Силмерин вздрогнула, а Макалаурэ, подавив тяжелый вздох, вдруг запел. Голос его, тягучий и плавный, глубокий, словно море, и такой же бескрайний поплыл над садом. И сразу же, едва это произошло, замолкли ночные птицы, не в силах соревноваться в мастерстве с тем, чей голос некогда назван был золотым. Перестала шептаться листва, и лишь взволнованное биение двух сердец могло соперничать по силе и красоте с музыкой.

Он пел о жизни своей, о любви. О том, что счастье, самый смысл существования нашел в глазах юной нолдиэ, однако опасается навеки погубить ее жизнь.

— Я буду твоей женой! — воскликнула она, и музыка, взвившись в последний раз звенящим, бурным аккордом, оборвалась.

Силмерин вскочила, рванулась навстречу, и Кано, схватив ее за руки, заглянул в глаза. В них горели тревога за него и неподдельный восторг.

— Ведь я не стану счастливей, если откажусь от своей любви, — продолжала она. — Пусть жизнь моя стала бы тогда спокойнее, но скажи, что это будет за существование? Унылое и жалкое. Я знаю все про твой путь, и мы вместе пройдем его до конца.

— Я люблю тебя, — выдохнул Макалаурэ и крепко обнял возлюбленную за плечи. — И теперь уже больше ни за какие блага в мире не отпущу.

— И я согласна с этим.

Он наклонился, на мгновение замер, изучая такие любимые, родные глаза, а

после завершил движение и коснулся губами губ Силмерин.

Ту бурю чувств, мгновенно вспыхнувших в сердце, в фэа, не мог бы он сравнить ни с чем. Никакая иная радость не в состоянии оказалась соперничать с простым прикосновением уст любимой, с ее пальцами, запутавшимися в его волосах, со звездами в глазах и с теплым дыханием.

— Родная моя, — прошептал он, задыхаясь от наслаждения, — мелиссе…

Она чуть слышно застонала и крепче прижалась, хотя казалось, что это уже невозможно.

Арфа одиноко лежала на скамейке, но менестрелю чудилось, что он все еще слышит ее тонкий напев. В голове крутились мысли, что нужно сделать прежде всего: заняться помолвочными кольцами, поговорить с родителями любимой, известить своих братьев. Однако усилием воли он откинул до поры до времени эти мысли. Для них еще придет пора. Пока же есть только любовь и нежность — самое прекрасное, что может произойти в жизни эльда.

***

Кому заниматься кольцами для грядущей церемонии, у Макалаурэ даже сомнений не возникало. Только самому! Конечно, он вовсе не был признанным мастером, как отец или брат, и все же на такую малость был вполне способен. Ибо кто сможет лучше него почувствовать и понять, какой именно узор подойдет его любимой?

Заснуть в эту ночь он так и не смог. Бесцельно проворочавшись в постели около часа, Кано встал и, одевшись, спустился в мастерскую. Оглядевшись по сторонам, он зажег светильники и открыл окно, а после некоторое время стоял, глядя в притихший сад и предаваясь мечтам. Перед глазами вставали картины грядущего счастья: свадьба, прогулки с женой один на один. Дух захватывало от одной только мысли, что его теперь дома будет кто-то ждать, а заодно и волноваться за него.

Конечно, последняя мысль не вселяла бодрости в сердце — огорчений и тревог будущей жене он хотел бы доставлять как можно меньше. И все же понимание, что твоя судьба отныне кому-то не безразлична, вливало силы в кровь и дарило бодрость фэа.

Однако, пора было приступать к работе. Макалаурэ выбрал стол поудобнее и достал из шкафа инструмент. Уже сработанными кем-то из мастеров заготовками он решил не пользоваться — кольца он сделает сам, полностью, от начала и до конца.

Но просто изготовить серебряный ободок было мало. Узор к нему требовал от создателя особой вдумчивости.

Кано закрыл глаза и вызвал в памяти образ Силмерин. Как звучит ее фэа? Какие ноты к ней наиболее созвучны? Какой узор отразит наилучшим образом ее характер? Он подбирал элементы рисунка, и некоторые послушно и охотно ложились на образ, иные же начинали создавать дисгармонию, и их приходилось отвергать.

