Свесившись на бок, Искусник обнял жену, насколько это вообще было возможно сделать верхом, а потом, попросив ее вынуть ноги из стремян, перетащил на свою лошадь, усадив перед собой.

— Мы ведь не торопимся, мелиссэ… ты показывай, куда ехать

*

— Я бы обязательно хотела узнать, — кивнула Лехтэ, — обо всем, что с тобой там происходило, и что ты захочешь мне рассказать. И ты прав, не будем больше о прошлом — у меня к нему не осталось никаких вопросов. Мы вместе.

Выражение счастья, идущего из самых глубин фэа, осветило ее лицо. Она дотронулась кончиками пальцев до лица Атаринкэ, осторожно, бережно, обвела его брови, скулы. И поцеловала.

— Я люблю тебя, — проговорила она и, устроившись поуютнее в объятиях любимого, кивнула, указывая направление: — Нам туда.

Ладья Ариэн поднималась все выше и выше.

— В той стороне, — заговорила Лехтэ, — как раз там, куда мы едем, примерно в часе пути, растет небольшой яблоневый сад с практически прозрачными наливными яблоками. В Эпоху Древ его еще не было. Я не знаю, кто его посадил и кто заботится. Думаю, что все по очереди. Даже я, уж на что не люблю возиться с растениями, и то по весне стараюсь приехать туда и немного за ним поухаживать, чтобы летом поесть яблок. Они там необыкновенные, вот увидишь. Сами тают во рту.

Она вдохнула поглубже пьянящий цветочный дух и положила голову Атаринкэ на грудь. Было удивительно хорошо, так спокойно и уютно, как не было уже очень давно. Она мысленно представила карту Амана, наметила пунктиром путь к цели и послала это все мужу осанвэ.

— Там по пути, — продолжала она, — есть овражек. Он появился во Вторую Эпоху. Его можно объехать, там не слишком далеко, а можно разогнаться и перепрыгнуть. Я обычно выбираю второй способ. А рядом с конечной точкой нашего маршрута, недалеко от беседки, есть озеро с самыми красивыми водяными лилиями, которые мне только приходилось видеть. Я очень люблю то место. Мы можем остановиться там на ночлег.

Потом Лехтэ посмотрела на восток, туда, где вдалеке возвышались громады Пелори, и проговорила задумчиво:

— На долгие шесть эпох горы стали мне вторым домом. Там я провела едва ли не больше времени, чем в Тирионе. А еще занималась резьбой по дереву, училась рисовать. До сих пор любою скачки и скорость. Пару я раз общалась с Арафинвэ и Финдарато. Они были ко мне добры и приветливы. Познакомилась с Мириэль — я ходила в Чертоги Вайрэ посмотреть на ее знаменитые работы, и она сама ко мне подошла. А вот с Нерданэль мы не говорили за все эти годы ни разу. Почему, сама не знаю. Наверно, не о чем было.

Лехтэ снова радостно улыбнулась и крепко обняла мужа:

— Ну как, заедем в сад?

*

— Конечно, заедем, — сразу ответил ей Атаринкэ. Мысли же его были далеко — в прошлом, которое он совсем недавно предлагал не трогать боле.

«Она говорила с Финдарато… что он ей рассказал? Как теперь быть? Но ведь она сейчас со мной, прижимается, обнимает…»

Однако, не только это беспокоило Искусника.

— Скажи, — как можно беззаботнее спросил Курво, — какие именно полотна тебе показала Мириэль, что ты видела?

Как ни хотел Атаринкэ казаться спокойным, он непроизвольно прижал к себе Лехтэ крепче, ожидая ее ответ. «Только бы не самое страшное, хоть бы она никогда не узнала, что та тварь сотворила с нашим сыном». Несмотря на теплый солнечный день, Курво стало зябко. Мысли унесли его в воспоминания фэа, когда она, оголенная и терзаемая и самим Искусником, и Намо, услышала зов. Сын в отчаянии звал отца. Как он после бился в цепких лапах майар Владыки Чертогов, что не давали покинуть отведенное ему место, как метался, силясь найти выход и как нашел, а потом увидел и не смог отойти от тех еще не полотен, а лишь их идей, что доступны не-живым. Как мог, он тогда поддерживал Тьелпэ, надеясь, что тому хоть немного легче, хоть чуть-чуть прибавляется сил…

Позже он искал фэа сына, но тщетно — они так и не встретились в Чертогах.

