Сам начал работать по найму с 12 лет. Сначала мальчиком в аптекарском магазине Голубовича в г. Белёве, затем мальчиком у торговца Куркина в г. Болхове, затем мальчиком и приказчиком в мануфактурном магазине братьев Алексеевых (г. Болхов). Конец 1916 и начало 1917 г. в связи с закрытием магазина в Болхове – на черновых работах. В феврале 1917 года был призван в старую армию (131-й пехотный полк), где служил до сентября 1917 г. Уволен в отпуск по болезни и обратно не возвратился. Работал в г. Белёве у купца Яковлева дворником.

В марте 1918 года добровольно поступил в Красную Армию, во 2-й Калужский партизанский отряд (г. Козельск), с которым убыл на Южный фронт, где влились в состав 4-го Московского стрелкового полка (в последствии переименованного в 121-й стрелковый полк), в составе которого участвовал в боях против Краснова на Новохопёрском направлении. 28 декабря 1918 года был обморожен у ст. Калмычек и направлен в госпиталь в г. Тамбов, откуда эвакуирован в г. Калугу. Из Калуги в сентябре 1919 г. выписан из госпиталя. По пути следования в часть снова заболел и

был направлен в госпиталь в г. Вольск, откуда выписался в феврале 1920 г. и поехал в свою часть. Но до части не доехал, не зная её точного места пребывания, вследствие чего в г. Краснодаре был направлен в запасной полк 9-й Кубанской армии, откуда в мае 1920 г. поступил на Краснодарские командные курсы, которые окончил с отметкой «отлично» 1 января 1922 года.

По окончании курсов выбрал место службы (г. Барнаул, части особого назначения), где служил в 8-м отдельном особого назначения батальоне командиром взвода. По расформировании батальона в августе направлен в резерв комсостава при штабе СибВО, откуда поступил учиться в высшую

военную школу Сибири, которую не окончил по причине её расформирования. Направлен в 87-й стрелковый полк комвзвода. В полку прослужил до декабря 1928 г. на должностях: комвзвода, пом. нач. пулькоманды, нач. пулькоманды, командир пулемётной роты.

В декабре 1928 г. переведён Речицким райвоенкомом, в сентябре 1931 г. – Комаричским райвоенкомом, в сентябре 1934 г. – Ржевским райвоенкомом, в октябре 1937 г. – начальником Брянского мобокруга, а в октябре 1938 г. назначен Орловским облвоенкомом.

За службу в Красной Армии награждён юбилейной медалью «XX лет РККА», в 23-ю годовщину Красной Армии Указом Президиума Верховного Совета награждён орденом «Знак Почёта».

В ВКП(б) вступил в октябре 1920 г. на Краснодарских комкурсах, утверждён Краснодарским укомом ВКП(б), партбилет № 0268942.

За период нахождения в партии был секретарём ротной партячейки, членом полкового бюро ВКП(б), членом пленума и кандидатом в члены бюро Комаричского РК ВКП(б), членом пленума Ржевского РК И ГК ВКП(б), неоднократно избирался на районные, областные и окружные

партконференции. Был членом Речицкого горсовета и райисполкома, Комаричского райисполкома, Ржевского горсовета и райисполкома. Являюсь депутатом Орловского облсовета и членом исполкома облсовета депутатов трудящихся.

Активно участвовал и участвую в работе Осоавиахима, за что награждён в 1929 г. значком «Активист Осоавиахима». Сейчас состою членом президиума Орловского областного Совета Осоавиахима.

В троцкистских и др. антисоветских группировках не состоял. Колебаний от генеральной линии партии не было. Судим не был.

Полковник Волкоедов. г. Орёл. 14 марта 1941 г.»

А теперь вернёмся к мемуарам М.М. Мартынова (см. 1-ю главу), в которых он приводит запись беседы с бывшим первым секретарём Советского райкома партии П.С. Студенниковым. Пётр Степанович вспоминает, что он на машине, спускаясь по Ленинской, врезался в колонну немецких

танков и впереди заметил «эмку» Волкоедова. По версии Студенникова, в машине вместе с облвоенкомом находился заведующий военным отделом обкома партии Дмитрий Фёдорович Добродеев. Якобы немцы из танка разнесли вдребезги «эмку» Волкоедова и Добродеева, а самому Студенникову удалось скрыться в одной из Курских улиц, а затем выбраться на юго-восточную окраину города, куда противник ещё не проник.

