Удивлённый малахитовый взгляд метнулся от монитора к источнику звука.

– Настолько срочно, что звонит не на мобильный, а в офис? – директор машинально потянулась к телефонному аппарату.

– Нет, нет, он здесь!

Дверь медленно открылась, и на пороге, слегка пригнув голову, возник юноша. Стандартные проёмы не позволяли баскетболисту выпрямиться без риска повреждений. Волосы – сумеречный шухер, глаза – кристаллы льда. Макс получил статус ксерокопии отца, мать одарила сына лишь улыбкой.

«Заходит робко, стопудово накосячил!» – мысленно обозначила причину визита Ольга.

– Если никого не убил, не подрядился наркодилером и не ограбил банк, это не срочно, Макс. К тому же большинство вопросов можно решить по телефону.

– Привет, мам. Шесть раз набирал, до Пентагона легче дозвониться, чем до тебя.

– Ладно, сдаюсь, – искренняя улыбка мелькнула на лице, обнажив следы времени в уголках глаз. – Но можно было предпринять и седьмую попытку. Хорошее число, говорят, счастливое.

– Учту на будущее.

– Ну что у тебя стряслось? Пока курю, успеешь рассказать?

– Если добавишь к сигарете американо, приложу максимум усилий.

«Теребит шнурок толстовки. Нервничает засранец», – Оля закусила губу.

– Ага, значит, подключаем тяжёлую артиллерию. Намерен отправить меня в нокдаун? – ароматный кофе и тонкие Vogue стали слабостью Ольги, зависимостью, которую она не хотела лечить.

От рабочего стола до кофемашины – три удара каблуков.

Закинуть капсулу, поставить белоснежную фарфоровую чашку и нажать кнопку. В личном рейтинге Ольги кофемашина была почётным бронзоносцем рядом с посудомойкой и незаменимой стиралкой. Жужжание аппарата завораживало и дарило сладкое предвкушение эстетического наслаждения. Три секунды, и чашка начала наполняться ароматным, будоражившим нейроны напитком. По версии Ольги Михайловны Лихачёвой можно бесконечно смотреть на три вещи: как течёт вода, как горит огонь и как кофе наполняет фарфоровый сосуд.

– Так выше шанс, что ничего в меня не запустишь. Обе руки будут заняты.

«Шуточки в ход пошли. Дело дрянь».

– Ладно, выкладывай, мистер интриган.

– А мне кофе не предложишь?

– Тебе некогда пить, ты же будешь посвящать меня в подробности неотложного дела. А если что-то пойдёт не так, я отдам свой американо. Как раз освободится рука, чтобы метнуть в тебя, например, случайно подвернувшейся пепельницей.

– Класс, теперь буду надеяться, что кофе мне не достанется, – девятнадцатилетний Макс был опытным дуэлянтом по части словесных перепалок. Их семейная манера говорить о серьёзном, щедро отсыпая шутки и приколы, покоряла. Казалось, ничто не выведет из равновесия этих двоих.

Ольга забрала свой американо и уверенным шагом направилась к балкону. Макс обречённо поплёлся следом. Приближение момента признания заставило нервную систему парня напрячься, а желудок – скорчиться от спазма.

Солнечный сентябрь баловал теплом. Вдохнув полной грудью воздух мегаполиса, сосредоточенная на работе руководитель офиса Ольга Михайловна удалилась на обед, уступив место маме взрослого, но нуждающегося в помощи сына. Она с наслаждением прищурилась, глядя на солнце, и присела на стул. Макс оккупировал второе свободное место.

– Сигарету?

– Мне-е-е? Эээ, мам, я не…

– Попытаешься убедить, что не куришь с шестнадцати лет? – звонко и так по-доброму засмеялась Ольга, что Максу оставалось только признать поражение.

– Как ты это делаешь, а? Что за скан-система встроена в твой мозг?

– Сын, я просто не сразу родилась сорокапятилетней мудрой тётечкой. Опыт девятнадцатилетней взрослой жизни мне тоже знаком.

– Тебе не сорок пять.

– Зато тебе девятнадцать, и ты явно боишься рассказывать, что пригнало тебя ко мне в офис посреди рабочего дня.

