Искусник не ответил, в прямом смысле удрав от ответа — кобыла рванула вперед, повинуясь своему эльда.

Тьелкормо лишь покачал головой, шепнув:

— Удачи, брат, — и развернув коня, направился в другую сторону.

Атаринкэ же тем временем летел на запад, а всходящий Анар создавал причудливые тени под ногами у гнедой и окрашивал все вокруг в сверкающе-золотые тона.

*

Первым делом Лехтэ решила зайти к одной из знакомых, у которой обычно брала совершенно чудесный на вкус сыр.

Хрустальные лестницы блестели в лучах Анара, и Лехтэ остановилась ненадолго, чтобы полюбоваться игрой света. Настроение постепенно снова начинало улучшаться. Она любовалась цветами, фонтанами, высокими башнями Тириона. Его непроходящей, величественной красотой, столь дорогой ее сердцу.

Скоро Лехтэ продолжила путь и, не прошло и четверти часа, как она, толкнув дверцу калитки, вошла в тенистый, поросший цветами и яблонями дворик.

Ее увидели, хотя и безмерно удивились приходу.

— А я думала, что вы вдвоем уехали, — сказала хозяйка, приглашая Лехтэ в дом.

— Вдвоем? — переспросила та, не вполне понимая.

— Ну да. Правда, когда я видела твоего мужа, он ехал один, но я решила, что ты уже уехала вперед.

Лехтэ остановилась и некоторое время просто молчала, потом попросила:

— Можно сначала и немного подробнее?

Оказалось, что Атаринкэ видели выезжающим из города. И он ехал на запад. Интересно, зачем?

Лехтэ задумчиво посмотрела на небо, но ответов там, увы, написано не было. Некстати вспомнились высказанные вчера то ли в шутку, то ли всерьез, упреки в нетерпеливости. Что, он до такой степени от нее устал? Решив, что хватит уже мучиться от неизвестности, она сосредоточилась и послала осанвэ:

Это ты после вчерашнего решил вернуться назад в Мандос, или тебя уже давно посещала такая идея?

*

Куруфинвэ уже довольно давно ехал шагом среди туманов садов Лориэна, когда ощутил осанвэ Лехтэ.

«Проснулась, родная, забеспокоилась, видимо», — подумал Атаринкэ, пытаясь лучше ощутить связь с женой, но что-то препятствовало полноценной передачи мыслей.

Конечно, я думал об этом уже давно, Тэльмэ, не волнуйся, я справлюсь.

«Интересно, что из переданного услышит супруга, и почему она решила, что я лишь вчера надумал отправиться сюда? Или какая-то часть послания все-таки смазалась?» — размышлял Искусник, приближаясь ко входу в Чертоги.

Это было странное место — промозглое, безрадостное, лишенное света Анара и Тилиона в полной мере. Здесь замирало все — не было ни дуновения ветерка, ни шевеления травы от пробегающего зверя, цветы не качались под тяжестью насекомых — их тоже не наблюдалось. Тишина, абсолютная, всепоглощающая и лишающая надежды.

Атаринкэ спешился и на всякий случай отпустил кобылу, сняв с нее седло. Смелая лошадь отошла от Врат и спокойно начала пастись, всем своим видом показывая, что ее не смущает место, нисколько. Тем временем Курво стучал в небольшую дверь, а также звал майяр Намо осанвэ. Те не заставили себя ждать. Трое фигур возникли перед Искусником.

— Что привело тебя сюда, Куруфинвэ, сын Фэанаро? Ты не давал обязательств вернуться. Или же жизнь прискучила тебе, и ты вновь решил окунуться в исцеляющий покой Мандоса?

Искусника аж передернуло от последних слов майя, даже представить себе нахождение там было чем-то жутким. Однако, не подав виду, что ему стало не по себе, Куруфинвэ ответил, спокойно, сдержанно, но за его словами скрывались мощь и ярость бушующего пламени.

— Я пришел за своим сыном и прошу, нет, требую отпустить его. Немедленно.

— Это невозможно, сын Пламенного, — прошелестел знакомый голос, идущий будто бы сразу со всех сторон, — он останется у меня навечно.

