Лехтэ с нескрываемым любопытством огляделась по сторонам. Туман впереди рассеялся окончательно, оставшись только с боков и позади, а впереди темнел вход.

Сердце дрогнуло, но Лехтэ, подавив трепет, сделала решительный, твердый шаг. Затем еще один.

«Смелая эллет», — пошутил бы муж в былые времена. Или глупая? А впрочем, может, это синонимы?

Глубоко вздохнув, Лехтэ безотчетным движением сжала в кулаке ворот платья. Как тут пусто и бесприютно! Фэа вздрогнула и зашлась в беззвучном плаче. Как же он тут? С его-то характером!

За сына, как ни странно, она не боялась. Не переживала. Просто сердцем чувствовала, что с Тьелпэ все хорошо и ему тут спокойно. Что он доволен. Может, сын таким образом посылал ей весть? Муж — другое дело. При мысли об Атаринкэ душа рвалась. Так где же он? Где ты, мелиндо? Я тут, я пришла!

Где-то в отдалении мерцали золотые блики. Фэар, как догадалась Лехтэ. Все вокруг казалось размытым, расплывчатым. Нереальным. Расстояния терялись, и было совершенно неясно, сколько же им до тех бликов идти. То ли пару минут, то ли несколько месяцев.

Было темно. Непроглядно даже. Гигантские своды исчезали в вышине. Чернота вокруг казалась абсолютной, но, странное дело, видно при этом все было совершенно отчетливо. И толстые витые колонны, и камень пола. Едва взгляд падал на определенный участок зала, как Лехтэ начинала различать детали. Поворачивала голову — и все исчезало.

Фэа различала безмолвный крик. Словно птица плачет в лесу надрывно. И не было, совершенно не было никаких сил выносить, слушать это. Разве это возможно — так страдать?

Лехтэ вначале ускорила шаг, затем побежала. Все быстрее и быстрее. Туда, где виднелись фэар.

Золотые блики ускорили движение, начали метаться. Лехтэ споткнулась о собственный подол, подобрала юбки и побежала вновь.

И вдруг остановилась, натолкнувшись на стену. Прозрачную, но от этого не менее прочную.

— Это лишь преддверие, — послышался голос Намо. — Дальше живые пройти не могут. За стеной — фэар. Это все, что я могу сделать. Ищи своего мужа. Если он здесь, если не скрылся, то увидишь его.

Лехтэ вздрогнула. Она смотрела, с трудом воспринимая слова Намо. Искать Атаринкэ? Но зачем же? Вон он. Вон там, левее, на расстоянии полета стрелы. Как поняла, она сама не знала. Ведь все фэар похожи внешне одна на другую. И тем не менее была уверена — это он.

Ударив ладонью в стену, Лехтэ рванулась, но наткнулась на преграду. И тогда закричала что было сил:

— Атаринкэ! Мелиндо!

***

— Поторопись, Куруфинвэ Феанарион, к тебе пришли! — вид майа, стоящего на пороге, был серьезен и строг.

Искусник молча направился к выходу, и явно удивленный этим фактом сопровождающий решил уточнить:

— Даже не спросишь — кто?

— А смысл? Сейчас узнаю, — не желая выдавать свое истинное состояние, невозмутимо ответил тот.

— Ты-то узнаешь, а вот гость может и ошибиться, — покачал головой конвойный. — Что ж, тем хуже для нее будет.

Куруфинвэ понял, что они на месте, когда обнаружил прозрачную, но даже на вид крайне прочную стену… а за ней… Его фэа заметалась, желая оказаться по ту сторону барьера, пусть даже это и означало бы для него окончательную смерть.

Жена узнала, потянувшись своей фэа к его. Атаринкэ подлетел к стене, стараясь хоть немного продержаться в привычном Лехтэ облике.

«Как же тебе одиноко, родная! Не плачь, радость моя, я все равно с тобой, не плачь».

Осознание, что Лехтэ сейчас так близко и одновременно так далеко, рвало фэа на части. А в следующий миг страшная догадка буквально пронзила Атаринкэ — любимая вошла в Мандос, а значит, теряет силы, находясь с ним.

«Нет, Намо, не выйдет у тебя заполучить и ее в свою коллекцию фэар моей семьи», — подумал Искусник и потянулся к жене, отдавая все, что только мог. На миг ему показалось, что Лехтэ ощутила его поддержку и даже немного успокоилась.