Исиль плыл по небу, и серебристые лучи его мастер вплетал в узор будущего кольца. Элементы складывались один за другим в единую песню, подобно нотам. И наконец, она зазвучала.

Разумеется, ни одно ухо в мире не смогло бы услышать голоса подобного творения. Однако, если прикоснуться к нему с помощью фэа, то можно было легко прочесть все то, что мастер вложил в кольцо для любимой. Ее прекрасный облик и нежную душу, ее сияние и свет, и собственную любовь. Они гармонично переплетались, звуча в полный голос, и эта чарующая мелодия могла бы заворожить любого. Однако предназначена она была только для одной эллет. Для Силмерин.

Макалаурэ распрямился и потер лицо. Убрав кольцо за пазуху, он поднялся и прошелся по комнате, чтобы немного размяться. Упражнения в мастерской отнимали у него всегда много сил. Гораздо больше, чем создание обычной песни. И все же теперь он ощущал в груди удовлетворение. Работа сделана, и результатом он вполне доволен.

«Пожалуй, теперь стоит немного перекусить и сделать второе кольцо, для себя», — подумал он и, выйдя из мастерской, поднялся на кухню.

***

И все же на помолвке, в конце концов, оказалось куда больше гостей, чем можно было ожидать изначально. Накануне вечером, когда ладья Ариэн уже коснулась верхушек самых высоких сосен, окрестности Химринга вдруг огласило знакомое пение охотничьего рога.

Макалаурэ и Майтимо недоуменно переглянулись.

— Курво? — проговорил старший, явно не веря своим ушам. — Он же только недавно уехал!

И оба Фэанариони, не сговариваясь, вскочили с кресел и выбежали из библиотеки.

А во дворе уже царила радостная приветственная суета. Отряд въезжал сквозь распахнутые ворота, навстречу спешили верные, чтобы принять коней, а сам Атаринкэ вместе с Тьелпэ с любопытством и смутно читавшейся на их лицах тревогой оглядывались по сторонам.

— Что случилось? — быстро спросил Майтимо, торопливым шагом подходя к брату.

— Это я у тебя хотел спросить, — спокойно отозвался тот.

Он спешился, ласково потрепал своего гнедого по шее и, позволив одному из конюхов увести четвероногого друга, продолжил:

— Мы успели отъехать на день пути, когда меня неумолимо потянуло обратно. Все казалось, будто произошло что-то очень важное, или же только должно случиться. Турко выслушал терпеливо, но не стал поворачивать, заявив, что меня одного вполне хватит, дабы хорошенько разобраться в происходящем. Ну, а мы с Тьелпэ посовещались и решили вернуться. Так что, мы зря приехали?

— Вовсе нет, — отозвался вышедший вперед Кано. — Наоборот, вы как раз вовремя.

Курво вопросительно поднял брови и посмотрел на второго из старших братьев, всем своим видом выражая любопытство. Майтимо отступил на шаг, давая понять, что подобные новости должен сообщать отнюдь не он, и Макалаурэ, поглубже вдохнув, решительно произнес:

— Я женюсь. Завтра помолвка.

Секунду Курво молчал, а после на лице его расцвела широкая, словно Белегаэр, и столь же радостная улыбка.

— Ну, наконец-то! — воскликнул он и, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, стиснул Кано в крепких объятиях. — Я уж думал, что так и останусь единственным среди вас! Так это Силмерин?

— Да, — охотно подтвердил Макалаурэ. — Моя лесная незнакомка.

— Девушка явно крепка духом, раз сумела так быстро тебя покорить.

Менестрель рассмеялся:

— Я и не пытался сопротивляться.

— Охотно верю, — усмехнулся Курво.

И они все вчетвером направились в гостиную, чтобы за кружкой прозрачно-золотой медовухи обсудить грядущие изменения в семье более подробно и обстоятельно.

А в саду тем временем вовсю кипела работа. Нисси из верных наряжали его, украшали лентами, разноцветными светильниками и букетами цветов, подчас столь причудливых, что сложно было поверить, будто подобное можно вырастить здесь, в суровых условиях севера.

Тени постепенно удлинялись, сумерки отступали перед неумолимым напором ночи. В небесах зажглись первые звезды, а когда заря на западе окончательно прогорела, стены Химринга второй раз огласило пение рога. На этот раз приехали близнецы.