*

— Ты хочешь поехать одна? — спросил Атаринкэ, глядя жене в глаза. — Не думаю, — сам же за нее и ответил. — Тэльмэ, мы едем, вдвоем, как ты и хотела, к морю. Не придумывай лишние сложности — все остальное подождет.

Погода, как и настроение, была переменчиво-неопределенной. Лучи Анара грели, но в тени было зябко, неожиданно налетающий ветер неприятно холодил лицо и руки, но без него порой становилось душно.

В основном они ехали молча, но тишина перестала быть тягостной и гнетущий, словно появилась какая-то определенность. Может быть, именно в тот момент Искусник понял и осознал, что даже если сын и не захочет их знать, он жив.

— Послушай, — немного неожиданно даже для себя начал Куруфинвэ, — как ты думаешь, понадобятся эльдар небольшого размера палантиры?

Лехтэ несколько озадаченно посмотрела на Атаринкэ, не совсем понимая вопрос.

— Это очень полезное изобретение твоего отца… ты хочешь уменьшить сам шар?

— Да, так, чтобы было удобно брать в собой, чтобы он не занимал много места в сумке или даже помещался в кармане куртки, — на какое-то время Курво замолчал, что прикидывая в уме. — Правда, я не уверен, что здесь в Амане в них есть необходимость, ведь можно использовать осанвэ… но все может измениться, так что сделаю, пожалуй, несколько.

После заверений Лехтэ об однозначной полезности такого прибора, Искусник поделился еще несколькими идеями, рассуждая вслух и интересуясь мнением жены.

Дорога, вдоль которой они ехали, стала спускаться, а на горизонте показалась полоска моря. Тэльмэ улыбнулась и, задорно крикнув «Догоняй», пустила коня в галоп.

*

Свежий ветер приятно холодил лицо, выдувая прочь меланхолию и грусть из мыслей и тоску из фэа. Доскакав до моря, Тэльмэ спешилась, разулась и пошла медленно вдоль кромки прибоя, вглядываясь в далекий горизонт. Белая пена набегала, щекотала голые ступни, и она подобрала подол, чтобы не замочить платье. Чтобы понять, что ей дальше делать, или же не делать ничего вовсе, требовалось как-то привести мысли в порядок. Вот так сходу, в тот момент, когда внутри ее существа царил сумбур, она не любила принимать важных решений и старалась, если есть возможность, этого не делать. Только на холодную голову.

Когда Атаринкэ ушел в Мандос, ее из того состояния, в которое она начала погружаться, вытащил брат Тарменэль. Когда же во владения Намо угодил Тьелпэ, Лехтэ была уже совсем другой женщиной. Старше, сильнее. Закаленнее. Один раз она уже через это прошла, поэтому было в каком-то смысле даже немного легче. Привычное состояние, привычная боль. Она не утратила связь с реальностью, но помощь ей все равно была нужна, она и сама это хорошо понимала. К тому же хотелось ненадолго сменить обстановку, уехать из Тириона туда, где ничего бы не напоминало о прежней семейной жизни. Тар первый предложил ей поехать к дедушке в Валимар, и она согласилась. Но там ее подстерегала другая опасность. Может быть, дело было в той половине ваниарской крови, которая текла в ее жилах, а может быть потому, что там, казалось, в самом воздухе разлита благодать. Город успокаивал, убаюкивал, словно мать младенца, дарил отдохновение, и покидать его, ехать куда-то не было ни сил, ни желания. Боль ушла, фэа обрела покой, но прошло совсем мало времени, и Нольвэ сам приказал внучке возвращаться в Тирион, к привычной ей жизни.

«Иначе, — сказал он ей, — ты никогда не уедешь отсюда».

Лехтэ послушалась и покинула город. И приезжала в последующие годы только тогда, когда на душе было спокойно, хорошо и радостно, когда не было никаких проблем и противоречий в душе. Чтоб не уйти от мира, который она так любила. А лечением сестры, как и прежде, занялся Тар. И оно подействовало, за что Лехтэ всегда будет ему благодарна.

В общем, теперь ей тоже было необходимо каким-то образом привести мысли и чувства в порядок. Она остановилась, закрыла глаза и просто встала, раскинув руки, и долго стояла так, всей кожей ощущая свежесть морского ветра, слушая крики чаек. А через некоторое время, открыв глаза, оглянулась на Атаринкэ, постояла так некоторое время в задумчивости, глядя на него, и села прямо на прибрежный песок, а когда он опустился рядом, пристроила голову ему на плечо и принялась рассказывать все то, о чем только что вспоминала.