– Ладно. Улитку помнишь?

– Ооо, ту, которой я траванулась в Париже? Её образ навсегда запечатлён в моей памяти.

– Нет, мою Улитку.

– А, прости, – хихикнула Оля и с наслаждением затянулась любимыми Vogue. – Улю помню, конечно. Что, расстались?

– Нет.

– Изменила?

– Нет.

– Ты изменил?

– Нет.

– У меня закончились популярные варианты. Давай выкладывай.

– Мам, Уля беременна.

Ещё одна затяжка. Потом ещё. Американо не стало за три глотка. Глубокий вдох.

– То есть в сорок пять буду бабушкой, – выдохнула терпкую смесь кофе, сигарет и осознания положения.

– Тебе не сорок пять.

– Как раз исполнится, когда Улитка твоя родит. Какой срок?

– Я ничего в этом не понимаю, мам. Тест показал четыре-пять недель, это оно?

– Оно, милый, оно. Только новость не срочная, не рожать ведь едете. Можно было и в более романтичной обстановочке сообщить. С просекко и пармской ветчиной на закуску.

Оля резко встала, подошла к перилам. Сидя было видно только макушки зданий, теперь же перед ней открылась вся картина. Порт. Отнюдь не романтичный видок. И уж совсем не располагающий к долгим беседам по душам.

– Жениться будете?

– Мам, нам всего по девятнадцать. Ну какая семья, дети, – Макс виновато опустил глаза, продолжая нервно теребить шнурок на капюшоне толстовки. Оля понимала, что самое важное сын ещё боится произнести.

Городской телефон в кабинете очевидно тоже не выдержал накала и решил нагло прервать беседу. Мерзкий трезвон заполнил пространство.

– Ответишь?

Молчание.

– Мам?

– Подождут. Не до них.

– Ясно. Короче, – Максим вскочил со стула и начал хаотично перемещаться в пространстве. – Посоветуй врача, чтобы сделал аборт.

– Это твоё решение или Улитка до такой оригинальной идеи сама доползла?

– Мы вместе. Мам, ну куда нам сейчас детей? Оба зарабатываем копейки, зависим от родителей, только на второй курс перешли. Да и вообще не готовы…

Ольга уже не слышала сына. В голове эхом прошлого звенел голос тёти Шуры: «Души договорились. Проклятие теперь смогут снять только дети».

Солнце стало раздражать. Дыхание участилось. Не заплакать бы. Попытка свернуть Макса с пути равнозначна жалкому усилию отказаться от кофе и сигарет одновременно. Без мощной стимуляции и огненной мотивации шансы на удачу стремились к нулю.

«Зря ты, Оленька, не дала Душе прийти», – снова пронеслось воспоминание.

– Прежде чем начнём искать врача, мне нужно кое-что рассказать, – не реагируя на продолжающийся монолог сына, твёрдо заключила Ольга.

– Что?! Будешь морали мне читать? О вреде абортов и бла-бла-бла? – Макс приготовился сопротивляться, но истерические нотки в голосе с потрохами выдавали нервозность.

– Нет, обещаю. Но до того, как совершим фатальную ошибку, ты должен меня выслушать. Обязан! Слышишь?!

– Мам, ну смысл…

– Моя судьба зависит от твоего решения, – потускневший изумруд глаз уже не искрил, умолял.

Длинный коридор. Высокие двери, огромные окна. Полуденные лучи мягко освещают потёртые зелёные стены, которым время нанесло рваные раны. Чёткий ритм шагов звенит в тишине. Фигура приближается к старому трюмо. В нём сквозь налёт пыли отражается военный. Статный, молодой. Одет с иголочки. Длинные брюки заправлены в облегающие сапоги. Над правым нагрудным карманом распахивает крылья орёл. Он же украшает пряжку ремня. Надпись на непонятном языке. Мужчина неспешно рассматривает детали формы.

Но момент самолюбования прерывает хлопок. Выстрел. В упор. Больно. Падает.

Оля вздрогнула и проснулась. Снова упала во сне. Третий год подряд её убивали выстрелом в спину. Образ военного преследовал и пугал третьеклассницу. Откуда только взялось это дурацкое видение?