Силы возвращались, вливаясь в роа, разбегаясь по самым мелким жилочкам и уголкам тела. Вот уже Лехтэ могла с поддержкой брата гулять по саду, ощущая босыми ногами живительную свежесть и прохладу земли, когда почувствовала серебряный укол осанвэ. Чей-то зов. Осторожный и словно чуть вопросительный. Судя по всему, собеседник не был уверен, сможет ли она поговорить. Лехтэ откликнулась, ответила на осанвэ, и оказалось, что не напрасно. Мириэль Териндэ. Вот кто звал ее.

Alasse, милая, — приветствовала ее мать Фэанаро. — Как ты чувствуешь себя?

И Лехтэ рассказала. Охотно, отвечая на попутно возникающие вопросы. Говорить осанвэ и одновременно ходить ей было пока тяжело, поэтому она села, и уже сидя продолжила разговор. Она виделась с королевой всего лишь однажды, когда пришла в Чертоги Вайрэ посмотреть на знаменитые гобелены, и теперь живое участие знаменитой мастерицы было очень приятно. Словно весточка прилетела, легким перышком сев на плечо. Весть из прошлого. Или из будущего? А какая разница? Только в вести этой Лехтэ чудилось, что все у нее будет хорошо. Не сейчас, конечно, но потом точно. И от вести этой становилось светло и радостно на душе. А подумай отчего — и сама не знала. Просто хотелось улыбаться и жмуриться, подставив лицо лучам Анара.

«Мелиндо, слышишь ли там, в Чертогах Намо? Я жива! И, Эру, как же это прекрасно!»

Разговор с Мириэль, довольно продолжительный, завершился, и тогда из дома вышел Тар и протянул Лехтэ стакан яблочного сока, ее любимого, и пышную сдобную булочку.

Как всегда, устроившись под деревьями, Тар заиграл. Лехтэ ела, запивая нежную сдобу сладким соком, и смотрела, как опускается за горизонт ладья Ариэн, расцвечивая небо оттенками золотого и алого.

В этот момент калитка распахнулась и вошла Анайрэ.

— Здравствуй, Лехтэ, — поздоровалась она. — Здравствуй, Тар.

Брат кивнул, не прекращая играть, а жена Нолофинвэ, точнее, его вдова, замерла, слушая напевную песню арфы, чуть печальную и невероятно светлую. И такая же светлая грусть отразилась на лице Анайрэ. Чуть вздохнув, она произнесла:

— Спрашивать, как чувствуешь себя, не буду — сама вижу. И очень рада за тебя.

Они еще помолчали, а потом гостья, на прощание кивнув, ушла, осторожно притворив калитку. А Лехтэ, допив сок, откинулась в кресле и подумала, что Анайрэ, пожалуй, ничуть не легче сейчас, чем в недавнем прошлом самой Лехтэ.

Солнышко тем временем окончательно опустилось за горизонт, и Тар, завершив игру, уже встал, собираясь вести сестру в дом, когда с улицы раздалось веселое ржание. Оба вздрогнули, обернулись к калитке, и на лицах их появилась радость.

— Сурэ! — воскликнула Лехтэ, подавшись вперед.

А конь тем временем, перемахнув забор, подбежал и ткнулся в ладонь Тэльмэ носом. Та погладила его, обняла за шею и подумала, что теперь уж точно желать больше нечего. Из того, о чем можно мечтать сейчас, в нынешних обстоятельствах. Ведь какая ни на есть, а имеется крыша над головой, и заботливый брат, и еда, и вода. И даже вот, друг вернулся. А что до остального… Тут только остается ждать. Ждать и верить, что однажды желания сердца осуществятся. И Атаринкэ перешагнет порог.

Что они еще будут счастливы. И не в прошлом, о котором так приятно вспоминать, а в будущем.

И что это будущее у них, у нее еще есть. Обязательно.

***

Атаринкэ не мог сказать, сколько прошло времени в мире живых с того памятного разговора с Намо. Его фэа, почти обессилевшая и даже немного угасшая, равнодушно пребывала в предоставленной ей палате. Ничто не вызывало интерес.

Однако вдруг тонкая золотая нить соединила миры и поделилась так необходимым сейчас Искуснику теплом. Его вспоминали живые.

