Робийярд приготовил все необходимые составляющие — пиалу с ледяной кровью тролля, клочок меха большого белого медведя — и развернул свиток, расправив его на маленьком столике. Он с усилием отвел взгляд от умирающего Дюдермонта и, взяв себя в руки, начал неторопливо, нараспев произносить заклинание и совершать пассы. Он обмакнул указательный и большой пальцы в ледяную кровь тролля, потом зажал между ними клочок меха и трижды дунул на него, после чего бросил клочок в стену. Там, где клок шерсти коснулся поверхности, дробно посыпался на пол град, кусочки льда становились все больше, и вскоре капитан уже возлежал на новой кровати, высеченной из глыбы льда.

— Настал переломный час, — произнес Камербанн. — Жар слишком сильный, и я боюсь, что он убьет его. Кровь разжижилась и стала как вода. Еще несколько жрецов стоят за дверью, готовые сменить коллег, когда они выдохнутся, к тому же я послал гонцов с просьбой о помощи в другие храмы, даже к враждебным богам. — Увидев изумленное выражение лица Робийярда, жрец улыбнулся. — Они откликнутся, — заверил он. — Все без исключения.

Робийярд не был религиозным человеком, по большей части оттого, что, пытаясь в молодости найти божество, которое приняло бы его сердце, он был разочарован постоянными распрями и войнами между различными церквами. Поэтому он понимал, что Камербанн только что засвидетельствовал, насколько чтили здесь капитана Дюдермонта и его заслуги. Среди честных людей Побережья Мечей капитан завоевал себе такое уважение, что жрецы готовы забыть о соперничестве и взаимном недоверии и объединиться ради его спасения.

Как и обещал Камербанн, они пришли. Жрецы почти всех конфессий Лускана разделились на группы по шесть человек и не отводили от капитана.

Лихорадка прекратилась около полуночи. Капитан приоткрыл один глаз и увидел спящего рядом с ним Робийярда. Маг уронил голову на сложенные руки.

— Сколько дней? — слабым голосом спросил капитан, потому что понял, что произошло нечто странное, как будто он очнулся после очень долгого мучительного кошмара. К тому же хоть он и был укрыт простынями, но чувствовал, что лежит не на кровати: ложе было очень жестким, а вся спина — влажной.

Робийярд тут же вскочил, широко раскрыв глаза. Он потрогал лоб Дюдермонта и, убедившись, что он больше не горит, радостно улыбнулся.

— Камербанн! — тут же позвал он, отворачиваясь от смущенного капитана.

Это был лучший день в его жизни.

— Три круга, — донесся гнусавый голос Яркхельда, судьи городского совета, длинного тощего старика, явно наслаждавшегося своими обязанностями.

Каждый день этот человек обходил тюремные пещеры и указывал тех, кому пришло время попасть на Карнавал Воров, а также называл, исходя из серьезности их преступления иди же собственного настроения, время подготовки для каждого. «Кругом», как объяснил тюремщик, приходивший избивать Моряка, назывался обход вокруг площади, где проводился Карнавал, медленным шагом, то есть примерно десять минут. Выходило, что человеку, которому Яркхельд только что присудил три круга, придется в течение получаса терпеть издевательства толпы, прежде чем Яркхельд хотя бы начнет публичное слушание. Это делалось для того, чтобы потешить сброд, и Яркхельду, видимо, нравилось внимать довольным крикам черни.

— Значит, ты снова пришел бить меня, — сказал прикованный к стене Морик, когда в его пещеру вошел быкоподобный тюремщик.

— Сегодня тебя не будут бить, Морик Бродяга, — сказал тюремщик. — Они больше ничего от тебя не требуют. Капитану Дюдермонту ты больше не нужен.

— Он умер? — встревожено спросил Морик. Если капитан мертв, то их с Вульфгаром обвинят в убийстве с особой жестокостью, Морик же достаточно долго жил в Лускане и видел, как заканчивают люди, обвиненные в этом преступлении. Их казнили пытками, которые длились чуть ли не весь день.

— Не-а, — сказал тюремщик, заметно опечаленный. — Нет, в этом не повезло. Дюдермонт жив, и ему становится все лучше, так что тебя и Вульфгара казнят быстро.

