Перед Константином, как и ранее перед Диоклетианом, встала задача сломить влияние префектов претория на армию. Но, в отличие от основателя тетрархии, Константин разрешил эту проблему в духе своей концепции кровнородственной преемственности власти. Он изъял у префектов претория функции армейского командования более решительно, чем Диоклетиан, и передал их не цезарям, которые отныне считались наследниками престола и членами правящего дома без перспективы на будущую власть, но специально учрежденному высшему командному институту — magistri militum. Такая реконструкция причин этой едва ли не самой важной из реформ Константина вполне согласуется с данными источников. Зосим (II. 33. 3), не объясняя в целом мотивов реформирования префектуры претория Константином, отметил, что “он ревностно старался принизить ее и другими способами”. Иоанн Лид (De mag. II. 10 = III. 40), описывая акт изъятия у префектов претория командования над дворцовыми схолами и армией, подчеркнул, что для этого возникла необходимость (ανάγκη γέγονε). Оба (единственные!) источника единодушно отмечают сознательность и решимость этого шага Константина, его резкий разрыв с существующей административной практикой.
Значение реформы трудно переоценить: в результате ее была, наконец, найдена оптимальная, принципиально новая, модель административного устройства высших эшелонов власти империи, резко снизившая зависимость императоров от армии. Разделение властей на самом высоком уровне государственного управления “замыкало” все разнородные политические интересы на центральной власти, которая в значительной мере от них эмансипировалась. Тем самым была пресечена опасная тенденция рассеивания государственного суверенитета римского народа, перенесенного на императора, и сложилась реальная основа для проведения политики, в большей мере руководствовавшейся государственными интересами. Отсюда более предпочтительной формой престолонаследия становится кровнородственный династизм, напрочь отрицающий адоптивацию диоклетианова типа. Разделение, уравновешивание взаимозависимыми административными функциями, конкуренция гражданских и военных властей делали любую династию устойчивой, Эти факторы при пресечении одной династии “включали” выборный конституционный механизм, состоявший из высших чинов армии и гражданской бюрократии (который необходимо отличать от церемоний публичного провозглашения уже избранного императора), для того, чтобы дать жизнь другой. “Административная революция” завершилась: Константином был найден верный принцип балансировки государственного механизма, его преемники лишь отлаживали и совершенствовали систему. И, наконец, в результате реформы префектуры претория[126] возник новый тип гражданской и военной элиты, отличавшийся от прежних, выросших из экстраординарных властных структур кризисного периода, тем, что он более соответствовал традициям античной государственности. По сути дела, при Константине возникла тенденция к превращению региональных префектур и армейских магистериев в высшие имперские магистратуры, конечно, модифицированные временем и обстоятельствами, сочетавшие в себе коллегиальность, точно определенный объем административных функций, ограниченный срок полномочий. Назначение на эти посты было прерогативой императора, и уже это делало их открытыми по характеру. Императорская власть, “выстрадав” в качестве modus vivendi династизм в течение столетия экспериментов, стремилась во имя собственной устойчивости не предоставлять ни префектуры, ни магистерии членам правящей фамилии. Произошло как бы резкое разграничение законодательного суверенитета и исполнительной власти магистратур, очередное в римской истории: ближайшие родственники императора в силу династийно-легитимного принципа потенциально обладали частью перенесенного на императора суверенитета римского народа, соединение которого с одной из высших магистратур было чревато опасностью узурпации под легитимным знаменем.
Поэтому после возникновения региональных префектур и магистериев наметилась тенденция к резкому ослаблению власти цезарей[127], а также к постепенному исчезновению цезарата в качестве института соправительства. Более того, отсутствие цезарата именно в этом статусе является одним из основных признаков политической стабильности империи, даже в периоды пресечения династий[128].
И префектура, и магистерии были доступны через службу лицам любых социальных слоев свободного населения империи, что делало их высшими ступенями в гражданском и военном cursus honorum, существовавших после реформы Константина отдельно друг от друга, Приведем лишь несколько разновременных примеров гражданских и военных карьер. Флавий Аблабий, выходец из социальных низов Крита: мелкий чиновник канцелярии наместника Крита — викарий Азианы — префект претория при Константине и Констанции II (PLRE. I. 3–4). Максимиан, потомок карпов-дедитициев, сын табулярия провинциального оффикия: адвокат — презид Корсики — викарий Рима — префект Галлий при Валентиниане I и Грациане (PLRE, I, 577–578). Из простых солдат, соответственно, до магистра кавалерии и презентального магистра выслужились Арбицион (Amm. XVI. 6. 1) и Гайна (Soz. VIII. 4. 1). Начиная с правления Константина I (на наш взгляд, это было прямым следствием сложившегося в 307–312 гг. политического альянса Константина и галльской аристократии[129], в котором одна сторона была заинтересована в захвате власти, другая — в восстановлении своего социального престижа и влияния) с новой властью активно сотрудничала сенаторская аристократия, достигавшая высших должностей и консулата путем долгого cursus honorum. В этом плане достаточно сослаться на карьеру Симмаха, ставшего префектом Рима и ординарным консулом после длительной службы на разных уровнях гражданского управления (ILS. 2946). Константин не оттолкнул от участия в государственной власти и иллирийских военных: исследователи отмечают, что ему удалось после 324 г. сломить универсалистски настроенную иллирийскую военную клику средствами дипломатии[130], и, добавим, тем самым открыть перспективу службы в рамках новой имперской конституции. Таким образом, позднеримская служилая имперская знать после завершения административных реформ Константина, на длительную перспективу определивших ее структурные особенности, сформировалась не как феодализирующаяся, но все еще как античная, точнее позднеантичная, с учетом всех модификаций “административной революции”, по своему характеру.
