Так, Аринфей и Виктор оставались на своих постах, несмотря на свой, видимо, преклонный возраст, вплоть до гибели Валента; оба были пожалованы консулатом. Интересно, что оба приняли участие в военных операциях при Валенте, не считая похода под Адрианополь, только один раз — в готской войне 366–369 гг. Но при этом они дважды привлекались к исполнению дипломатических поручений, т. е. к сфере, подконтрольной магистру оффиций: заключение мира с Атанарихом в 360 г., переговоры с персами об армянских делах в 377 г. И в то же время на Востоке в 70-е гг. воевал лично Валент вместе с комитом Траяном и дуксом Вадомарием (Amm. XXX. 1. 18–21) и, видимо, с магистром Востока Юлием (PLRE. I. 481) и комитом Сатурнином (PLRE. I. 877), хотя прямых свидетельств участия двух последних в персидских походах нет. Иными словами, складывается впечатление, что Валент действовал, как некогда Констанций II, лично предводительствуя войсками, а Аринфей и Виктор значительную часть времени проводили в Константинополе, либо в Антиохии, будучи там стражами режима Валента. При этом император, вследствие их варварского происхождения и, главным образом, участия обоих в подавлении восстания Прокопия, мог не опасаться серьезного сближения их с какими-либо оппозиционно настроенными группами населения. Все это, вне сомнения, свидетельствует о большом доверии Валента по отношению к Аринфею и Виктору, но, однако, полностью отсутствуют факты, которые говорили бы об их серьезном влиянии на императора и наличии у них реальных возможностей сделать это.
Прежде всего, не прослеживаются их родственные отношения ни друг с другом, ни с императорской семьей или прочими представителями военной элиты; известно лишь, что Виктор был женат на дочери Мавии, правительницы сарацин (PLRE, I. 958). Увеличил ли этот брак его вес при дворе, однозначно ответить трудно. В целом же ни сам Валент, ни его военное руководство не породнились между собой. Представляется, что в этом проявились принципиальные установки Константиновой конституции. Например, Аммиан, отмечая достоинства Валента, писал: “Всегда настороже и боявшийся, чтобы никто не вознесся выше, прикрываясь родством с ним” (XXXI. 14. 1). В “некрологе” Валентиниану I он подчеркнул, что император также предпочитал оставлять своих родственников частными лицами, либо, в крайнем случае, наделять их средними постами (XXX. 9. 2). После восстания Прокопия Аммиан лишь одного родственника Валента: трибуна Эквиция, исполнявшего в 378 г. обязанности cura palatii. Очевидно, его положение при дворе вряд ли было сколько-нибудь заметным, поскольку он упомянут только один раз и в связи с тем, что его должны были выдать готам в качестве заложника, а другого родственника у императора просто не оказалось (XXXI. 12. 15). Пресловутая вседозволенность трибуна Нумерия в плане отношений родства проблематична: дружба его и Валента до 364 г. не может считаться достаточным свидетельством даже в пользу землячества (XXIX. 2. 17).
Таким образом, военная верхушка при Валенте не могла оказывать существенного влияния на выработку политического курса, пользуясь родственными отношениями с императором. Не случайно поэтому они не упоминаются при решении важных внутренних проблем государства и, наоборот, всюду на первом месте представители гражданской администрации, как, например, в деле нотария Феодора. Законы Валента адресованы только гражданским чинам. Отсюда напрашивается вывод, что Валент не произвел серьезных изменений в социальном положении военной элиты и продолжил политику Констанция по недопущению вмешательства военных в гражданские дела. Единственным бросающимся в глаза новшеством было то, что, по сравнению с правлением Констанция, магистры подолгу не сменялись на своих постах: Виктор и Аринфей (363–379 гг.), Юлий (371–379 гг.). Представляется, что император продлевал пятилетний срок магистериев этих своих военачальников по истечению очередного периода полномочий. Несомненно, это было платой за верность: Юлий, например, будучи в 365 г. военным комитом Фракии, был репрессирован Прокопием (Amm. XXVI. 7. 5). Однако, вольно или невольно, при Валенте создался порожденный политическими причинами прецедент длительной несменяемости в военном руководстве, плохо по этому параметру совместимый с магистратской моделью.