— Какая радость, — откликнулся Морик. Тюремщик постоял, потом оглянулся, подошел вплотную к Морику и нанес ему несколько сильных коротких ударов по животу и груди.

— Думаю, судья Яркхельд довольно скоро отправит тебя на Карнавал, — сообщил он. — Так что хотел попрощаться.

— Благодарю, — как всегда саркастически отозвался Морик, за что получил удар в челюсть, от которого вылетел один зуб, а рот наполнился теплой кровью.

Силы Дюдермонта быстро восстанавливались, и жрецам с большим трудом удавалось удерживать его в постели. Они все еще читали над ним молитвы и заклинания, а старая травница приносила чай и целебные настои.

— Это не мог быть Вульфгар, — спорил Дюдермонт с Робийярдом, который рассказал ему все, начиная с происшествия у дверей «Мотыги».

— Вульфгар и Морик, — упорно твердил маг. — Я сам все это видел, капитан, и вам еще повезло, что я наблюдал!

— И все-таки я не понимаю, — ответил Дюдермонт. — Я же знаю Вульфгара.

— Знали, — поправил его Робийярд.

— Он — друг Дзирта и Кэтти-бри, разве они могут иметь что-то общее с убийцей?

— Был другом, — упрямо возразил чародей. — Теперь Вульфгар водит дружбу с типами вроде Морика Бродяги, о котором по улицам Лускана давно идет дурная слава, да еще одной парочкой и того лучше.

— Какой парочкой? — спросил Дюдермонт, но в этот момент в комнату вошли Вайлан Миканти и еще один моряк с «Морской феи». Он приблизились к капитану, поклонились и поприветствовали, радостно улыбаясь, потому что капитан выглядел намного лучше, чем утром, когда вся команда явилась на радостный призыв Робийярда.

— Ты их нашел? — нетерпеливо спросил чародей.

— Похоже, да, — хитро улыбаясь, ответил Вайлан. — Прячутся в трюме одного судна всего через два якорных места от «Морской феи».

— Последнее время они почти не выходят, — добавил второй матрос, — но мы поговорили кое с кем в «Мотыге», там сказали, что вроде знают их, причем одноглазый сорит золотыми без счета.

Робийярд понимающе кивнул. Значит, они были заодно.

— С вашего позволения, капитан, — сказал чародей, — я бы хотел вывести наш корабль из дока.

Дюдермонт удивленно поглядел на него, поскольку совершенно не понимал, о чем идет речь.

— Я послал Миканти на розыски двух других человек, замешанных в покушении на вас, — пояснил Робийярд. — Похоже, нам удалось установить их местонахождение.

— Но Миканти только что сказал, что они в порту, — возразил капитан.

— Они на борту «Кривоножки», в качестве пассажиров. Если «Морская фея» подойдет к этому кораблю с орудиями наготове, то, скорее всего они выдадут нам этих типов без сопротивления, — сказал Робийярд, и в глазах его загорелся огонь.

Капитан хохотнул.

— Хотел бы я пойти с вами, — сказал он.

Трое его товарищей, как по команде, развернулись к двери.

— А что судья Яркхельд? — успел спросить Дюдермонт, пока они не выскочили за дверь.

— Я просил его наказать виновных по справедливости, — ответил Робийярд, — как вы и сказали.

Они нам понадобятся, чтобы доказать, что те двое, которых мы ищем, тоже причастны к этому делу.

Дюдермонт кивнул и жестом отпустил их, а сам погрузился в раздумья. Все-таки он не верил, что Вульфгар мог быть в этом замешан, хотя и не знал, как это доказать. В Лускане, как и в большинстве других городов, можно было оказаться на виселице, быть утопленным или четвертованным, подвергнутым любой другой казни по выбору городских властей уже по одному подозрению в совершении преступления.

— Я честный торговец, и у вас нет доказательств обратного, — заявил Пинникерс, капитан «Кривоножки», опираясь на фальшборт и протестуя против появления рядом с его кораблем великолепной «Морской феи», катапульта и баллиста которой были в боевой готовности, а вдоль бортов выстроились ряды лучников.