Разумеется, новая имперская элита высших должностных лиц оказывала определенное воздействие на формирование политики государства; конечно же, в поздней античности, как и при любом монархическом устройстве существовал фаворитизм. Отсюда выявление степени такого влияния требует учета многих факторов: конституционного объема компетенций и их возможности воздействовать на решение проблем, сопредельных либо выходящих за круг полномочий определенной должности, реального баланса между высшими военными и гражданскими чинами в каждой конкретно складывающейся политической ситуации как в столице, так и в провинциях, системы правительственного контроля над отдельными магистратурами, армией и ее командным составом, а также способности ее реагировать и быстро находить ответ в критические периоды, и, конечно, целого спектра субъективных обстоятельств (малолетство и слабохарактерность императоров, влияние на них через жен и т. д.).
Изъятие военных функций у префектов претория, согласно Иоанну Лиду (De mag, II. 10 = III. 40), проходило в два этапа: передача командования над гвардейскими подразделениями магистру оффиций, а над армией — στρατηγοί. Полагают, что возникновение magisterium officiorum падает на период между 312 и 314 гг.[131]. Учреждение же армейских магистериев относят к последним годам жизни Константина[132]. На наш взгляд, это произошло вскоре после назначения Далмация цезарем в 335 г., когда Константину потребовалось резко ослабить ориентированное на восстановление тетрархии офицерство (Aur. Vict. De caes. 41. 15). А. Демандт предположил, что Константин создал посты магистров армии с целью придать опытных военных, которые могли бы руководить крупными операциями, своим сыновьям-цезарям. Однако это плохо согласуется с данными Зосима об учреждении императором только двух магистров — конницы и пехоты (Zos. II. 33. 3). Не засвидетельствованы магистры войск у сыновей Константина ни на момент его смерти, ни во время свидания Константина II, Константа и Констанция II в сентябре 337 г.[133] в Паннонии, где, по счету А. Демандта, их должно было бы быть от трех до шести человек. Думается, что оба недавно созданных магистра находились при самом Константине, тем более что в последние месяцы своей жизни он готовился к крупному походу против персов (Fest. Brev. 26). Думается, что эти два магистра, которым, по Зосиму (II. 33. 3), были подчинены все войска империи, сыграли не последнюю роль в передаче власти сыновьям Константина. А. Демандт с достаточным основанием предположил, что первым Константиновым военным магистром был Флавий Урсус, германец, ординарный консул 338 г.[134]. На наш взгляд, не было случайным именно то, что для новой должности был избран германец, который в силу происхождения не только не мог претендовать на цезарат сам, но и видал основу своего благополучия в лояльности легитимной династии, чем становился естественным соперником, стремящимся к восстановлению диоклетиановой конституции, а также соперником префектов претория. Очевидно, Урсус был в числе factio militaris (Eutrop. X. 9. 1), устроившей резню потомства Констанция Хлора от Феодоры, за что и получил ординарный консулат. Для этого наследникам Константина пришлось отставить уже назначенного ординарным консулом на 338 г. Лоллиана (CLRE. 19). Эта factio поддерживала настрой солдат (Евсевий особо подчеркивает роль ταξίαρχοι’ — Euseb. Vita Const. IV. 63; из контекста видно, что это были высшие командиры армии[135]) за родных сыновей Константина против “партии двора”, возглавляемой Юлием Констанцием, сводным братом покойного императора, и префектом претория Аблабием[136]. Иными словами, в ходе острого политического кризиса, последовавшего за неожиданной смертью Константина, в котором даже Констанций II выступил не ведущей, а ведомой силой[137], недавно созданный путем изъятия у префектов претория военных функций (чем была рассеяна оппозиция династизму в офицерских кругах) magisterium militum решительно высказался за легитимно-династийный принцип имперской конституции, обеспечивавший ему право на жизнь. Но в ходе этого кризиса армейский магистерий проявил себя и достаточно серьезной силой, которую необходимо контролировать системой специальных мер.