*

Искусник молча слушал жену, не перебивая, только крепче к себе прижимал и тянулся всей фэа.

— Спасибо, что рассказала, что поделилась этими воспоминаниями, — сказал он ей. — Поверь, мне очень жаль, что невольно заставил тебя это пережить.

— Знаешь, — сказал Атаринкэ спустя некоторое время, — давай не будем специально вспоминать те события. Я не говорю, что мы когда-либо их забудем, нет. Я не об этом. Чего бы хотелось тебе, в будущем? Не завтра, даже не на следующей неделе. К чему нам стремиться, куда идти? Я не тороплю тебя с ответом, но хотел бы, чтобы ты, чтобы мы вновь мечтали, чтобы снова стремились к намеченным целям.

Лехтэ по-прежнему уютно устроилась рядом с мужем, слушала его, а Куруфинвэ воодушевленно рассказывал про маленькие палантиры, про то, как он с братьями обязательно восстановит Форменоссэ, и они смогут занять свою башню, про то, что очень хочет исследовать льды и некоторые явления в условиях низких температур.

Искусник все рассказывал, делился мыслями, что посещали его еще в Мандосе, он словно хотел наверстать упущенное.

— А самое главное, я хочу, чтобы моя семья была счастлива — ты, сын, братья…

Про возможность выхода отца из Чертогов он не говорил — не хотел убить зародившуюся тогда перед Вратами надежду.

Они посидели еще какое-то время. Ветер успел растрепать их волосы и прогнать ненужные мысли. Атаринкэ поднялся на ноги и протянул руку Лехтэ.

— Пройдемся?

========== Глава 5 ==========

Тем временем в Тирионе

Какое-то время Тьелперинквар постоял у окна, подумал, потом встряхнул головой и принялся обустраивать дом.

Он прошелся по всем комнатам, решил, что стоит подправить в первую очередь, а что может и подождать.

Рядом был небольшой сад, в котором имелась хозяйственная постройка. Найденные в ней инструменты были в отличном состоянии, и Келебримбор незамедлительно приступил к работе.

Он подправил петли дверей и оконных рам, отремонтировал запоры, укрепил мебель, которая немного расшаталась, сделал пару новых полочек на кухне и в комнате, которую он выбрал своей спальней.

В прихожей следовало поменять несколько досок пола, однако подходящего материала у него не было — предстояло выяснить, где и как он сможет их раздобыть. Особенно волновал вопрос «Как» — Тьелпэ отлично помнил, что такое деньги, и как ими распоряжались атани и наугрим. Стали ли они неотъемлемой частью жизни эльдар, Келебримбор не знал.

Прикинув, что еще ему понадобится в самое ближайшее время, бывший король Эрегиона вышел на улицу.

*

— Давай пройдемся, — охотно отозвалась Лехтэ и, оперевшись на протянутую руку, встала.

Кажется теперь, когда она выговорилась, ей и в самом деле стало спокойней. Если и не мысли, то уж фэа точно начала приходить в порядок. Тэльмэ уже совсем другим, новым взглядом смотрела и на прибой, и видневшиеся в дали крохотные точки кораблей. Она еще раз обдумывала сказанное про палантиры, и идея нравилась ей все больше и больше. В самом деле, было бы замечательно иметь возможность взять его с собой в дорогу, и неважно просто ли на всякий случай или по необходимости. Вскоре она заговорила:

— Знаешь, о чем я сейчас думаю? Если бы я заранее знала о грядущем выходе Тьелпэ из Мандоса, то, конечно, пошла бы его встречать. А теперь, когда время упущено… Не знаю даже, есть ли смысл. Он уже вышел один и никого не увидел. Метаться же по Аману в поисках одного-единственного эльда можно долго и безуспешно, и потом, Тьелпэ все-таки уже большой мальчик. Нужны ли ему родители теперь, когда он столько времени жил без них, я не знаю, и не берусь предполагать, поскольку мне неизвестно, что он за личность, каким стал. Если нужны, то он сам придет. Тогда я его, скорее всего, прощу. И даже обниму, — тут Лехтэ фыркнула. — Послать осанвэ? Не знаю, можно ли. Да и рано в общем пока принимать решение. А насчет мечты, о которой ты упоминал… Я думаю, что ты прав, и обещаю хорошенько поразмыслить на эту тему.