Одним из главных последствий адрианопольской катастрофы, наряду с гибелью лучших походных сил Востока[192], стала практически полная смена военного руководства, что уже само по себе не позволяет говорить о едином, в плане преемственности, слое военной знати. Часть военачальников пала в битве, другая постепенно была отстранена Феодосием (Виктор, Юлий); из магистров Валента дольше всех на службе оставался Сатурнин. Военная катастрофа обернулась серьезными политическими последствиями для молодой ранневизантийской государственности: фактически распалась (частью вследствие гибели под Адрианополем, частью из-за деморализации) “восточная партия”, отстаивавшая реальную независимость Восточной империи от Западной. Валент, как известно, перед сражением оставил под защитой стен Адрианополя во главе с префектом (Востока Абургием? — PLRE. I. 5) свой походный консисторий (Amm. XXXI. 12.10).
Очевидно, первые месяцы после катастрофы они оставались там, не имея возможности влиять на военный ход событий в Константинополе или в Антиохии. Развал “конституционного совета” высших военных и гражданских чинов империи, дисбаланс властных структур, прямое вмешательство Запада в дела Востока стали прямым следствием изоляции остатков режима Валента. В самом деле, магистр Востока Юлий осенью 378 г. без согласования с кем-либо[193] отдал приказ об уничтожении готов в Малой Азии (Amm. XXXI. 16. 8); жена Валента Домника распорядилась вооружить еще недавно бунтовавший против ее мужа (Amm. XXXI. 11. 1) народ Константинополя (Soz. VII. 1. 2; Socr. V. 1); Грациан вмешался посредством посылки своего магистра войск Сапора в дела антиохийской церкви (PLRE. I. 803). Но самым серьезным последствием адрианопольской катастрофы для ранневизантийской государственности стало прямое назначение нового августа Востока Грацианом, что означало отстранение прежде правящих восточноримских кругов (так и не сумевших оправиться от деморализации и неразберихи в течение пяти месяцев после гибели Валента) от выборов “своего” императора. Отсюда новый император прибыл на Восток независимым и полновластным хозяином, принеся с собой собственное видение решения проблем, беспрепятственно сменив курс в религиозной федератской, внешней и персональной политике, формируя императорскую верхушку по своему усмотрению. Эту новую имперскую гражданскую и военную элиту, вследствие ее сильной ориентации на императора и игнорирования ряда восточноримских политических традиций, мы предлагаем называть феодосианцами.
В сфере военной администрации новыми людьми для Восточной империи стали Рихомер, Арбогаст, офицеры франкского происхождения, посланные Грацианом на помощь Валенту и Феодосию (Zos. IV. 33). Думается, что их заметное положение в военном аппарате в первые годы правления Феодосия было обусловлено следующими обстоятельствами: они, видимо, не были причастны к интригам против Феодосия-старшего[194] и, главное, были представителями западноримской военной знати, из среды которой вышел новый август Востока. Не вступая в дискуссию “за” или против реального существования при Феодосии властной группы из испанцев, на наш взгляд вполне правомерно говорить, что в военном окружении императора лидировали выходцы из западноримской военной знати в целом, но не испанской ее ветви[195]. Для Византии же все они были западными римлянами, олицетворением политической практики западного двора, хотя с прибытием на Восток они и оторвались фактически от своих корней и на время превратились в ранневизантийскую военную элиту, в какой-то мере деформировав прежнюю модель.
Но феодосианская военная знать, как собственно и гражданская, не состояла исключительно из западных римлян: император умел подбирать и талантливых офицеров восточного происхождения. Так, когда после заключения мира с готами в 382 г. Сатурнин сложил свои полномочия, новыми магистрами, видимо, вскоре[196] были назначены Тимасий и Промот. Оба служили при Валенте командирами небольших подразделений походной армии[197] и, вероятно, при Феодосии принимали участие в ликвидации военных последствий адрианопольского кризиса[198]. Не исключено, что Тимасию при таком быстром, совершенно невероятном при Валенте продвижении по службе помогли родственные связи, поскольку, как считается, он мог быть родственником императрицы Флаккиллы[199]. И, наоборот, Промот выдвинулся благодаря своим боевым заслугам. Во всяком случае, в 391 г., после ссоры обоих магистров с влиятельным Руфином, Тимасий остался при дворе, Промот переведен во Фракию, где погиб (Zos. IV. 51. 1–3). Если принять во внимание также факт, что Абундаций, назначенный магистром в 392 г., служил еще при Грациане и позже был в почете у Феодосия (Zoc. V. 10. 1), то, видимо, можно предположить, что Феодосий в кадровой политике, насколько это было возможно, отдавал предпочтение офицерам западноримского происхождения, либо служившим ранее в войсках Запада.
