Значит, его всё-таки обнаружили. Его поймали!

Он дёрнулся и побежал. Как бежал от всех, кто смотрел на него так, как она. Кто мог быть связан с полицией. Кто мог помнить и знать его. От кого он скрывался все эти три года.

Ноги подламывались, и Хён Су несколько раз упал, скользя пятками по гладкому больничному полу. Но он бежал прочь от этой девушки, которая упорно его преследовала. По коридорам, по лестнице, через холл, заполненный людьми. Ему было не до них: главное – оторваться от офицера полиции.

Однако когда до выхода оставались считаные метры, Хён Су вдруг осознал, что все эти люди вокруг не врачи, не пациенты и их родственники. Это полицейские и журналисты, которые алчно набросились на него, тыча ему в лицо диктофоны и забрасывая вопросами, словно камнями:

– До Хён Су?

– Вы же До Хён Су?

– Вы очнулись? Вам уже лучше?

– Вы сыграли важную роль в деле о серийных убийствах в Ёнджу! Ответьте на пару вопросов для «Чосон Ильбо»!

Вокруг Хён Су всё завертелось: мелькали лица, голоса перекрикивали друг друга, началась настоящая сумятица, из которой его выдернула та самая девушка, что гналась за ним. Она схватила его за руку и увлекла за собой из беснующейся толпы журналистов в какой-то боковой коридор, лифт, снова коридор…

Наконец они оказались в его палате. Почему он позволил этой полицейской ищейке тащить его, как ребёнка? Почему не вырвался и не убежал? Почему послушно сел на кровать и, глотая воду, только смотрел на неё и слушал?

Её лицо было очень близко. Слишком близко. Она прикасалась к нему и говорила, говорила, говорила, то плача, то улыбаясь, то порываясь кому-то позвонить и сбрасывая вызов.

Что она говорила? Хён Су не всё слышал, не всё понимал, воспринимая в полнейшем смятении лишь обрывочные куски фраз. Ему казалось странным, что девушка обращается с ним не так, как следует офицеру полиции с пойманным преступником.

А потом в какой-то момент до него дошло. Озарило вспышкой автомобильных фар, подбросило, ударило в висок, припечатало к асфальту. Хён Су вдруг осознал, что она говорила и почему так себя вела. А когда понял – начал задыхаться. Уже подзабытый приступ удушья перекрыл ему горло, он выпустил из рук стакан с водой и рухнул с края постели на пол, хватаясь за грудь.

Воздуха не хватало, Хён Су хрипел и сопротивлялся, но всё равно соскальзывал в беспамятство. Перед глазами в серых пятнах мелькало искажённое ужасом лицо девушки, что пыталась привести его в чувство, а в ушах теснились, перекрывая друг друга, обрывки из её сумбурного рассказа и расспросов.

Последнее, что Хён Су ясно помнил перед тем, как потерять сознание, – это то, что она называла его Пэк Хи Соном и повторяла, что он – её муж.

Вот только видел он эту девушку впервые в жизни.

========== 3. Ленточка ==========

– Много всего случилось.– А кажется, ничего и не было. Ведь всё по-прежнему.

Когда это он начал задыхаться? Когда его стали преследовать внезапные приступы нехватки воздуха, во время которых казалось, что рёбра сжимаются, вдавливаясь в лёгкие, а горло слово режут тупым ножом?

Физических изъянов у него не наблюдалось. Уж это-то Хён Су знал наверняка: с самого детства его столько таскали по врачам, что он не хуже их изучил свой организм и его недостатки, которых не было.

С головой проблемы имелись. Но не с телом.

Так когда?

Подождав, пока дыхание выровняется, Хён Су спустил ноги с дивана и прислушался: в квартире было тихо. Видимо, Ким Му Чжин уже ушёл. Это хорошо. Вопросов и причитаний будет меньше.

Хозяин квартиры рано ложился и рано вставал, сваливая на свои журналистские встречи, вылазки и утренние совещания в редакции. Это вполне устраивало Хён Су, поскольку сам он предпочитал бодрствовать ночами. Тише. Спокойнее. И снов меньше.

В ду́ше дыхание окончательно восстановилось. Хён Су долго стоял под тёплыми струями, пытаясь избавиться от мрачного послевкусия кошмара, вызвавшего этот проклятый приступ.

