Уже который день подряд на окраине Эндерглида, у самой стены, было неспокойно. Началось все с предательского бегства Сантерила ― весть о том, что страж Рассвета, сражавшийся в Дилане бок о бок с Розенгельдами, добровольно пропустил через Врата градеронца и ушел сам, мигом облетела весь город и не могла не всполошить людей, которые и без того еще не слишком отошли от трагической и странной гибели Эгрендерла. Но вот Врата Рассвета и Заката поменялись местами, и, казалось, следующие шесть месяцев можно жить более или менее спокойно, однако тут появилась еще одна будоражащая новость ― Розенгельды, вновь отправившиеся в Дилан, вернулись, и не одни, а с малолетней диланской принцессой (как Гволкхмэй и Тристан ни пытались выяснить, кто разнес этот справедливый слух, найти концы им не удалось). И, словно всего этого было недостаточно, в город пытались прорваться двое отступников. Стражи Рассвета дали им достойный отпор, но люди все равно изрядно занервничали: нападения в отсутствие Врат случались очень редко, и их бесцельность пугала.

Эта нервозная обстановка порядком напрягала Илдиона. В такой момент люди не могли не вспомнить о том, что он ― ребенок отступников и, чем черт не шутит, тоже может выкинуть какой-нибудь номер. Поэтому его неустанно награждали подозрительными взглядами, стражи, воины и преследователи Рассвета смотрели на него с подавляющей мрачностью, словно наверняка знали, что за всеми нападениями стоит именно он, а девушки, которые обычно скрашивали существование Илдиона и которых он менял по несколько раз на неделе, засыпали его такими вопросами, что впору было хвататься за голову.

– А как звали тех двоих, что напали недавно? ― словно подслушав мысли Илдиона, поинтересовалась его очередная подружка ― они как раз прогуливались у площади, на которой обычно высились Врата Рассвета. ― Ты их знаешь?

– Милая Эрилия, ― Илдиону оставалось только закатить глаза. ― Я их даже не видел. Битва-то была за стеной.

– Ну, может, ты взобрался на стену, потому что хотел помочь своим… ― предположила девушка с робкой надеждой.

К вящему неудовольствию своих родителей, подрастающая часть женского населения Эндерглида весьма благоволила Илдиону, несмотря на его мрачное прошлое и нынешнее положение почти у самых низов социальной лестницы. Причиной этому была его внешность ― высокий рост, длинные золотистые локоны и пронзительно-яркие синие глаза просто не могли не привлекать внимания. Благодаря им девушки не только не боялись предполагаемого отступничества Илдиона, но со временем и вовсе стали находить в нем особое очарование. Самого Илдиона это порядком забавляло, и он не торопился развенчивать их представления, хотя на самом деле его воспоминания о времени, проведенном в пустоши Этериола, были совсем невеселыми, и выражение «помочь своим» здесь было совсем неуместно. Те, кого Илдион некогда считал своими, были его сверстниками, которым доставалось так же, как и ему, а их почти всех убили в битве у Врат Рассвета. Его самого едва не постигла та же печальная участь. Один из отступников толкнул Илдиона вперед, защищаясь от стража Рассвета. Двенадцатилетний Илдион, хоть и не был к этому готов, все-таки сознательно пошел на битву и был вооружен. Ему даже удалось задеть этого стража кинжалом, но тот в ответ ударил его мечом с такой силой, что Илдион, обливаясь кровью, упал и так и пролежал на площади до конца боя, пока кто-то не заметил, что он еще жив, и не внес его в Эндерглид. Илдион не помнил, кто это был, как не помнил и того, кто нанес ему рану, да и не хотел вспоминать. Ненависти к эндерглидцам он не испытывал, но и благодарности ― тоже. С другой стороны, он же все-таки решился на сотрудничество с отступниками…

– Илдион?

– Ну нет, ― сказал Илдион, отвлекаясь от своих мыслей. ― Я был занят совсем другим.

– Чем?