— Но почему? — почти крича, Искусник задал вопрос Владыке, — он не приносил Клятвы, не отбивал корабли в Альквалондэ, его не было в Дориате, и, насколько я знаю, в гаванях Сириона он тоже не запачкал рук кровью эльдар. Что тебе нужно от него?

— Тише, Куруфинвэ, тише. Здесь не шумят, — он посмотрел на Искусника, и тот осознал, что не может произнести ни слова. — Вот так намного лучше. Мне нужен он, для порядка, пусть будет хоть одна фэа, что не покинет меня.

«Одна фэа, ОДНА. Значит ли это, что отца освободят, или его уже отпустили? Бред, я бы знал, видел…» Однако что-то подсказывало Атаринкэ, что Намо не лжет.

Я хотел бы переговорить с сыном, — он мысленно обратился к хозяину Мандоса.

— Это невозможно, ведь ты жив, — вздохнул Хранитель Чертогов. Что именно его расстроило, осталось тайной, но Курво не сомневался, что это была не невыполнимость просьбы.

— Но… но, — сделав паузу, продолжил Намо, — ты можешь привести сюда свою жену, она же еще не гостила у меня, вот и познакомимся… Решайся.

Сжав кулаки и с трудом подавив желание выхватить нож, сын Пламенного ровно ответил:

Есть предложение получше. Я готов поменяться местами с сыном.

— Нет, — после некоторого раздумья ответил самый мрачный вала, — не согласен. Прощай.

Заклятие немоты спало, когда Намо приоткрыл дверь, намереваясь войти в свои владения. Ему не суждено было переступить порог — сбитый с ног рванувшим внутрь Атаринкэ, он растянулся на земле. Верные майяр растерялись от такой наглости, но бросились к Владыке, а не за нолдо.

— Тьелпэ!!! — звал Искусник, сотрясая голосом Чертоги и прорываясь осанвэ через барьеры, ограждающие мертвых от живых. Он несся, петляя по коридорам, понимая, что скоро рухнет, что сил его фэа не хватит надолго, но он должен, обязан, ведь рядом, уже близко его сын, близко…

Путь ему преградили двое.

— Я вижу твое горе, позволь, я оплачу его, тебе станет легче, — промолвила, роняя слезы, Ниэнна.

Вторая молчала. Их взгляды пересеклись. Казалось, она умело по ниточкам разматывает фэа Куруфинвэ, желая найти нечто нужное ей.

— Хорошо, — наконец проговорила Вайрэ, — я уговорю мужа отпустить Тьелперинквара. Если он сам захочет — против воли его никто не заставит покинуть Мандос. Даю слово, сегодня, когда ладья Ариэн скроется за садами, он выйдет за Врата. Теперь прощай.

Пол ушел из-под ног Искусника, он провалился в ничто и, открыв глаза, обнаружил себе лежащим в траве. Бархатный нос любимый кобылы обеспокоенно обнюхивал его лицо, руки, тело. У нее не получалось «разбудить» дорогого ей нолдо и она отчаянно заржала. Атаринкэ смог сделать вдох и через какое-то время сесть.

— Все хорошо, Кууси, все хорошо. Сейчас отдохнем и поедем назад.

Куруфинвэ ушел с поляны перед Вратами и расположился на другой, скрытой пышными кустами садов Лориэна, и стал ждать. Пока не увидит — не уедет.

*

Кажется, после разговора с мужем Лехтэ понимала еще меньше, чем до оного. О чем он давно думал? Чтоб вернуться в Мандос? А с чем тогда справиться собирается? В общем, что происходит, Лехтэ не понимала, и от этого волновалась еще больше. От хорошего настроения не осталось никакого следа. Что ж, к вечеру будет ясно. Если муж так или иначе не объявится, значит и правда решил уйти, как бы странно это ни звучало.

Однако, как бы то ни было, а есть ей что-то все равно надо. Заказав здесь все, что ей было надо, Лехтэ пошла по другому адресу, чтобы пополнить запасы муки. К полудню с делами было покончено, и можно было посвятить время себе.

Мысли вертелись в голосе назойливым роем, но от того, что у нее не имелось никаких исходных данных, смысла в раздумьях не было никакого. Все, что она могла — ждать. А значит, надо было как-то себя отвлечь. Мастерская — вот самое верное средство. Немного взбодрившись, Лехтэ расправила плечи и пошла домой, доделывать раму для зеркала.

*