В свое время Э. Штейн выдвинул тезис, что вслед за падением Иоанна Каппадокийского были упразднены все инспирированные им новые административные структуры, демонтированные с той же последовательностью, с какой они вводились в 535–536 гг.[388]. То есть, следуя логике этого положения, вновь в прежнем объеме должны были быть восстановлены в прежнем объеме все военные структуры и вновь жестко должны были быть разделены гражданская и военная сферы управления. Однако, на наш взгляд, материал источников позволяет говорить о прямо противоположном. Воссоздав в 547 г. понтийский диоцез, “начиная от этой соседней Вифинии и вплоть до самых Армении и Трапезунта и до персидских границ нашего государства” (Ed. Just. 8, сар. 2), Юстиниан вовсе не изъял у викария военные функции, что на деле означало бы возвращение к декларированному в начале эдикта прежнему (т. е. до начала реформ 535 г.) статусу викариата. Напротив, эдикт усиливает принцип соединения обеих властей у викария: “Пусть повинуется ему все войско (πασα στρατεία), имеющееся в тех местах, и пусть подчиняются назначенным им (командирам — Е. Г.) доместики и протикторы, схоларии и стратиоты” (Ibid. сар. 3. 3). Новому викарию, ответственному за охрану внутреннего порядка в целом диоцезе, было предоставлено также право суда над военными, как если бы последние судились дуксами и магистрами; в обязанность викария вменялось снабжение всех категорий войск диоцеза. Вмешательство всех высокопоставленных (как военных, так и гражданских) должностных лиц в его дела были запрещены (Ibid. сар. 3. 4). Новелла 542 г., из содержания которой обычно делают вывод об упразднении административных принципов, на которых держалась управленческая схема Иоанна Каппадокийского на Востоке, никакой информации о том, были ли изъяты военные функции у воссозданного комита Востока, все-таки не дает (Nov. Just. 145). И уж если идти по пути аналогий, предложенному Э. Штейном, говоря о новом возрождении викариатов, то сравнение с приведенными из Понтики сведениями с неизбежностью приводит к заключению, что комит Востока, как и викарий Понтики, совмещал на своей территории и гражданскую и военную власть. Учреждение в 553 г. во Фракии, Писидии, Лидии и Ликаонии полицейских должностей биоколитов (Nov. Just. 145), подчиненных префекту Востока (во всяком случае, такой вывод напрашивается из адреса новеллы), скорее укрепило позиции последнего и никоим образом не усилило власть региональных магистров. Весь приведенный материал позволяет утверждать, что те установки, которые лежали в основе нового административного устройства, были скорее углублены, нежели демонтированы.
Вторая волна административного законодательства 547–553 гг. еще отчетливее выявила то, что конституционные новации в значительной мере были подчинены целям завоевательной политики, и эта волна до известной степени довела до конца замыслы, лежавшие в основе начальной стадии реформ: контроль над локальными повседневными проблемами военного администрирования был уже практически полностью передан гражданским чиновникам с тем, чтобы ничем не отвлекать магистров от полководческой деятельности. Затянувшиеся боевые действия на Западе и на Востоке во многом содействовали ускоренному превращению региональных военачальников в боевых командиров. Войска из большей части восточных провинций были отведены вместе с не связанными местными управленческими проблемами магистрами на основные фронты. Так, обращает на себя внимание то, что по срокам вторая волна административных реформ совпадала с подготовкой императором последней, решающей кампании на Западе,
Следствием снижения численности войск в восточных провинциях стала обострившаяся проблема поддержания внутреннего, порядка, приведшая к учреждению биоколитов. Создание официальных полицейских постов (и, видимо, полицейских сил) для ряда бывших провинций диоцеза Азиана в 553 г. в течение трех лет вызвало слабо контролируемую правительством цепную реакцию самовольного насаждения биоколитов более мелкого ранга, и в 556 г. последовал запрет целому ряду гражданских и военных чиновников, в том числе магистрам войск, иметь заместителей, биоколитов, преследователей разбойников и объезжать без надобности подконтрольные территории (Nov. Just. 134, сар. 1) поскольку, очевидно, это могло привести к осложнению и без того накаленного положения в лишенных войск провинциях. Эта проблема не была новой для эпохи Юстиниана: биоколиты по сути дела стали преемниками упраздненных еще в 409 г. иренархов (CTh. XII. 14. 1).