Кони в это время чуть отклонились от маршрута и забрели подальше в поле, где свободная от всадника лошадь Лехтэ радостно начала щипать траву, правда не наклоняясь низко — умное животное понимало, что подпруга не ослаблена, а, значит, не время тянуться к земле.

*

Вопрос Атаринкэ заставил Лехтэ вернуться в прошлое. Однако оно уже не приносило той прежней невыносимой боли — она притупилась, ведь любимый теперь был здесь, рядом с ней, и так уютно, ласково обнимал.

Конечно, тогда, когда она стояла перед гобеленами Мириэль, все было совершенно иначе, и память о тех событиях навсегда останется с ней, как неотъемлемая часть жизни, часть фэа.

Лехтэ посмотрела на мужа и в глазах его увидела напряжение. Но вопрос задан, и ответить на него, конечно, надо.

— Это было в самом начале Второй Эпохи. Я тогда как раз начала оправляться после известия о твоей смерти. Я почувствовала ее, — на одно короткое мгновение Лехтэ замялась. — Знаешь, неизвестность ведь гораздо хуже любой правды. Сам себе таких ужасов напридумываешь, каких никогда не бывает в жизни, а слухи о происшедшем в Нарготронде и Дориате и без того ходили один другого страшнее. Я хотела узнать достоверно, что там у вас случилось, и для начала пошла в Чертоги Вайрэ. Рассказы о знаменитых гобеленах Мириэль уже успели широко распространиться по Аману, Финдарато же, который мог прояснить хоть что-то, еще не успел в то время покинуть Мандос.

Перед мысленным взором снова выросли ряды гобеленов.

— Мириэль показала мне все, что успела вышить к тому моменту. Гибель Фэанаро, плен Майтимо, битвы, история в Нарготронде, твоя смерть и еще многое другое.

Она замялась, подбирая слова. Она опасалась случайным словом, не желая того, ранить мужа. Ему, находившемуся в эпицентре событий, должно было до сих пор вспоминаться иначе, чем ей — острее.

— Финдарато я повстречала немного позднее. Он шел мне навстречу. Увидев, поприветствовал и заговорил. Он не хотел рассказывать мне о том, что между вами произошло — я сама попросила. Он сказал, что не обвиняет вас и прощает. Сказал, что вашими устами говорила Клятва, поработившая вас. Ну и я тогда успокоилась и не стала искать иных ответов. Вот только брата твоего, Турко, я невзлюбила.

Лехтэ весело улыбнулась и сморщила нос:

— Хотя, конечно, допускаю, что зря. Но все же виноватым если не во всем, то во многом я назначила именно его с этой роковой любовью к дочери Эльвэ.

Теперь все прошло, и боль притупилась, хотя и не прошла до конца — ведь сын их все еще не вышел из Мандоса. Лехтэ ехала давно знакомой дорогой и рассматривала постепенно меняющиеся пейзажи. Положив ладонь на руку Атаринкэ, обнимавшую ее, осторожно погладила. Потом повернула голову и посмотрела вопросительно. Что скажет?

*

Как только Лехтэ начала говорить, тревога почти полностью покинула Искусника. Начало Второй Эпохи, значит, не видела, значит, и не узнает. Он внимательно слушал жену, не перебивая и ничего не добавляя. Когда же она замолчала, Атаринкэ решил все-таки немного ее поправить:

— Я хочу, чтобы ты знала правду, раз решила остаться со мной.

Он помолчал какое-то время, а потом вновь заговорил, немного горько и с досадой:

— В Нарготронде меня вела не только клятва. Это раз. Я пытался вначале отговорить Финдарато, напоминая, что его обязанности перед народом важнее. Это два. Когда он не захотел меня услышать и начал настаивать на своем, что свадьба этого атани, а точнее, слово короля важнее, я начал действовать так, как считал правильным. Это три. Чем закончилось — сама знаешь.

Курво почувствовал, как несколько раз вздрогнула сидящая перед ним любимая. Вздрогнула, но промолчала. Атаринкэ же тем временем продолжил: