Фиаско африканской экспедиции, скомпрометировав политику Льва, определило содержание политической борьбы в Константинополе в последующие два года. Думается, что император сам искал оправдание неудачи своей акции, Очевидно, с этой целью Лев навязал Василиску, искавшему спасения в храме (Proc. BV. I. 6. 26), версию о прямой вине за поражение Аспара (тем более, что отрицательное отношение его к вандальской экспедиции не было секретом), подтолкнувшего Василиска к взятке от Гензериха, Василиску предлагалось на время отойти от дел и распустить порочащие Аспара слухи; одновременно Лев метил в противников своего курса в сенате. Провокация удалась: Аспар с Ар-дабуром бежали от возмущения в столице в один из храмов Халкедона, требуя для переговоров самого императора (PG. 147. 80). Этот эпизод закончился самым неожиданным образом: согласно “Житию Маркелла”, несмотря на многочисленные демонстрации народа против “виновников” поражения экспедиции, между Львом и Аспаридами был достигнут компромисс, внешним выражением которого стало назначение сына Аспара Патрикия цезарем и его женитьба на дочери императора (PG. 116. 741). Думается, противники Льва не были ослаблены слишком нелепым обвинением в их адрес, и император был вынужден, таким образом, извиниться перед неформальным лидером сторонников невмешательства в дела Запада. Наглядным “за” и “против” в политической борьбе 468 г. были все-таки сохранившаяся презентальная армия Аспара и жалкие остатки второй, командиром которой, видимо, на некоторое время, пока не успокоились страсти, был некий Идувинг (PLRE. II. 586).
Примечательно, что ни Аспар, ни Ардабур не прибегали к военной силе при защите от несправедливых обвинений. И вообще ни о каком давлении на Льва с помощью каких-либо частных вооруженных свит нет сведений вплоть до гибели Аспаридов. Таковых, как мы видели, у них просто не было. Упоминание Кандидом ойкета Ардабура Мартина (FHG. IV. 136), в сочетании с информацией о том, что Ардабур принимал участие в готско-гуннской войне 466–467 гг. (Iord. Rom. 336), подразумевает наличие у последнего ойкии на тех же основаниях, на каких ими обладали прочие командиры официальной походной армии. Ойкия Ардабура, видимо, находилась во Фракии, на что указывает сообщение Феофана (AM 5962) о попытке устранить Зенона с помощью экскувитов именно там; только с этими данными можно соотнести рассказ Кандида о предательстве ойкета Мартина, стоящий у автора в одном ряду с информацией о попытке Ар-дабура привлечь экскувитов на свою сторону. Отсюда очевидно не только отсутствие частных войск Аспаридов в столице, но и сомнительно, что знаменитый закон от 28 августа 468 г. (CJ. IX. 12. 10) был направлен, как считают[297], против Аспаридов. Трудности с определением абсолютной хронологии вандальской экспедиции 468 г. и, особенно, получения в Константинополе вестей о ее гибели уже сами по себе не исключают того факта, что подписание и издание этого закона могло просто совпасть по времени с известиями о разгроме византийского флота. С другой стороны, его формулировки убеждают в том, что он был адресован провинциальным собственникам, поскольку ответственность за проведение закона в жизнь возлагалась на viri clarissimi provinciarum rectores.
Что же тогда двигало Острисом, когда он практически сразу после расправы бросился с малым количеством воинов мстить за Аспара? Следует ли в этом акте, внешне поразительно напоминающем месть за Аэция в 455 г. (Marc. Com. a. 455), видеть клиентскую верность букеллария патрону? Народная поговорка (“Нет у мертвого друга, кроме Остриса”. — Malala. 372) делает акцент только на личной дружбе, которая могла сложиться за годы давней совместной службы. В нашем распоряжении есть еще примеры такого рода. В 515 г. презентальные магистры Патрикий и Иоанн отказывались выступить против мятежного Виталиана, опасаясь, в случае своего поражения, обвинения в недостаточном рвении вследствие их давней дружбы с бунтовщиком (Malala. 404). Острис в качестве федерата оплачивался все же казной, а не лично Аспаром. Иными чувствами руководствовался ойкет, Мартин, донесший на заигрывания Ардабура с экскувитами Зенону и явно не питавший к своему командиру пиетета: достойный пример “верности” клиента.
Более трудным представляется вопрос, почему в столице оказался отряд Остриса. Ни под одну из приведенных в запретительном законе 468 г. (CJ. IX. 12.10) категорий — armata mancipia seu buccellarios aut Isauros — отряд как будто не подпадал. Официально он мог считаться оффикием при претории[298] презентального магистра (в Антиохии, например, четко засвидетельствован — πραιτώριον του στρατηλάτου — (Malala. 417). В Notitia оффикий одного из презентальных магистров in numeris militat et in officio deputatur (Or. V. 67), другого — cardinale habetur (Or. VI. 70). Легкая победа экскувитов над Острисом и наводит на мысль, что он был оффикием претория, хорошо знакомым со всеми перипетиями долгой подспудной травли Аспара.
Итак, Аспариды после гибели экспедиции Василиска стали живым воплощением правоты курса на поддержание ровных отношений с Гензерихом и уже поэтому были обречены. Нападки на них не прекратились, в чем убеждает новое обвинение Ардабура в государственной измене, выдвинутое магистром Фракии Анагастом. В качестве причины мятежа Анагаста источники называют обиду последнего на то, что сенат отклонил его кандидатуру на консулат будущего 470 г. под предлогом его эпилепсии и, наоборот, поддержал назначение консулом магистра Востока Иордана, преемника Ардабура на этом посту. Обоих магистров разделяла вражда, потому что в 441 г. отец Иордана Иоанн был убит отцом Анагаста Арнегисклом. Некоторое время спустя он сказал посланникам двора, что к мятежу его склонил Ардабур, стремясь к тирании, и послал письма последнего императору (Ioann. Ant. fr. 206. 2). Результатом стало смещение Анагаста и Иордана с магистерских постов и назначение на фракийский и восточный магистерии соответственно Армата и Зенона (PLRE. II. 148; 1201); суд над Ардабуром не состоялся, очевидно, ввиду отсутствия улик. Не исключено, что оправдательный маневр: свалить вину за мятеж на Ардабура — подсказал Анагасту Зенон, хорошо понимавший намерения Льва в отношении Аспаридов и позволявший себе в их адрес оскорбительные высказывания или действия. Не случайно в источниках зафиксирована личная вражда только между Зеноном и Аспаридами. И последние впервые (!) позволили себе неконституционные методы именно по отношению к Зенону, пытаясь изнутри разложить экскувитов, которые никогда не были гомогенным исаврийским образованием[299], и их руками убрать его (Theoph. AM 5962; FHG. IV. 136), что и ускорило физическую расправу над Аспаридами.
Строго говоря, вражда Зенона и Аспаридов была борьбой родственников Льва, членов правящего дома: Зенон и Патрикий были зятьями Льва, не имевшего мужского потомства, но Патрикий, обладавший достоинством цезаря, потенциально был ближе к престолонаследию. Складывается впечатление, что 469–471 гг. прошли в противоборстве за определение наследника Льву, отражавшем стремление разных групп константинопольской и, шире, имперской аристократии обеспечить себе гарантии доминирования в правящей элите. Одной из таких групп была знать, социально и фамильно связанная с многочисленными эмигрантами с римского Запада, хлынувшими в Константинополь несколькими волнами после 410, 430 и 455 гг.[300]. Представляется, что именно она оказывала давление на Льва, вынуждая его принять участие в судьбе Западной империи.
В 455 г. в Константинополь, бежав от вандальского погрома Рима, прибыл Олибрий, зять западноримского императора Валентиниана III (Evagr. II. 7; Malala. 366). Вскоре после этого он стал родственником Гензериха, поскольку сын последнего Гунерих женился на старшей дочери Валентиниана III (Ioann. Ant. fr. 204). Гензерих в 461 г. после гибели Майориана стал активно поддерживать кандидатуру Олибрия на западноримский престол (Prisk. fr. 29). В 462 г. вандал отпустил из Карфагена в Константинополь жену Олибрия и вдову Валентиниана III (Hyd. 216), очевидно, рассчитывая на то, что такое количество представителей феодосиевой династии в византийской столице вынудит Льва выступить совместно с Гензерихом против Рицимера и Либия Севера. Лев попал в довольно сложное положение, из которого, впрочем, вскоре нашел устраивающий большинство “эмигрантской партии” и его лично выход. Предложив на западноримский престол Анфимия, зятя покойного императора Маркиана, а следовательно, дальнего родственника феодосиевой династии, он тем самым нашел основу для союза с Рицимером против вандалов. В случае успеха, т. е. разгрома вандальского королевства, он имел возможность удалить из Константинополя подавляющую массу западноримских эмигрантов, чьи имущества остались в Африке, Сицилии и Италии, удалить на Запад всех родственников Валентиниана III (Малала сообщает, что Лев всегда подозревал Олибрия в стремлении, по наущению Гензериха, стать вместо него императором в Константинополе — Malala. 374), с которыми фамильно он не был связан, и основать в Византии собственную династию. Лев рассчитывал на мужское потомство от своих дочерей, потому и выдал замуж в 466 г. Ариадну за исавра Трасикодиссу, который ни по одному параметру восточноримских традиций престолонаследия не подходил на роль преемника. Отсюда становится понятной та энергия и размах, с которыми Лев принялся за подготовку вандальского похода. В отличие от прежних африканских экспедиций Гензериху предуготовлялась война на нескольких фронтах: Марцеллин должен был очистить Сицилию и острова, византийский и римский флот переправляли десант к Карфагену, со стороны Пентаполя действовали византийские войска.
