— Вам туда, Александр, — мужчина поклонился и показал рукой в направлении, откуда пришёл. — Мастер ждёт вас.

Я почему-то ни капли не удивился, что меня назвали прежним именем. Поблагодарил мужчину и двинулся в указанном направлении сквозь большие пустые залы, украшенные картинами, скульптурами и вездесущей позолотой, от которой рябило в глазах.

Но вот я подошёл к закрытым дверям высотой в два человеческих роста. Двери открылись сами, и я очутился в просторном светлом помещении, заполненном мраморными и гипсовыми статуями. Передо мной предстали девушки и юноши с правильными чертами лица и совершенными телами. Лица были одно другого прекраснее, многие девушки напоминали Ноэму, некоторые же отличались от неё, но всё равно были удивительно красивы. Казалось, они тоже наблюдают за мной, и хоть скульптуры не двигались, от этого ощущения никак не удавалось избавиться.

Миновав залу со скульптурами, я оказался в ещё одной. Она напоминала мастерскую. Тут повсюду стояли гранитные заготовки для статуй, недолепленные фигуры, огромные полотна картин с подмалёвками и куча разных инструментов.

Здесь никого не было. Я увидел приоткрытую дверь и, войдя в неё, оказался в комнате поменьше. В центре стоял круглый столик с самоваром. За столиком сидел мужчина и попивал чай.

— Присаживайся, Александр, — предложил незнакомец, указывая на стул напротив.

Мужичина улыбался, глаза его светились добротой и отеческой заботой.

От чая в фарфоровой чашке шёл пар, в тарелках лежали баранки, пряники и всевозможная выпечка, в блюдцах были варенье и мёд.

— Угощайся, — незнакомец жестом указал на стол. — Наверное, устал по замку-то бегать? Проголодался?

Мужчина говорил по-простому, без церемоний, да и внешность его была простовата: добродушное лицо с короткой седеющей бородкой, закатанные до локтей рукава рубахи из грубого сукна, потёртый бежевый камзол.

— Спасибо, — ответил я, но к пище не притронулся. — Я вас знаю?

— Уверен, ты слышал обо мне, — незнакомец обмакнул в варенье кусок белого хлеба, откусил и запил чаем. Когда прожевал, заговорил снова. — Извини, не представился сразу. Просто мне показалось, ты в курсе, кто я.

— Мастер?

— Верно. Он самый, — мужчина промокнул рот заткнутой за воротник салфеткой.

— Ноэма рассказывала, — проговорил я.

— Да, конечно. Я знаю. Ноэма... Бедная девочка. Она так страдает, так переживает за всех вас. Мне порой тяжело от того, что я создал столь ранимое и беззащитное перед болью этого мира существо. Но таков удел красоты.

— Страдать?

Мастер кивнул с печальным видом, а потом вытащил из-за воротника салфетку, положил на стол и, поднявшись, проговорил:

— Пойдём.

Я последовал за ним.

Через застеклённые двери мы вышли на балкон с мраморной балюстрадой. Дворец находился на высокой горе, а внизу, от подножья до самого горизонта, насколько хватает глаз раскинулся город. Я догадался, где мы: на той самой скале, которую я увидел в свой первый день во Сне и до которой, по словам сноходцев, невозможно добраться.

— Кто это создал? — спросил я. — Вы?

— Вы, — ответил Мастер. — Люди. Это создали люди.

— Вас тоже создали люди?

— Нет, меня не создал никто. Я появляюсь сам в начале каждого цикла. Я — лишь одно из выражений Бытия, как и вы все, как Явь, как Сон. Всё есть Бытие, а Бытие — есть пустота. Оно берёт начало в пустоте и уходит в пустоту. Таков цикл. Вначале — творение. Я олицетворяю его. Потом — гармония и красота, порядок, если хочешь. Ибо гармония — есть порядок. Это вторая ипостась.

— Ноэма?

— Да, она есть воплощение красоты и гармонии.

— У всех разное понимание красоты.

— Верно, а потому каждый видит её по-своему. Она не одна. Как и я не один. Но все мы — одно. А вместе с порядком появляется энтропия. Вы сражаетесь с ней, пытаетесь победить, пытаетесь продлить своё существование, оставить после себя что-то, что увековечит ваши имена, не понимая, что это бесполезно и бессмысленно. Всё разрушается, всё идёт к своей конечно точке — Хаосу. Хаос тоже ипостась Бытия, но после Хаоса Бытия нет — а есть пустота, из которой однажды снова возникнет всё сущее. И процесс этот не остановить.