Ему снился какой-то заброшенный бассейн с отбитым кафелем и ржавыми трубами. Классический антураж фильма ужасов, которые часто смотрел Нам Сун Гиль, чтобы, как он шутил, пощекотать нервишки. Они делили одну на двоих комнатёнку в задней части ресторана господина Но Ман Сика и коротали время между доставкой заказов: Сун Гиль – у телевизора, а Хён Су – со своим стареньким кассетным плеером. Ужастики он не любил. В подобной «щекотке» ему не было нужды. Но краем глаза поневоле видел на экране, к которому прилипал Сун Гиль, такие жуткие места, где и оказался во сне.

– Я буду истязать тебя, пока не получу ответ…

Он сидел на дне бассейна, израненный, его руки были привязаны к железной скобе, а вокруг шумела вода, наполняя небольшую, но глубокую чашу из разломанных труб. Как он там оказался, Хён Су не помнил. Что от него пытались добиться, и кто был его мучителем – тоже. Но важным было даже не это, а то, что вскоре бурлящая вода с шапкой грязной пены заполнила бассейн, накрыв его с головой.

Хён Су рвался к поверхности, пытался задержать воздух и выпутаться из верёвок, но они только сильнее вгрызались в его запястья, отчего он дёргался, теряя последние жалкие клочки кислорода.

А потом, когда его сознание стало растворяться в мутной воде, он вдруг почувствовал движение и, в последнем усилии открыв глаза, увидел перед собой Ча Чжи Вон. Она пыталась развязать верёвки, вытащить его, спасти, но он уже наглотался воды, лёгкие жгло и сил ни на что не осталось. А офицер полиции всё трясла его, тащила за собой наверх, к свету, и вот Хён Су вновь ощутил прикосновение жёсткого, сухого воздуха и начал задыхаться…

Так он и проснулся: в очередном приступе удушья, который из сна перебрался в реальность.

И всё-таки – как это вообще началось? Хён Су вяло копался в памяти, подставляя тёплым струям поочерёдно то спину, то грудь. И в какой-то момент его осенило. Он пошатнулся и едва не упал, но вовремя схватился за душевой кронштейн.

Точно же!

Впервые это произошло с ним во время одного из шаманских ритуалов, который, как всегда, устроил староста Квон Сон Бок. Хён Су помнил истошные вопли, бой барабанов и собственные стоны. Его держали за руки и прижимали к земле. Кто-то поставил ногу ему на спину, как раз на рёбра, – и воздух словно перекрыли. Хён Су порывался сказать, что ему нечем дышать, что он вот-вот потеряет сознание, но кто бы его послушал! Он помнил, как хрипел и дергался в тисках чужих рук, пытаясь протолкнуть внутрь хоть глоток воздуха, когда на него накатила тьма. Тогда односельчане, видимо, решили, что злой дух наконец-то оставил сына До Мин Сока, и отстали. Бросили его там. Позже его нашла Хэ Су и, плача, поливала водой из ручья, чтобы привести в чувство.

Вода. Опять вода…

Да, пожалуй, приступы удушья начались именно тогда, когда жители деревни вымещали на нём злость и страх перед его отцом. После того случая с обмороком шаманские ритуалы прекратились: должно быть, все решили, что добились желаемого. Но зато с тех пор в минуты сильного волнения Хён Су начинал задыхаться, и не помогало ничего: не седативные препараты, ни ингалятор астматиков. У него не было астмы. Он просто был проклят. Как иначе объяснить всё, что с ним произошло? И даже теперь, в этих изматывающих снах, на него накатывало удушье.

Вот совсем недавно после очередного визита в полицейский участок Кансу для «беседы», а по сути просто очередного допроса, Хён Су приснился подвал в доме его детства. Он спускался туда всего пару раз, когда осмеливался возражать отцу и тот запирал его, заставляя переписывать учебник при тусклом свете парафинового огарка. А ведь Хэ Су предупреждала его, что будет, если он станет перечить До Мин Соку. Дураки учатся на своих ошибках… Вот и Хён Су только после второго заточения в этом кошмарном месте сообразил, что при отце лучше молчать и со всем соглашаться. Делать так, как велено. Иначе его ждёт подвал, где пахло плесенью, крысиным помётом и почему-то сырой рыбой. И где непонятно зачем стояла огромная клетка, к которой Хён Су боялся даже приближаться. Он просто сидел на ступеньках лестницы и трясущимися руками переписывал текст из учебника, слушая жуткие шорохи и стук собственных зубов…