Но этим новшеством положение военной элиты при Валенте и ограничилось, причем фамильной монополизации высших военных постов не возникло. О наследственности службы в офицерской среде при Валенте вообще известно довольно немного. За исключением одного случая, у нас нет сведений о детях ни одного из магистров 364–378 гг., как и неизвестно точное социальное происхождение последних. Твердо установленным может считаться только один факт: сын магистра Урзицина, служившего еще при Констанции, Потенций в канун Адрианополя был трибуном промотов (Amm. XXXI. 13. 18). В этом свидетельстве Аммиана, видимо, отразилось уважение к его бывшему командиру, однако подозревать его в “фигуре умолчания” по отношению к отпрыскам других высших офицеров нет оснований, тем более, что он мог бы знать их лично. Скорее все же при Валенте наследственность службы в офицерских семьях традиционно складывалась на низших уровнях военной организации, и, наоборот, можно, на наш взгляд, говорить о своеобразном дефиците командного резерва. Об этом, например, говорит приглашение Валентом, при возникновении чрезвычайных обстоятельств после 376 г., популярного на Западе комита Себастиана и производство его в магистры пехоты (Amm. XXXI. 11. 1). О назначенных в 377 г. магистрами Профутуре и Траяне Аммиан заметил, что “хотя оба… были высокомерны, но неспособны к войне” (Amm. XXXI, 7. 1). После первого же поражения место Профутура, вообще исчезнувшего из источников, занял Себастиан[176], Траян был отставлен (XXXI. 11. 1), но позже восстановлен в ранге (XXXI. 12. 1). Сатурнина в 377 г. возвели временно (ad tempus) в магистры конницы (XXXI. 8. 3), хотя он также не имел боевого опыта, будучи при Констанции в должности cura palatii (Ibid. XXXI. 3. 7). Примечательно, что, несмотря на вызванную чрезвычайными обстоятельствами необходимость удвоения числа магистров[177], Валент ни в чем не изменил принципам своей персональной политики: Себастиан происходил из Вифинии, был дуксом Египта при Констанции; Сатурнин[178] был репрессирован Юлианом; Траян был дуксом, затем комитом Армении.
При Валенте не произошло, очевидно, никаких серьезных сдвигов в административной инфраструктуре верхушки военной организации; исследования А. Демандта показали, что Валент воспринял и оставил без изменений до 376 г. административную схему магистров Констанция и лишь готское восстание заставило отступить от нее[179].
Немногое нам известно и о наличии состояний у имперской военной верхушки при Валенте. Виктор и Сатурнин имели близ Константинополя собственные проастии (PLRE. I. sub. nn.); не исключено, что ей могли обзаводиться легче те из них, которые долго исполняли функции регионального командования, что уже само по себе создавало благоприятную атмосферу для втягивания в хозяйственные отношения подконтрольных провинций. Офицерство могло владеть землями и в частном порядке, будучи уже в отставке. Помимо упомянутых проастиев Виктора и Сатурнина, известно, что землями владел магистр Грациана Сапор (Lib. Ер. 957). Однако, на наш взгляд, для военной верхушки это явление было распространено и практиковалось весьма незначительно, по сравнению с солдатами и младшим офицерством.
Уже в эпоху принципата (в подавляющей массе в Египте) зафиксирована солдатская земельная собственность[180], продолжавшая существовать и в ранневизантийский период. Согласно источникам, основной массой военных поссессоров были солдаты (CTh. VII. 20. 4) и низшее офицерство (как, например, Фл. Виталиан и Фл. Абинней)[181] постоянных гарнизонов дукатов. В этом плане примечателен закон 386 г. на имя префекта-августала: “Мы приказываем твоему оффикию и оффикиям исполняющих обязанности наместников провинций все налоги по провинциям Фиваиде и Августамнике взыскивать, собирать, в конце концов, принуждать таким образом, чтобы, если в упомянутых провинциях были военные поссессоры, с них в таком же размере взыскивалось через военный оффикий” (CTh. I. 14. 1). Думается, что на дуксов этот закон реального воздействия не оказывал, поскольку они не только в нем не упомянуты, но и в качестве глав военных канцелярий вряд ли стали бы обращать его против себя. Поэтому вопрос о том, были ли дуксы, равно как и военные комиты, в числе военных посессоров, довольно проблематичен. С другой стороны, регулярные перемещения командующих пограничной армией во второй половине IV в.[182], видимо, делали непривлекательными для многих дуксов приобретение земельных имуществ по месту службы вследствие слабых возможностей контролирования их хозяйственного функционирования в случае назначения их в новые, более удаленные от прежних, дукаты. Отсюда следует, что местная, провинциальная, военная элита предпочитала обогащаться, используя возможности государственного аппарата.