— Какой в этом смысл? — спросил я.

— Никакого. Смысла нет. Смысл вы создали сами в своей голове. Бытие бессмысленно, пустота бессмысленна, даже творение бессмысленно. Оно есть, потому что есть, потому что не может не быть.

— Ладно, допустим... — я решил зайти с другой стороны, ибо в словах Мастера не было ответа на интересующие меня вопросы. — Что я должен делать?

Мастер посмотрел на меня удивлённым взглядом.

— Что мне делать? — повторил я вопрос. — Ноэма просила уничтожать посвящённых. Она сказала, что они виноваты в появлении Мары. Я должен убивать посвящённых? Я должен остановить Хаос? Как остановить то, что грядёт? Как уничтожить то, что уничтожить невозможно?

— Сознание посвящённых стало чёрной дырой, которая исторгает мрак, — Мастер облокотился на перила и уставился вдаль. — Не знаю, когда это началось и как долго продолжалось, но сейчас мир находится на грани. Порядок нарушается, красота гибнет, энтропия растёт. Хаос близится.

— Значит, надо избавить мир от посвящённых?

— Надо? Кто сказал, что надо?

— Но если они — зло?

— А что такое зло? Разрушение? Нет, это не зло, это естественный процесс. Он неизбежен. Ничто не может существовать вечно.

— Но они же...

— Ускоряют распад, приближают Хаоса, — перебил меня Мастер. — Да это так.

— И я про то же, — сказал я. — Ускоряют. А оно надо?

— Знаешь, я много думал насчёт тебя. Вначале мне казалось, в твоём появлении здесь нет смысла. Всё придёт к своему финалу, и мир этот однажды закончит своё существование. Так какая разница, когда? Но вы, люди, хотите продлить свой век, хотите отсрочить конец. Видимо, поэтому ты и появился. Процесс ускорился сильнее, чем нужно. И ты его замедлишь.

— Меня сюда кто-то отправил?

— Нет, — замотал головой Мастер. — Твоё появление — лишь следствие естественных причин. Не более.

Слова Мастера были загадочны, но я всё понял. Я осознал свой путь и то, что должен сделать в этом мире. Рано или поздно судьба столкнёт меня с ситуацией, в которой не окажется иного выбора, кроме как принять свою роль. Таков естественный ход вещей, которому ничто не может препятствовать.

— Как мне выйти отсюда? — спросил я, но Мастера уже не было рядом.

Я вернулся в комнату, но и тут его не оказалось, как не оказалось и столика с самоваром. Зато напротив меня стоял парень в чёрном жюстокоре, расшитом золотом. Это был Даниил.

— Вот мы и встретились, — проговорил я. — Мне уже давно надо с тобой поговорить. Ты ещё злишься?

— Ты ответишь за всё, — процедил парень, выхватил шпагу и ринулся на меня.

Я достал саблю. Наши клинки скрестились, началась схватка. Мы кружили по залу, отбивая удары друг друга, звон железа эхом разносился под потолком. Мы нападали и защищались, но чем дольше продолжался поединок, тем больше я понимал, что мой противник владеет шпагой не хуже и не лучше меня. Он был моим отражением, и сколько бы я ни пытался сделать обманный манёвр, провести стремительную атаку или взять натиском, у Даниила всегда находилось, чем ответить. Как и мне — на все его приёмы. Он угадывал мои движения, я — его. Мы бились на равных. Он был моим отражением, он был мной. Я бы воспользовался чарами, но не чувствовал в себе магической силы. Она тут не действовала, и полагаться оставалось только на клинок.

Но вот я начал уставать, движения мои стали медленнее, реакция хуже. Но Даниил тоже выбился из сил. Он продолжал махать шпагой, но давалось ему это всё труднее и труднее. Однако, несмотря на усталость, ни он меня не мог достать, ни я его.

Остановились тоже одновременно. Опустив клинки, мы стояли и смотрели друг на друга, и тяжело дышали. Мы оба поняли: драться дальше смысла нет. Никто из нас не выйдет победителем из этой схватки, пусть даже она продлится целый день.