После того, как молодой офицер нехотя согласился с мнением чиновника, тот довольно блеснул глазами и вытащил письменный приказ командира батальона о назначении Александра в состав экспедиции на должность командира пехотного взвода. Это означало продление командировки и разлуки с Олей, как минимум, на пару месяцев, но выбирать не приходилось.

Первые дни путешествия Александр опасался предательства со стороны казахов. И сам держал оружие под рукой и подчиненных заставлял максимально сторожиться. По вечерам попаданцы вставали на ночевку отдельным лагерем: фургоны выстраивали в оборонительный круг, выставляли усиленный караул, да и сами отдыхали с оружием под рукой. Но кочевники, казалось, не обращали особого внимания на пришельцев. По вечерам исправно привозили в лагерь попаданцев свежезаколотых барашков для походного ужина. Утром, усевшись около коняшек на расстеленную прямо на траве кошму, терпеливо ожидали, пока фургоны тронутся в путь.

Дни шли, ничего не происходило и Александр немного успокоился, но меры предосторожности остались в силе. Чем черт не шутит, когда бог спит! Он и не предполагал, что казахи с таким же недоверием относились к пришельцам из удивительного города. Едва хан заключил мир с попаданцами, по степи пополз распространяемый недругами хана слух: «Снюхался с урусами хан… Продал степную свободу неверным, поэтому и идут они ему на помощь!». Слухи, конечно, передавались шепотом. Но, как говорится, самый тихий шепот услышит аллах, а что известно ему, то передаст он людям. Так что глупцы и фанатики, способные нарушить волю правителя казахов, подвергали маленький отряд попаданцев нешуточной опасности. Спасало то, что сопровождать попаданцев хан отправил отряд из доверенных нукеров, которые ни при каких обстоятельствах не переступят волю хана.

В один из дней бесконечного пути Александр поймал себя на том, что мысли о навеки покинутом двадцать первом веке больше не приносили боль одиночества и утраты, как в первые дни и недели после Переноса. Словно подернулись вуалью времени, стали тусклыми и почти нереальными и суматошная жизнь больших городов, и бензиновая толчея транспорта и Интернет и, самое главное, мать. А реальностью то, что вокруг. Заунывная песня, бесконечная, как сама степь, проводника-казаха, которую он пел, аккомпанируя себе на струнном музыкальном инструменте, грубо вырубленный из камня идол – обатас на вершине затерянного в степи холма, город и лицо Оли, то ласковое, то грустное. Глубоко вздохнул и выплюнув черную от набившейся в рот пыли слюну, покачал головой:

– Вжился, черт… так вжился, что прежнее почти и не вспоминается!

Нет, конечно все помнилось, но то была память разума, а не чувств. Эмоции и чувства диктовались уже миром семнадцатого века. Века кровавого, но и великого. Еще недавно непонятного и пугающего, а ныне почти родного. Ко всему привыкает человек, особенно молодой, как Петелин, у которого все впереди.

На четвертый день радиус принесло сообщение, повергшее экспедицию в настоящий шок. Нашлась пропавшая в степи за несколько дней до набега казахов геологическая партия. Судя по оставленным нападавшими следам, геологов подловили ночью. Расположенный на берегу степного озерка лагерь варварски разграбили, технику раскурочили, а что не смогли снять, разбили. Попаданцев после пыток подвергли мучительной казни: посадили на колы. Потом совершившие это преступление изверги бесследно исчезли, растворились в степи.

Богатый на события первый летний месяц закончился. Второго июля суд огласил приговор по уголовному делу заговорщиков. Все десять дней процесса локальная сеть города гудела от яростных диспутов, а телевидение ежедневно освещало заседания суда. Даже бабульки у подъездов живо обсуждали ход процесса. В итоге суд вынес суровый приговор. Заговорщики получили от 18 до 20 лет тюрьмы – максимально возможные сроки по статье 279 Уголовного кодекса, а собственность осужденных реквизировали в казну. Суровому решению немало способствовал телефонный звонок мэра городскому судье. Подавляющее большинство горожан встретили суровый вердикт с полным удовлетворением. Затеянная богачами буча могла привести к гражданской войне и гибели города, а деятельность администрации, несмотря на все издержки, они в целом одобряли.