Как известно, военные отступали в направлении Мценска, где собирались войска для отражения дальнейших атак Гудериана. А вот партийные работники и силовики по заранее намеченному плану отступали на Елец, где впоследствии (с небольшим перерывом) и располагались вплоть до освобождения Орла.

Обратим внимание, что в поиске появилось ещё одно имя – Добродеев. Его нет в имеющихся у нас документах, подписанных Лебедевым, который лишь сообщает Военному Совету Орловского военного округа 10 октября 1941 года: «…не прибыл к месту новой дислокации облвоенкомата в

г. Елец облвоенком полковник Волкоедов Н.А. Последнего адъютант видел в двух километрах от Орла тяжело раненым, вынести его с данной территории не представилось возможным.., принимаю меры для дальнейшего розыска тов. Волкоедова, о результатах донесу дополнительно».

Как проходил дальнейший розыск, нам пока неведомо. Нет никаких подробностей и о гибели Добродеева. Очевидцы, бывшие в то время детьми, смутно вспоминают, что среди погибших на Старо-московском шоссе были два полковника. Скорее всего, это Волкоедов и Мясников. Был ли Добродеев в военной форме? По крайней мере, о погибших в штатском в двух «эмках» никто не вспоминает. Вопросы, вопросы…

Поиск продолжается. Ребята из «Безымянного солдата» вновь связались с правнучкой Волкоедова, надеясь, что она подскажет новые направления исследований по разгадке трагедии, произошедшей на северной окраине Орла 3 октября 1941 года. Мы следим за развитием событий,

уверенные, что следопытам по силам восстановить детали октябрьского происшествия, а главное – установить имена всех погибших, чтобы затем увековечить их на памятной плите. Ради этого и продолжается благородная миссия уже правнуков солдат Победы.

А тем временем я перебирал свой архив, подспудно терзаемый вопросом: почему всё же Орёл бросили на произвол судьбы? Нашёл свидетельства того, что основные властные структуры покинули Орёл ещё за три дня до вторжения немцев.

«Я 3 октября оказалась в районе нынешнего сквера Танкистов и хорошо помню, что ещё рано утром по Пушкинской в сторону Ливенской промчались машин пять-семь легковушек… Это машины обкома и горкома партии, я их знала. Но ещё с вечера туда же проследовали такие же

автомобили и ещё пара грузовиков… Убегали наши руководители без оглядки… А людям ничего не сообщили, даже радио молчало, хотя до этого несколько раз во время авианалётов давали звуковой сигнал… В обед где-то началась паника, видимо, просочилась информация, что немцы на подходе. С каждым часом людей становилось всё больше, они запрудили всю Московскую. Но тут появились немецкие машины и мотоциклы, они несколько раз выстрелили поверх голов, чтобы люди, значит, дорогу им освободили. Народ кинулся кто куда… Я что-то не помню, чтобы бои шли на улицах, наших-то войск здесь не было, с кем воевать-то… Немцы быстро проскочили на вокзал, видимо, хотели удостовериться, что там противника нет… Потом, да, послышались на северной окраине Орла выстрелы и взрывы, может, это там и произошла какая-то стычка, но быстро всё смолкло. И к вечеру загудело – это множество немецких танков и машин въезжали в город. Люди стали прятаться, поняв, что дело принимает серьёзный оборот…» (ЛАА. Воспоминания 78-летней А.П. Шагаевой, 1981 г.)

Вот так! В Орле оставались только «дежурные службы», ответственность перекладывалась на

плечи совершенно неподготовленных и малоопытных людей. Об одном таком случае – вопиющем! – очередное свидетельство.

За многие годы поисковой работы набралось немало фактов, как говорится, из первых рук. Особое место здесь занимают воспоминания Энвера Арифова, полковника запаса. Его воспоминания о нашествии гитлеровцев на Орёл позволяют оценить действия многих должностных лиц, которые и стали виновниками сдачи врагу областного центра. Вот строки из его письма.