Илдион хотел ответить что-нибудь вроде «планировал тайный заговор», просто чтобы посмеяться над испугом подруги, но тут он краем глаза заметил, как к ним целенаправленно приближаются уже знакомые ему малолетние стражи Рассвета, подозревающие его во всех смертных грехах. Илдион решил, что вогнать их в ступор будет куда веселее ― ведь они явно шли к нему с каким-то сообщением от вышестоящих, уж больно уверенно держались.

– Планировал нашу прогулку, ― сказал Илдион, обхватил Эрилию за талию, прижал ее к себе и, прежде чем Рилан и Демиан успели подойти вплотную к нему и начать разговор, наградил ее требовательным поцелуем. Как он и ожидал, оторопевшие мальчишки замерли в нескольких шагах от них, не зная, что делать. Краем глаза Илдион скользнул по покрасневшему лицу Рилана и едва сдержал смех. Вид Демиана доставил куда меньше положительных эмоций. Выглядел он так, словно увиденное не вогнало его в смущение, а всего лишь несколько удивило.

Так оно и было. Демиан, в отличие от Рилана, не особенно растерялся. Подобные вещи почему-то вообще никогда его не смущали. Поэтому он очень быстро решил, что нужно делать, и теперь мысленно отсчитывал десять секунд, положенных, по его мнению, по правилам вежливости. Когда они истекли, Демиан толкнул Рилана, который, побагровев, продолжал с открытым ртом наблюдать за Илдионом и Эрилией, и как ни в чем не бывало громко проговорил:

– Илдион, вас срочно хочет видеть господин Тристан.

Эрилия, услышав его голос, испуганно отпрянула от Илдиона ― она не обратила внимания на приближающихся ребят и не знала, что за ними наблюдают.

– Ну вот, ― Илдион поморщился с нарочитым недовольством. ― Получше момента не могли выбрать?

– Это вам следовало выбрать получше ― только не время, а место, ― сказал Демиан.

– Ага. А с твоим другом все в порядке? ― Илдион с иронией посмотрел на онемевшего Рилана.

– Рилан! ― Демиан сердито пихнул друга с такой силой, что тот чуть не упал, зато, наконец, отвел взгляд от парочки.

Эрилия довольно хихикнула.

– Ладно, увидимся позже, ― сказал ей Илдион. ― Тристану, видимо, тоже интересно, забирался ли я на стену, чтобы помочь своим.

Не забывая наблюдать за Риланом, Илдион запечатлел на губах счастливой подруги еще один поцелуй и лишь после этого с усмешкой заявил, что готов следовать за «почтенными проводниками». Всю дорогу до башен он издевался над Риланом, у которого лишь через пять минут после увиденного прорезался голос. Впрочем, ответить что-либо осмысленное на насмешки Илдиона он все равно не мог и только огрызался, порядком смущенный.

Демиан не обращал на них внимания и думал о том, правильно ли он поступил, рассказав все отцу по его возвращении. Но был ли у них с Риланом выбор? Сантерил обещал настоять на том, чтобы Тристан уделил внимание Темной башне, но он сбежал, не успев выполнить этого обещания. Оставалось только самим добиться внимания Тристана или использовать как поручителя в серьезности дела кого-нибудь еще. После долгих колебаний Демиан со всеми предосторожностями рассказал отцу обо всем, что знал, и у того не возникло сомнений в том, что необходимо выяснить, почему у Темной башни вьется столько народу.

– Даже если это все ― цепь случайностей, в чем я сомневаюсь, ― сказал он, ― вреда от лишнего осмотра не будет.

Больше Кристиан ничего не добавил, но на самом деле у него имелись опасения касательно естественности происходящих событий. Руэдейрхи осуждает своего брата, Рэвенлир доносит на собственного сына, Рагнар оказывается за пределами Градерона, откуда его забирают в Дилан отступники, а Архаил ― в Темной башне, вокруг нее как раз начинает появляться подозрительно много людей, среди которых ― ребенок отступников и предатель Ангелор. Подозрительно слаженные цепочки немыслимых событий, и Кристиан уже почти не сомневался, что здесь замешан золотой пергамент. Но с какой целью его использовали? Если с Рагнаром все более или менее ясно ― ведь, в конце концов, Реас и Астион могли пожелать иметь при себе целителя, ― то при чем тут Темная башня?