Зверски замучивших геологов разбойников, так и не разыскали. Облет территории в радиусе пятидесяти километров вокруг места преступления и проверка обнаруженных становищ кочевников не дали ни малейших следов предметов двадцать первого века. Сами аборигены категорически открещивались от нападения на лагерь геологов. Тщательное расследование, проведенное начальником ФСБ, смогло установить, что это, видимо, кто-то неместный и окрестные башкиры и казахи не имели отношения к преступлению. Наконечники стрел, немногочисленные предметы, забытые убийцами на месте преступления, разительно отличались от используемых местными. Агентура, навербованная среди окружающих кочевников и, оставленные Тауке-ханом заложники, в один голос клялись аллахом и Тенгри, что найденные стрелы используют джунгары. Следствию не помогла продвинуться даже щедрая награда, обещанная за информацию о разбойниках. Как могли пришельцы с востока оказаться так далеко от родных земель, или преступники все же ряженные башкиры или казахи, так и осталось загадкой.

Неспокойно и на границе. Четырежды за месяц разноплеменные банды степных удальцов пытались пробраться вглубь «попаданческих» владений. Но не тут-то было! Тех, кому повезло не напороться на минные поля, прикрывшие наиболее опасные направления, обнаружили дежурившие сутками на сторожевых вышках по периметру «попаданческих» территорий пограничники. Разбойникам невдомек, что в приборы ночного видения, они видны, словно в яркий день. Автоматическому оружию с минометами вызванной по тревоге маневренной группы на БТР-70, степные разбойники ничего противопоставить не могли. Основную часть потенциальных грабителей уничтожили или захватили в плен, пополнив ряды штрафников и только несколько человек скрылись в лесу. Подвергать солдат лишнему риску и преследовать разбойников не стали.

Приспосабливаясь к новой жизни, город изменялся. Заработало еще несколько небольших, полукустарных, но так необходимых жителям производств, оживились кустари. На центральном рынке и в немногих выживших магазинах появилась продаваемая без карточек глиняная посуда, разнообразный кухонный инвентарь и почти весь ассортимент магазинов «Тысяча мелочей», пусть сделанный погрубее, чем в двадцать первом веке, и в основном не из привычного пластика, но главное, в свободной продаже! Покупателям предлагали мебель и стройматериалы в неплохом ассортименте. Даже оконное стекло, хотя и дорогое, вновь появилось в магазинах. Мясо, в связи с обилием поставляемого казахами скота, продавали без карточек и по цене в разы меньше, чем до Переноса. Речную и озерную рыбы продавали свободно. До отказа забитые холодильники мясокомбината позволили разнообразить питание горожан, начать свободную производство и продажу мясных и рыбных консервов разнообразных копченостей. Как говорил Сталин: жить стало лучше, жить стало веселее!

Заканчивалось строительство железной дороги к разрезу, что означало регулярные поставки угля на ГРЭС, но неофициально дорога уже работала. Почти ежедневно по утрам проживающих рядом с железной дорогой жителей будил грохот идущих на юг составов. На юг шли платформы с тяжелой техникой для работы на разрезе: бульдозерами, грейдерами, самосвалами и экскаваторами, грузовые вагоны с всяческими припасами. Назад поезда шли полупустые. Подумали и о безопасности: для защиты от возможного нападения степных разбойников, перед локомотивами шли броне платформы – бронированная кабина для размещения десятка автоматчиков и площадка для миномета. А между грузовыми составами по несколько раз в день по железной дороге курсировал переделанный в бронепоезд пожарный поезд или бронелетучки.