Гиблая затея. Но, чтобы Чжи Вон успокоилась, он подождёт. Спешить-то ему всё равно некуда. Вот только рядом с ней, да ещё наедине, Хён Су чувствовал себя так, словно раздваивался. Раздваивался снова и снова, отчего ему было очень плохо и хотелось обхватить себя руками и держать, чтобы не развалиться на части.

Хён Су прикрыл глаза и вдруг услышал приглушённое монотонное шуршание. Прежде чем он сообразил, что это за звук, Чжи Вон радостно воскликнула:

– Ой, дождик пошёл!

Она приблизилась к бетонному парапету, на котором плясали крохотные фонтанчики от тяжёлых дождевых капель, и с явным удовольствием вдыхала потяжелевший влажный воздух, а Хён Су удивлённо отметил, как вмиг просветлело её лицо, как струи дождя буквально на глазах смывали с фарфоровой кожи следы усталости, недосыпа и переживаний.

– Вам нравится дождь? – шагнул он к Чжи Вон и окунулся в свет, который она излучала, поставляя лицо живительной небесной влаге.

В ответ детектив Ча лишь молча кивнула и протянула руку, собирая в ладонь прохладные капли.

Хён Су наблюдал за ней со смесью недоумения и странного, растущего где-то внутри неизъяснимого удовольствия. Ему нравилось смотреть на изящные пальцы Чжи Вон, подрагивающие от прикосновений дождя, на её улыбку радости, такую по-детски искреннюю и чистую, что и самому захотелось улыбаться. Подумав так, Хён Су ощутил, что и в самом деле улыбается: до того непривычно заныли уголки губ.

Он смотрел и смотрел, а перед его глазами вместо озарённого радостью лица Чжи Вон возникли вечерние сумерки, в которых он шёл навстречу ей с раскрытым зонтом. Спрятавшись под ним и стряхивая с волос воду, Чжи Вон звонко смеялась.

– Дождь идёт. Здорово!

– Ты что, радуешься дождю? Неужели полицейские любят дождь? Он же портит улики.

– Зато столько романтики…

– Романтики? Тогда, быть может, мне сегодня приготовить для тебя что-нибудь вкусненькое?

– Хочу блинчики!

– Блинчики? Что ж, блинчики хороши в дождь. Идём, я тебя угощу.

Хён Су воочию видел над собой и прильнувшей к нему Чжи Вон большой чёрный зонт. Ясно слышал уютное постукивание дождя по тугому надёжному куполу. Физически ощущал приятную тяжесть руки Чжи Вон на своём локте и то, как щекочут шею её локоны, струящиеся по его плечу от их тесных объятий на ходу…

Вдруг в это видение, такое осязаемое, настоящее и в то же время нереальное, вплёлся холодный уверенный голос. Его голос:

– Чжи Вон верит только тому, что видит. Поэтому с ней проще простого…

Хён Су резко выдохнул и часто-часто заморгал, пытаясь сообразить, что это значит. Чжи Вон верит лишь тому, что видит? А он? Он сам? Почему он не может поверить ей? Поверить и довериться? Что его сдерживает? И откуда берутся эти голоса, эти обрывки видений, эти сны, не дающие ему покоя?

Что с ним происходит? И когда закончится. Да и закончится ли?

– Дождь перестал, – услышал он свой собственный севший голос. Только на этот раз он действительно говорил вслух. – Я подожду здесь один, а вы идите.

Он сказал это ровно и сухо и даже сам до конца не осознавал, чего ему это стоило. Однако Ча Чжи Вон почему-то не уходила. Стояла и пристально смотрела на его руки.

– Почему вы… Почему вы не снимаете его? – запинаясь, проговорила она.

– Что не снимаю? – не понял Хён Су, но, проследив за её растерянным взглядом, догадался, что она имела в виду одновременно с её тихим ответом:

– Кольцо.

Он покрутил тонкий золотой обруч на левой руке.

– А, это… – он смущённо улыбнулся. – Я заглянул в мастерскую проверить, помнят ли руки. Но, когда снимаю его, начинаю ошибаться.

Заметив, как внезапно побледнела Чжи Вон, он заторопился, ругая себя за неуместную откровенность:

– Простите, я слишком бестактен. Нужно было давно вернуть его вам, – он не без труда стянул кольцо с пальца и протянул Чжи Вон. – Возьмите. Я найду другое ему на замену. Лишь бы вес был одинаковый… Возьмите! – ему пришлось повторить свою просьбу дважды, прежде чем Чжи Вон протянула руку с таким же, как у него, золотым рифлёным ободком на безымянном пальце. Её рука дрожала. И неизвестно, как бы разрешилась эта взаимная неловкость, если бы вдруг не появился тот, кого они так долго ждали.

