Конь заржал и толкнул в плечо носом. И они пошли.

Пошли медленно, оглядываясь по сторонам. Маки гуще и гуще. Настоящие поля. Широкий алый ковер. Тисы, сосны и кадры мрачно высятся по сторонам, подобно стражам. Нависают над головами. Давят. Соловьи поют, но в их пении тоже чудятся печальные нотки.

Туман все гуще. Ивы полощут в озерах длинные косы. От сладких запахов все сильнее кружится голова. Лехтэ вздрагивает, прогоняет дурман. Хочется вдохнуть полной грудью. Но воздух не свеж, нет. Он напоен запахами.

Сумрак сгущался, наползал тяжелым, бархатным покрывалом, и Лехтэ никак не могла понять, как давно она идет. Сколько времени?

В просветах тумана видны фигуры. Не эльдар, нет. Прозрачные духи. Они танцуют, поют, будто стремясь перепеть соловьев. Сурэ жмется к ней, и Лехтэ поглаживает коня.

— Все хорошо…

А сама так ли сильно уверена в этом?

Как же страшно. Она прибавляет шаг. Уже почти бежит. Остаются позади светлячки, яркие звезды, спрятанные Вардой на дне озер. Все это сейчас не привлекает Лехтэ.

Сурэ спешит за своей хозяйкой, тревожно всхрапывая.

Раздвигаются кусты, Лехтэ вздрагивает и видит, как на поляну выходит медведь.

Раздается крик. Чей же он? Кто кричит? Неужели она?

Тут нога ее цепляется за некстати подвернувшийся камень, и Лехтэ падает. Лежит, не шевелясь. Медведь подходит, обнюхивает ее, встает на задние лапы. Подает руку.

Лехтэ даже головой тряхнула, чтоб отогнать наваждение. Ну какую руку? Лапу, конечно же. Просто лапу. Ухватившись, она поднялась и сказала:

— Спасибо.

Медведь склонил голову, лизнул в нос и ушел. Вот так вот.

— Идем, Сурэ, — позвала она.

Из туманов Лориэна вырвались уже под вечер. С западного края наползала заря, а путь их меж тем еще не был кончен. И надо бы отдохнуть. Недолго. Хоть полчаса.

Отойдя подальше, Лехтэ отпустила коня пастись, а сама упала в траву и смотрела на небо, где постепенно одна за другой зажигались звезды.

Интересно, как там Нуменор? Подошли ли к берегу уже их мрачные корабли, или в пути еще? Кто б сказал…

А впрочем, не все ли равно. У нее сейчас есть дела поважнее.

***

До сих пор она никогда не обращалась к Намо с подобной просьбой — пустить ее повидаться с мужем. Просто приходила и стояла, глядя на стены. Высокие, мрачные стены, что прячут того, кто ей так дорог.

Он ей дорог. А она ему? Что думает о ней Атаринкэ, пребывая там, за гранью жизни? О чем думает? Что вспоминает?

Вспоминает ли, как был счастлив, пока черная тень не наползла на Аман, закрыв небо, погасив свет и украв у них у всех будущее?

Слышишь ли ты свою жену, мелиндо? Чувствуешь ли сейчас ее плач? Видишь, как вздрагивают плечи, и как отирает она глаза, не стыдясь слез?

А впрочем, чего стыдиться? На многие лиги вокруг пустота, никого нет. Ни нисси, ни нэри. Никого, кто пришел бы и потревожил покой.

Только ветер протяжно поет в кронах да качаются ветки. Наползают тени. Густые, черные. Горы гигантскими провалами темнеют на западе, и надо спешить, ведь в темноте передвигаться опасно.

Проворно вскочив, Лехтэ крикнула:

— Сурэ!

И послышалось вдалеке негромкое ржание. Умный конь примчался, покивал головой. Снова птицей взлетела Лехтэ ему на спину, и они поехали. На этот раз не спеша, выбирая дорогу.

Через луга тянулась узкая тропка. Прямая, словно стрела. Или как копье. Оно летит, выпущенное умелой, сильной рукой, и горе тому, кто посмеет встать у него на пути.

