— Я. Очень. Разочарована в тебе. Саргон, — Ба Мяо стояла, сощурив на них свой изумрудный глаз и в ее позе, а также выражении лица не содержалось никакой радости или сочувствия.

— Я. Очень. Разочарована в тебе. Саргон, — Ба Мяо стояла, сощурив на них свой изумрудный глаз и в ее позе, а также выражении лица, не содержалось никакой радости или сочувствия.

— Ба сянь-шен! — Вразнобой произнесли все трое и исполнили некую пародию на глубокий поклон. Для нормального парадного приветствия у них оказался слишком большой рассинхрон. К тому же, красные от алкоголя лица, налитые кровью глаза, а также раскачивающиеся тела нисколько не показывали их уважения к вышестоящим.

Девушка обвела их коротким, почти безразличным взглядом, поморщилась, а затем что-то сделала со своей Ци. По крайней мере, Саргон ощутил легкий выброс энергии.

— Я не стану разбираться с вами, смерды. Просто сообщу страже у ворот госпиталя или охранникам распорядителя. Вы получите все причитающееся. Что за взгляд, мальчик? Не понимаешь? — Отстраненность, безразличие, а также усталое разочарование. Попаданец многое бы сейчас отдал, только бы не слышать этих ноток в ее голосе. Поздно.

До него только сейчас начал доходить, в общем-то очевидный факт. Они нарушили законы Форта. Военного времени, на минуточку. Со статусом, максимально близким к статусу заключенных. И Акургаль, когда предостерегал Камея от выпивки, переживал вовсе не о его облико морале. Впрочем, он был уверен в бсплодности попыток найти алкоголь, поэтому и отпустил их так легко.

— Давно я не видела настолько наглых идиотов. Вы все нарушили сразу несколько статей Пурпурного Устава. Принимали байцзю на посту, занимались контрабандой, имели контакт с лицами, не входящими в число командования, личного состава или персонала Облачного Форта, нарушили общественные нормы и так далее. По совокупности всех совершенных преступлений новобранцам за все это грозит смерть, — Губы Ба Мяо презрительно скривились, а потом она произнесла совсем другим — отрывистым и злым тоном:

— А теперь снял свой хлыст и положил на землю! Если у кого-то еще есть оружие — вытащили и положили рядом!

Саргон медленно потянул руки к поясу, затем отстегнул с него подарок куратора, с которым теперь не расставался почти никогда, аккуратно положил его на землю в метре от себя. В висках гулко стучало от напряжения, сердце заходилось от волнения, а на щеках играл стыдливый румянец. Подумать только, так глупо спустить в унитаз все свои достижения…

Он никак не мог поверить в реальность происходящего. Видел себя словно откуда-то со стороны. Собственные руки казались чужими, твердый материал кнута почти не ощущался от онемения в кончиках пальцев. Воспаленный мозг опустел и в этой пустоте осталось место лишь ярким, невнятным образам будущего, где его хлещут плетьми или батогами, казнят как преступника, принудительно делают рабом… А Ксин и Мяо стоят и презрительно кривятся, глядя на недостойного их обманщика.

— Пресветлая госпожа… — Попытался подать голос Камей, однако дочь коменданта лишь отрывисто махнула рукой, будто отгоняя назойливую муху. Блеклый, почти не видимый глазу серп сорвался с ребра ладони девушки, ударил здоровяка под колени. Тот моментально растянулся перед ней, но приподняться посмел только на локтях, для придания себе официальной позы коутоу.

Поза максимального унижения и раболепия. Колени, ладони и лоб упираются в землю, нижняя часть тела отклячена назад. Традиционно, в такой позе отбивали лбом три поклона. Это же сделал и Камей, однако Ба Мяо не обратила на его кривляния ровным счетом никакого внимания. Остальные двое последовали его примеру, но не полностью. И Саргон, и Юншэн лишь преклонили колено. Саргон — потому что знал, как дочь коменданта не любит этих показных унижений. Что творилось в голове фармацевта — зачастую не мог сказать и он сам.

Ба Мяо приподняла вопросительно бровь, затем скосила взгляд на Юншэна, и лед в ее голосе подернулся рябью удивления:

— Зачем вы раздели фармацевта?