Им пришлось побегать за Ян Чжин Тэ, прежде чем он сдался и согласился побеседовать в спокойной обстановке маленького кафе.

Оказалось, их подозрения были верны. Староста Квон Сон Бок задумал прибрать к рукам состояние покойного До Мин Сока ещё до того, как Хён Су и Хэ Су назначили официального опекуна. И пообещал племяннику оплатить учёбу в университете, если тот поможет. Ян Чжин Тэ согласился. Он принялся распускать ложные слухи о Хён Су. Резал кур, потрошил их и разбрасывал по дороге. А утром собирались жители деревни, которым Ян Чжин Тэ говорил, что во всём виноват сын До Мин Сока. Он запугал людей и спровоцировал проведение шаманских ритуалов.

Слушая его рассказ, Хён Су и сам не мог бы объяснить, что испытывал больше: злость на оболгавших его алчных людей, обиду на невежественных жителей деревни или облегчение от того, что наконец-то узнал правду: он не был на самом деле одержим злым духом, во что уверовал много лет назад до такой степени, что начал видеть призрак отца. Самым важным сейчас было то, что нашёлся свидетель, который мог бы повлиять на приговор и спасти Хэ Су.

Но Ян Чжин Тэ упорно отказывался выступать в суде, так как боялся потерять место учителя младших классов. После раскрытия правды о прошлом его просто выгонят из школы с позором. Это как минимум.

Услышав разочарованный вздох Ча Чжи Вон, Хён Су подался вперёд, перехватил бегающий виноватый взгляд племянника своего прежнего мучителя и неторопливо, со спокойным нажимом заговорил, не позволяя Ян Чжин Тэ отвернуться:

– Решая, выступать ли в суде, прислушайтесь к своему сердцу. Я надеюсь, вы примете решение, не противоречащее вашим интересам, – он сделал вескую паузу, не теряя визуального контакта с притихшим учителем. – Чтобы впоследствии об этом не жалеть. А я… Я всё прощаю вам здесь и сейчас. Поэтому не вините себя.

Произнося эту речь, Хён Су старательно игнорировал потрясённый недоверчивый взгляд Ча Чжи Вон. Однако ему не удалось уйти от разговора позже, когда они в сумерках ехали в машине, оставив Ян Чжин Тэ в кафе наедине с его воспоминаниями, сомнениями и воскресшими демонами.

– Ваши слова о прощении… – начала Чжи Вон, и Хён Су обречённо вздохнул: он этого ожидал. – Такое непросто сказать. Вам, должно быть, это трудно далось?

– Нет, – скупо усмехнулся Хён Су. – Наоборот, легко, – и в ответ на потрясённый вздох Чжи Вон пояснил: – Я ведь солгал. Прощение, тоже мне… Да я хотел свернуть ему шею прямо в кафе!

Заметив, что детектив Ча не отвечает ему, он посмотрел на неё:

– Простите за откровенность. Но я буду говорить прямо. Мне показалось, его терзает чувство вины, и, если немного надавить, он сдастся.

Манипуляция.

Простая игра на чувствах другого человека. Никаких угрызений совести Хён Су при этом не испытывал. Он всего лишь платил той же монетой тем, кто сломал жизнь ему и его сестре. Разве это преступление? Или, быть может, грех?

Тишину в салоне машины нарушил звонок. Вынув из кармана телефон, Хён Су удовлетворённо хмыкнул и показал экран Чжи Вон:

– Видите? – он снял трубку. – Я слушаю вас, Ян Чжин Тэ. Вы придёте в суд? Согласны свидетельствовать? Да, я понял. Завтра с вами свяжется мой адвокат. Спасибо и до встречи.

Взглянув на Ча Чжи Вон, которая напряжённо вслушивалась в разговор, он потряс телефоном перед её изменившимся лицом:

– Нет, сворачивать ему шею было бы преждевременно. Подождём до последнего заседания и вердикта суда.

Поняв по расширившимся в ужасе глазам Чжи Вон, что его мрачноватая шутка была принята всерьёз, Хён Су усмехнулся:

– Детектив Ча, вам следует научиться контролировать мимику. Ваши мысли буквально на лице написаны.

– И о чём же я сейчас думаю? – слабо и явно через силу улыбнулась Чжи Вон.