В новой военной элите определенное место занимали варвары, что было одним из негативных последствий адрианопольского кризиса. Но нероманизованные варвары-магистры недолго занимали свои посты (Модарес, Бутерих), и в целом Феодосий, видимо, стремился не допускать их к вершинам военной иерархии[200].
В отношении восточного магистерия, думается, император пошел на компромисс, продиктованный здравым смыслом. Хотя и здесь как будто не видно военных, тесно связанных с предыдущим правлением, но, с другой стороны, ни один из офицеров западноримского происхождения не стал при Феодосии магистром Востока (Хеллебих, Модерат, Аддей). Западный римлянин на этом сложном посту с неизбежностью столкнулся бы с массой непонятных ему традиций, проблем, вплоть до открытых проявлений оппозиционности. Однако все указанные магистры Востока не были просто нейтрально настроенными профессионалами, они были феодосианцами. В этой связи примечательно, что после смерти Феодосия, в пору изгнания феодосианцев с высших постов военной администрации, параллельно со ссылкой Тимасия (Zos. V. 8. 3–9) и Абундация (Zos. V. 10. был лишен магистерия также Аддей, замененный уроженцем Пентаполя Симпликием (PLRE. II. 1013).
В начале 383 г. в Британии произошла узурпация Максима, событие, прямо затронувшее всю политику, том числе и персональную, Феодосия I. После гибели Грациана Феодосий стал нуждаться в сильном федератском корпусе, а после обострения отношений с Максимом стал готовиться к войне с Западом. Причем, по нашему мнению в своем отношении к будущему Западной империи Феодосий руководствовался идеей воссоединения обеих империй под своей эгидой. Этот курс, для реализации которого императором бросались восточноримские ресурсы, мы предлагаем называть политическим универсализмом[201].
В ходе подготовки к войне с Максимом Феодосий не только ужесточил налоговое бремя, требуя адэрации повинностей (Lib. Or. XIX. 25; CTh. VIII. 4. 17),[202] но и столкнулся с открытым проявлением недовольства со стороны населения восточных провинций, апогеем которой стал антиохийский “мятеж статуй”. Поэтому, нуждаясь прочном тыле, он подыскивал кандидатуру на пост префекта Востока из лиц восточноримского происхождения, которая, по мысли императора, стала бы символом единения граждан, управляя во время его отсутствия. После долгих колебаний Феодосий остановился на ликийце Татиане, служившем еще при Констанции II и бывшем при Валенте комитом священных щедрот, но после 380 г. не занимавшим никаких должностей (PLRE. I. 878). В ряду префектов Востока при Феодосии он один был представителем гражданской администрации прежних правлений; все прочие были уроженцами и выходцами из Западной империи: Неотерий, Флор, Постумиан, Кинегий, Руфин (PLRE. I. sub nn.)[203]. Префектом Константинополя император сделал Прокула, сына Татиана, издавна сотрудничавшего с феодосианским режимом и хорошо зарекомендовавшего себя во время “мятежа статуй” (PLRE. I. 746–747). Не исключено, что в Прокуле Феодосий надеялся иметь противовес в случае нелояльных действий Татиана. Однако события, произошедшие в период отсутствия императора в Константинополе, обманули ожидания Феодосия. Именно в период вынужденных для Феодосия компромиссов (388–391 гг.) постепенно вырабатывается вновь стиль независимой восточноримской, антифеодосианской по духу, политики. Татиан и Прокул правили, опираясь на своего рода factio из земляков, мало заботясь о том, понравятся ли их действия отсутствующему императору. Прокул ввел новый порядок распределения анноны среди схолариев Константинополя (CTh. XIV. 17.10). Татиан без какого-либо разрешения учредил ряд новых налогов и повинностей для городского плебса и предпринял ряд антиклерикальных мер (CTh. XII. 1. 131; XI. 1. 23; XVI. 2. 27; 28; IX. 40. 15; XVI. 3. 1). Самостоятельность его дошла вплоть до несанкционированных Феодосием проскрипций (CTh. IX. 42. 12; 13). Правление Татиана было восторженно воспринято Либанием, подчеркнувшем, что антиохийская курия наконец вздохнула свободно (Lib. Ер. 840). Татиан быстро сошелся с остатками режима Валента: например, известное влияние на него оказывал бывший префект Востока Абургий (Lib. Ер. 906; 960).