Небо темнело. Черное покрывало наползало, укрывая дома, реки, горы. Звезды сияли все ярче и ярче. Звезды, которые она помнит совершенно иными. Другие цвета, другой рисунок созвездий. Под другими небесами были счастливы они с Атаринкэ, и тот Аман, та Арда безвозвратно ушла. Скрылась за поворотом, словно пороги на бурной реке, словно плотина или пестрое разнотравье. Скрылось, и не вернется уже никогда. А если вернется, то это будет уже нечто другое. Другая судьба. Другое счастье. Счастье ли? Да и они с мужем станут к тому времени совершенно другие. Уже стали. Какие? Можно ли угадать? Да и надо ли? Не проще ли оставить бесплодные размышления и предоставить жизни течь своим чередом? Может и проще. А ведь думается. И ничего ты с этим не поделаешь, Тэльмиэль Лехтэ. Сердце бьется, стучит, норовя вырваться из груди при одной мысли о том, что однажды она увидит его. Во плоти. Может увидеть. Сама мысль так сладка! Словно сказочный сон. Она зовет и манит. Как тот огонь свечи, что сверкает впереди во тьме, указуя путь. И она идет за ним. Все идет и идет. И не обращает внимания на усталость.

***

Теперь приходилось быть вдвойне осторожными. Равнины, луга закончились, и потянулся каньон.

В дневное время, когда ей случалось проезжать тут, от величественного зрелища невозможно было оторвать глаз. Казалось, вся красота мира сошлась, чтобы воплотиться в оранжево-красных скалах, обрывистых и крутых.

Если бы у нее имелось время и не было бы коня, с каким удовольствием побродила бы она по здешним холмам и скалистым уступам, в глубоких пещерах и по берегам реки, прорезавшей каньон в самом сердце и упрямо стремившейся на запад, к морю. Словно было ей, воде, куда стремиться и чего ждать. А впрочем, ей — есть.

Камешек мелькнул прямо перед мордой коня темной тенью, подскочил и затих. Сурэ всхрапнул, и Лехтэ, наклонившись, погладила его по шее. Огляделась настороженно. Теперь красота гор и скал была скрыта от чуждых глаз ночным пологом. Позади слышались странные шорохи и тихий рык. Сурэ вновь принялся тревожно прядать ушами. В вышине, на фоне черного неба распласталась тень, и конь, заржав, рванул с места, почти галопом пустился вперед.

Лехтэ испуганно прижалась к шее Сурэ, вцепившись в гриву. Что, если с ними что-то случится и она упадет? Или конь поранится? Второе пугало гораздо сильнее первого. Ей-то что, помучается немного и все. Зато уж потом все страдания фэа будут закончены. Для нее. Нет, нарочно смерти она не искала, но и не бегала от нее. Придет — и отлично. Она встретит ее, распахнув объятия, словно доброго друга. Поговорит с ней. Зато потом отдохнет.

Тэльмиэль вздохнула мечтательно. Кажется, столько лет прошло. Не сотни — тысячи, а фэа никак не может обрести покоя. Видно, впрямь бессмертие эльдар — их проклятие. Или ошибка Единого, которую он, молодой творец, допустил по неопытности. Зато потом уж на людях исправился. И чему атани завидуют? Возможности вечно мучиться, не находя места? Песку, что течет сквозь пальцы, и точно так же утекают их силы, жизни и сама Арда? Ей не понять.

Бег замедлился. Сурэ вновь пошел шагом. В стороне, справа, мелькала серебристой лентой река. Берег между водой и камнями узкий. Один неверный шаг — и ты искупаешься. Прямо так, с конем и в одежде.

Брат сказал бы, что им стоило подождать до утра, и тогда уж продолжать путь. Она и сама так думала. Но не могла медлить. Не в этот раз. А отдохнуть надо. Не сейчас — потом. Пока только подкрепит силы. Все же ела, а последний раз в обед.

Дав команду коню, Лехтэ остановилась и достала из сумки лембас. Откусила кусочек, за ним еще один. Убрала. Вот теперь хорошо. Полной грудью вздохнула.

Воздух опять стал соленым. Близилось море. Вновь. Скалы стали ниже. Острый взор эльдиэ различал на камнях чахлые травки, которые, впрочем, не становились гуще.

Близился Мандос. Дыхание мрачных чертогов уже отчетливо ощущалось в воздухе. Словно небо давило, а воздух стал гуще.

Стал гуще, и уже не проникал в легкие. Тэльмиэль беспокойно оглядывалась, боясь пропустить. Так всегда. Безотчетный страх, которому она потом никогда не могла найти объяснения.

Хотелось спать. Силы уходили. Хотелось лечь и лежать ничком. А может, это сказывалась усталость?

Лехтэ спешилась, отпустила Сурэ пастись. Здесь, где он мог найти траву и воду. А сама пошла. Вперед, тяжело переставляя непослушные ноги. То и дело останавливаясь и прислушиваясь. Не раздастся ли где-нибудь поблизости звук? Рев зверей или шаг эльдар? Нет. Вокруг тишина. Звуки тонут в безвременье. И она, Лехтэ, сколь ни ходит сюда, никак не может привыкнуть.