Обращает на себя внимание в новелле 553 г. следующее обстоятельство. При создании биоколитов, подчиненных префекту Востока, на территории провинций бывшего диоцеза Азиана (Not. Dign. Or. XXIV. 12–13) выпадала Кария, которая еще в 537 г. вошла в состав военной квестуры. То есть пресловутое восстановление викариатов (в том числе и фракийского) военной квестуры не коснулось, хотя, само ее существование в отдельные периоды 40–50-х гг. VI в. было номинальным. Затянувшаяся война в Италии в условиях недостатка солдат заставила Юстиниана отослать туда подразделения военной квестуры во главе с самим quaestor exercitus Боном. Так, Агафий отметил, что в конце 553 г. Нарсес оставил в Луке “Бона, стратега из Мезии, расположенной у реки Истр, мужа выдающегося ума и очень опытного в гражданских и военных делах” (Agath. I. 19. 1). Возможно, именно он упомянут под 561 г. Менандром в Италии в ранге προεστώς την βασιλεών περιουσίας (Menandr. fr. 8)[389], т. е. ни сам Бон, ни подразделения военной квестуры на Дунай не вернулись, куда после завершения войны в Лазике и после набега Забергана в начале 60-х гг. VI в. была переброшена высвободившаяся группировка Юстина, сына Германа, назначенного, видимо, quaestor Iustinianus exercitus[390]. Уже гуннский набег 540 г., докатившийся вплоть до предместий Константинополя (ВР. II. 4. 4), продемонстрировал слабость (если не полное отсутствие) пограничных сил военной квестуры, равно как и то, что фракийский магистерий все еще не был восстановлен.
Сведения о варварских вторжениях 40–50-х гг. VI в. полностью подтверждают этот тезис. Так, вторгшихся в начале 546 г. в пределы Фракии славян Нарсес смог отбить лишь с помощью недавно навербованных герулов (BG. III, 13. 24–25). Зимой 547/548 гг. славяне прорвались вплоть до Эпидамна; против них маневрировали лишь имперские отряды из Иллирика (BG. III. 29. 1–3), о фракийских же вновь нет никаких упоминаний, равно как и спустя несколько месяцев во время набега Ильдигеса (BG. III. 35. 22). Зимой 550 г. три тысячи славян переправились через Марицу и вторглись во Фракию, где разделились на два отряда в 1800 и 1200 человек, соответственно для грабежа Иллирика и Фракии. Тогда впервые упомянуты выступившие против них и без труда разбитые οί του Ρωμαίων στρατού άρχοντες εν τε Ιλλυροις καί Θραξίν (BG. III. 38. 3), под которым вряд ли следует подразумевать магистров войск. Затем славяне разгромили отряд дорифора и кандидата Асбада вблизи Длинных стен. Последнее весьма примечательно: Асбад “командовал многими превосходными конными каталогами, которые издревле были установлены в Цурулоне, фракийской фрурии” (Ibid. III. 38. 5). Думается, что речь идет о каком-то из регулярных всаднических подразделений одной из презентальных армий, коль скоро в качестве места расквартирования названа провинция Европа. Летом 550 г. славянам только присутствие Германа с войском в Сердике, которое должно было отбыть в Италию, помешало совершить набег на Фессалонику (Ibid. III. 40. 1–3). И, наоборот, отвод войска в Салону на зимние квартиры (Ibid. III. 40. 11) дал возможность им беспрепятственно (III. 40. 31) проникнуть во Фракию вплоть до Адрианополя (III. 40. 36). Юстиниан, не желая снимать армию из Далмации, что вновь осложнило бы подготовку к новому походу в Италию, выслал против них στρατιάν αξιολογωτάτην. Уже в этих словах, как и во всем повествовании о набегах славян, отразилась сложная гамма иронии и эзопова стиля Прокопия при скрытой критике юстинианова режима. На наш взгляд, в данном случае семантика αξιολογωτάτη, в отличие от обычно употребляемых автором для войска дефиниций типа αριστοι, πλήθος, πολλοί, позволяет утверждать, что в ней содержится намек на то, что император отправил против славян доместиков, протикторов и дворцовые схолы. Думается, что в качестве прямой параллели этому может служить одно из мест из “Тайной Истории”: доместиков и протикторов, неопытные и малоценные в военном отношении подразделения, Прокопий называет αξιωτεροι (НА. 24, 24). Перечисляя командиров высланного против славян войска, Прокопий называет, сознательно при этом избегая обозначения их рангов, “среди прочих” Константиана, Аратия, Назара, Юстина, сына Германа, Иоанна Фагу, над которыми был поставлен (επιστάτης) один из евнухов дворца Схоластик (BG. III. 40. 34–35). Складывается впечатление, что каждый из них, прославленных и опытных в прочих войнах полководцев, получив под свое начало один из отрядов доместиков и протикторов, должен был воодушевить невоинственные части. Основная часть доместиков, протикторов и схолариев была явно отправлена из столицы, поскольку общее командование было поручено евнуху Схоластику; не исключено, что другие откомандировывались из Галатии (НА. 24. 25), т. е. изымались у викария Понтики (Ed. Just. 18. cap. 3. 3). Летом 551 г. гуннский набег был отбит экспедиционными войсками Нарсеса, которые в тот момент находились в Филиппополе, совершая марш к Салоне (BG. IV. 22. 21–22). Зимой 552 г. к грабящим Иллирик славянам даже не посмело приблизиться византийское войско (BG. IV. 25. 1–3), состоящее, очевидно, из тех же доместиков и протикторов, насколько можно судить по именам их командиров.