Ради. Торже. Ства. Науки. Госпо. Жа, — Торжественно объявил все еще голый юноша и как-то незаметно натянул на себя халат. Штаны не натянул, но длинная пола прикрыла весь его срам.

— Науки? Ты опять что-то придумал? Нет, это сейчас не важно, — Пробормотала она себе под нос. Покачала головой и продолжила свою речь. Более живым, усталым тоном. Вот только ее слова стали от внезапной человечности голоса еще страшнее.

— Контакты с контрабандистами караются сотней ударов плетью. Вряд ли кто-то из вас переживет эти удары. Самостоятельная варка байцзю карается двумя десятками ударов плетью. Нарушение общественного порядка — сотней облачных юаней каждому пострадавшему и еще сотней — в казну Форта. Распитие байцзю — десять ударов. За три и более проступка полагается смертная казнь… — Она помолчала, а потом добавила:

— Тебе повезло, Саргон, что тебя заметила именно я. Точнее, два смерда из новобранцев бросились именно к моим стопам и умоляли совершить правосудие. Право слово, хватило бы и обращений к охране распорядителя или самого лагеря, — Покачала она головой, — Сперва я хотела немного развлечься… Пока не узнала личности преступников. Я убью вас быстро и безболезненно. Даже позволю сказать последнее слово. Тебе лично. А пока — попрощайся со своими спутниками. Уж на это твоя затуманенная хмельными парами душа должна быть способна…

Саргон вздрогнул от ее помягчевшего, почти участливого тона. Тона, которым прощаются с мертвецами. Она действительно… оказывала ему услугу? Чем, нелепым приговором? Быстрой смертью? Возможностью сказать пару фраз перед тем, как красивая девушка, к которой ты не равнодушен, снесет тебе голову?!

Он стоял на коленях, гипнотизировал глазами истоптанную грязную жижу у себя под носом и отказывался верить в происходящее. Они ведь только выпили немного, что здесь такого? И про какие-такие связи с контрабандистами она говорит? Отравленный алкоголем мозг бунтовал, несмотря на выброс адреналина в кровь. Картинка перед глазами двоилась, его мутило и укачивало, земля то приближалась, то отдалялась.

Но даже в таком состоянии, Саргон почувствовал, что это конец. Он видел стальной блеск внутри глаз дочери коменданта. Она могла быть сколь угодно участливой и неравнодушной, однако такое вопиющее нарушение правил ударило по их отношениям сильнее любых сословных преград. Тем более, он сделал это, как обычный крестьянин: напился и пошел куролесить. Поступок, вызывающий отвращение.

"Я должен сделать что-то. Надо… Надо как-то поменять ситуацию, объясниться, пока еще есть время. Не могу, не хочу видеть эту презрительную жалость у нее на лице. Черт, как же меня мутит…", — У Саргона ничего не получалось. Мозг отказывался работать, мысли никак не хотели собираться в кучу. Они бегали от него, как тараканы от включенного света, посылали тревожные сигналы и полуоформленные сцены гибели, не больше.

"Дерьмо! Работай, тварь! Работай, организм, работай, мозг. Давайте, приходите в себя, когда вы мне так нужны!!!" — От отчаяния он решил повторить ту свою процедуру с укреплением глазных каналов и изменением цвета глаз для запугивания новобранца. Только теперь полем деятельности являлся весь мозг.

Он сделал это быстро, за какую-то долю секунды. Преимущество и одновременно недостаток работы с головным мозгом, а также спинным и отдельными нервами — результат выдается немедленно, сама культивация занимает только субъективное время, не тратя и доли секунды в реальном. Вот только последствия тоже наступают сразу. И если ты где-то ошибся — то ничего поправить или изменить нельзя. Лишь молиться своей покровительнице о самой возможности выздоровления.

— Что ты делаешь, несчастный самоубийца? — Девушка перед ним сцепила зубы, шагнула вперед, к хрипящему у ног телу. А затем вцепилась левой рукой за волосы, рывком подняла голову так, чтобы затуманенные болью глаза Саргона поймали ее взгляд. Между их лицами сверкнула вспышка, которая ослепила фармацевта с Камеем, а самого парня откинула с колен прямо на спину.