Время шло, и фэа Куруфинвэ стала прежней, а он смог ощутить, что вспоминает любимая, и потянулся в ответ. Атаринкэ постарался передать Лехтэ всю свою любовь и свое огромное счастье от того, что она жива. Именно Искусник постарался показать своей Тэльмэ, что в мире есть много прекрасного и удивительного, что ждать его совсем не обязательно в унынии и тоске.

========== 6. Эпилог ==========

Едва Лехтэ поправилась, она вновь отправилась на запад, к Мандосу. Конечно же, теперь в сопровождении брата. Да и не отпустил бы он больше ее одну.

Они ехали, и дорога казалась веселее и проще, чем в прошлый раз. Чем те многие и многие поездки, что она совершала прежде, одна.

Оставались позади луга, реки. Когда доехали до мостка, то Тар, спешившись, починил его. Лехтэ все порывалась помочь, но брат вполне справился сам. И тогда сестра, решив не мешать, занялась обедом.

Кони мирно паслись, а Лехтэ, глядя в небо и жмуря от удовольствия глаза, все сидела и думала. Думала о том, как ему, должно быть, тяжело там, в Мандосе. Ее мужу. Одиноко и холодно. Неуютно. С его-то характером! И как жаль, что она совершенно не может ничего сделать для него. Ни обнять, ни сказать слова утешения. В те далекие уже года, когда он был жив и дела у него шли в Эндорэ прекрасно, она об этом не думала. Но теперь то и дело возвращалась мыслями, начинала корить себя. И хотя понимала, что ничего исправить не в силах, однако все равно думала. Ведь так хотелось полететь вперед, словно птица, и обнять, прижать к груди упрямую голову.

Хотя… Лехтэ вздохнула и опустила взгляд. Настроение померкло, словно тучка набежала и скрыла солнышко. Это ведь только ее желания. А в сущности, если задуматься, то что она о нем знает? Не о том юноше, за которого выходила замуж, и даже не о том, кого провожала в Эндорэ, а о том, кем он стал? О лорде Куруфине. Еще позволит ли. Даже если б ей и удалось оказаться рядом, то где гарантия, что не оттолкнул бы? Впрочем, то, что произошло во время свидания в Мандосе, вселяло надежду. Надежду на то, что сомнения ее напрасны. А даже если и нет, то что бы это изменило? Да ровным счетом ничего. Она ведь любит его любым, каким бы он ни стал сейчас, и еще станет в будущем.

Тучки рассеялись. Тем временем брат закончил работу, и они, пообедав, продолжили путь.

Лориэн миновали без приключений, и к утру следующего дня прибыли на место.

Конечно, внутрь Мандоса ее никто не пустил. Ни одну, ни вдвоем с братом. Лехтэ стояла, опустив голову, уперевшись ладонями в холодный камень стен, и так хотелось заплакать. Но слез не было. Наверно, выплакала все.

Брат неслышно подошел и положил руки Лехтэ на плечи.

— Пойдем, сестреныш, — проговорил он тихо. — Не рви себе сердце. Ведь какая, по большому счету, разница, внутри ли ты или за несколько лиг? Ведь если мыслями ты с ним, то он наверняка чувствует. И ты дождешься его выхода — я помогу тебе.

Лехтэ обернулась и посмотрела на брата. И улыбка, пока еще робкая, коснулась побледневших губ. А Тар продолжал:

— Я уже и снаряжение взял. У нас есть горы, и вместе исследуем их. И эту, что ближе всех, и остальные. Все до единой! А там, глядишь, и время пройдет, и твой Атаринкэ вернется.

— Ты так думаешь? — спросила Лехтэ с надеждой в глазах.

— Я уверен, — ответил он твердо.

И тогда она, опустившись на колени, коснулась лбом холодного камня стен.

— Я не знаю, приду ли сюда еще, мелиндо, — проговорила она. — Не уверена, есть ли смысл, раз меня не пускают. Но мои мысли с тобой. И я жду тебя. И неважно, сколько лет пройдет и эпох. Ты только возвращайся ко мне. Однажды. Хоть когда-нибудь…

***

Шли годы, столетия, завершалась еще одна эпоха… Счастливые отголоски фэа Лехтэ все чаще долетали до ее мужа, что по-прежнему был заперт. Он сошел бы с ума, не будь у него твердой уверенности, что нужен там, среди живых.