***

Фэа мужа метнулась к преграде. Очень быстро. Почти мгновенно. Лица, увы, было не разобрать, да и сами контуры оставались размытыми, все время менялись. Все верно, ведь это не роа. Те, дальние фэар, принадлежавшие другим эльдар, имели форму шара. Почти все. Фэа Атаринкэ тоже. Однако теперь, когда он стоял в нескольких дюймах от нее, по ту сторону прозрачной преграды, фэа его начала принимать форму тела. Зыбкого, колеблющегося. Черты лица будто скрыты были за мутным стеклом. И все же облик был уже привычный, знакомый.

— Мелиндо, — снова прошептала Лехтэ, и голос ее сорвался.

Она положила ладонь на преграду, и почти мгновенно рука Атаринкэ коснулась ее с другой стороны.

— Мелиндо…

Ресницы Лехтэ дрогнули, по щеке покатилась слеза. Следом вторая. Фэа мужа, до сей поры светившаяся ровным золотым светом, теперь замерцала тревожно, он ударил кулаком в преграду, и в ту же секунду залы Мандоса огласил крик. Больше, правда, похожий на рык. Отчаянный, яростный. Лехтэ всхлипнула, еще раз ударила ладонью по прозрачной стене, словно надеялась, что удастся ее прорвать. Но стена не поддавалась. Тогда она ударила еще раз, и еще. А потом, опустившись без сил на колени, уперлась в преграду лбом и зарыдала. Надрывно, горько. Она уже не пыталась сдерживать слез, и они все текли и текли неудержимым, бурным потоком, стремящимся все смести со своего пути.

Фэа мужа металась с той стороны преграды, Лехтэ рвалась ей навстречу, и все била и била кулаками в стену. Конечно, без толку. Преграда стояла, как монолит. А за спиной Намо равнодушно, спокойно взирал на происходящее. Но Лехтэ уж точно не замечала его. Все, что она видела в данный момент, на чем был сосредоточен взор и все мысли — это фэа по ту сторону преграды. Любимый. Муж.

А тот, успокоившись наконец, опустился на корточки, положил ладони на преграду, в том самом месте, где и она касалась ее. И тогда Лехтэ ощутила волну тепла. Даже нежности. Словно первый цветок, показавшийся из-под снега, вдруг пригрелся в лучах весеннего солнышка. Ласкового и доброго. И тогда цветок распустился. И вместе с ним точно так же распустилась фэа Лехтэ. Ожила и согрелась. Потянулась к солнышку всем существом, каждым дрожащим, трепетным лепестком.

— Атаринкэ, мелиндо, — прошептала она, жадно вглядываясь в родные черты.

Точнее, конечно, в контуры фэа, но сейчас это было одно и то же. Для нее.

Она смотрела, и видела его, когда он был живым. Себя вместе с ним. Как она бежит к нему навстречу. Смеющаяся. Бесконечно, до боли в груди счастливая. А под ногами расстилаются ромашковые поля, и Лехтэ старается бежать так, чтоб по возможности не замять цветов. Тщательно выбирает место, тропки.

Над головами сплавилось серебро и золото. Смешение Света. Оно слилось в одно. Нечто новое. Чудное. Хочется петь, или, по крайней мере, просто смеяться. И Тэльмэ смеется, не сдерживая порыва. И когда наконец добегает до Атаринкэ, он подхватывает ее и начинает кружить. В тот момент они еще не были женаты. Как давно это было. И словно вчера.

Лехтэ вдруг тряхнула головой, словно очнувшись, и поняла, что все виденное только что она передавала все это время осанвэ. Мужу. Она подалась вперед, пытаясь угадать, что он чувствует, но, увы, ничего не смогла понять. Только волна тепла, что до сей поры исходила от его фэа, усилилась, и Лехтэ ощутила мощный, уверенный поток любви. Его ни с чем невозможно было спутать. Такие знакомые ощущения! Она купалась в них тогда, давно, в Эпоху Древ. Потом были горе и расставание. И гнев, и боль. Но все потом. А до той поры была чистая, такая искренняя и безудержная любовь.

И теперь была тоже. Именно ее ощущала Лехтэ, стоя в шаге от фэа мужа и не имея возможности коснуться ее.

За спиной ожила доселе неподвижная фигура Намо, сделав шаг вперед. И Лехтэ поняла, что их время выходит. И тогда она попыталась передать в ответ все, что чувствовала. Всю боль от его смерти, всю свою любовь. Всю радость, испытанную теперь. Пусть не может она коснуться его и обнять. Пока. Но она его видит, и это огромное, ни с чем не сравнимое счастье.