— Пиздуй на хуй, куда хочешь! Твоя прописка — отменяется!

Комментарий к Часть 6

Я не знаю… надо ли где-то подробностей… Если надо - пишите! Очень, вот жеж правда - очень жду пожеланий, советов, ну… тапок не хочу, но… вдруг, кто-то захочет метнуть - единственная просьба - объясните, за что! :)

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Всё, на мой взгляд, так, как и должно было быть))) А как по-вашему?

Оксанка ехала домой и чувствовала себя окрылëнной и всемогущей.

Конечно! Ведь сегодня еë день — со скрипачом всë сложилось просто блестяще! Мало того, что отомстила за свои растоптанные чувства, так ещё и его оставила, можно сказать, на улице.

«Посмотрим, как будет теперь девок кадрить. Пëс бродячий».

Воображение охотно нарисовало картину обросшего щетиной, потасканного и унылого плейбоя, играющего в переходе за копейки.

Ключик к алчной душонке одной из ТрИблядей был подобран точно — деваха оказалась шустрой и во всех отношениях полезной — в два счëта разузнала адрес и телефон скрипаля, а своих подруг сплавила на весь вечер. Правда, с золотым колечком Оксаны пришлось расстаться, но бывшая подруга об этом навряд ли успеет узнать.

Остальное прошло, как по маслу — когда Оксанка привела мужчинку, девица позвонила по нужному номеру.

«А что, между прочим, доброе дело сделала! Ещё спасибо скажет. А то так и ходила бы, жëнушка, с рогами, что у того лося и не подозревала бы, что от неë только городская прописка и требуется. Да и его», — тут она мысленно хихикнула, —«от «атомной» тёщеньки избавила».

Оксанка чувствовала такой прилив сил, что решила ковать железо, пока горячо.

Вознеслась на восьмой этаж, как Русалочка в облака, даже про лифт позабыла.

Анжелка, точнее только еë тело, по-турецки сидело перед зеркалом. Бурые пиявкообразные жгуты поддерживали, не давали упасть.

— Что-то я херовасто выгляжу, — Оксанка озабоченно рассматривала тонкие жилки, просвечивавшие через истончившуюся и прозрачную, как калька, кожу на лице и шее, бледные губы и синяки под глазами, — пора заканчивать эту свистопляску с переселениями, — на этих словах она подняла взгляд на хозяйку, с той стороны оценивающе рассматривающую девушек.

Баба Аня, правда теперь язык не поворачивался так еë назвать, изменилась до неузнаваемости, хотя этот её облик Анжелка в деталях рассмотрела во сне — длинноногая и стройная, светловолосая красотка, с призывно торчащими сосками и отмороженным взглядом. Потрëпанного халата не было и в помине, а прикрывать наготу чертовка явно не собиралась. Она сидела в той же позе, что Анжелка и кровавые жгуты так же входили в еë плоть. Оксанка обратила внимание, что зелëный глаз хозяйки таким и остался, а тот, что был янтарным теперь почему-то стал серо-голубым.

— Когда? — не унималась Анжелка, — я не хочу больше возвращаться вот в это, — она ткнула пальцем в бессознательную себя, — чувствую, что ты это можешь, и жду. Пока жду. Учти это. Если ты думаешь, что до меня не дошло, каким макаром ты так похорошела — ошибаешься. И как с этим покончить я тоже знаю.

На прозвучавшую угрозу мгновенно среагировал Бегемот. В один прыжок оказался рядом с хозяйкой, принимая свой зазеркальный образ — то, что было шелковистой шерстью с этой стороны, превратилось в мелкие, плотно подогнанные безобразные чешуйки, вместо мягких подушечек цокнули хищно изогнутые, как у велоцираптора, когти.

На Оксанку недобро уставились два совершенно драконьих (зелёный с серо-голубым) глаза, с ромбовидными, горизонтальными зрачками. Хвост, словно кнут, стегал исчадие по бокам, оскаленные клыки сочились слюной.

Оксанка не растерялась:

— Подумаешь, грёбанная Алиса, с грёбанным чеширским котиком, а как тебе вот это?

Молнией смотавшись в их комнату, многообещающе продемонстрировала зеркалу килограммовую гантель и визгливо сообщила:

— Будешь выëживаться — не только глаз тебе подпорчу, останешься лежать в осколках — старая и страшная, и не думаю, что твой дракот с голодухи не решит, что больше ты ему не хозяйка, а вполне себе съедобное мясцо!

Дабы не прослыть пиздаболкой, Оксанка кинулась в ванную, где с размаху саданула гантелью по овальному зеркалу, висевшему над раковиной.

Из комнаты послышался приглушëнный рëв.

«Можешь изрычаться в хлам, чешуйчатое говно», — злорадно думала Оксанка, пытаясь открыть дверь в комнату хозяйки. Она была уверена, что там есть ещё зеркало — Бегемот никогда не входил к ней через дверь, это она уже поняла. А звук машин… Вспомнила, как тогда, на остановке расплющила осколок, а ведь для кота он был вполне пригоден, в качестве портала. Как знать, может, где-то ещё лежат такие осколки-ловцы?

Оксанка не сомневалась — не порань она тогда тот зеркальный кусок — не было бы их на этой хате.

— Что ж, значит, судьба! — пришла она к выводу и решила идти до конца.

Дверь в бабкину комнату не поддавалась.

«Ну и ладно. Подумаешь, маленький кусочек. Едва ли он им поможет».

Правда, перед тем, как вернуться в комнату, достала из сумки зеркало, снятое со стены над шкафом в их комнате и со всей дури шмякнула им об пол, удовлетворëнно взирая на брызнувшие во все стороны осколки.

Бегемот снова взвыл.

Оксанка ворвалась в комнату и остолбенела от увиденного — жуткие, пульсирующие багровые щупальца подтаскивали тело Анжелки всë ближе к зеркалу, которое сейчас больше походило на ощерившуюся пасть. Дракон хищно скалился, а черты лица хозяйки неуловимо преобразились в… Оксанины.

«Так вот где собака порылась…», — блеснуло обескураженное сознание. — «Им с самого начала нужна была не я. А мною… просто питались. Погрузили в иллюзию собственной значимости и ценности. Дали надышаться, перед…»

Миг, который Оксанке потребовался на осознание всей глубины подстроенного подвоха, стал для неë последним.

Вспышка, озарение, горькое понимание и запоздалое раскаяние…

Когда нити подтащили тело девушки к зеркалу вплотную, Оксанка, вложив в последнее движение всю ярость и злость, с проклятиями метнула гантель…

*

Оксана дремала в автобусе, наглотавшись успокоительного.

Вчера, очнувшись на полу в запретной комнате, долго не могла вспомнить, как она здесь оказалась.

Память терзало навязчивое видение: хищно змеящиеся багровые нити-пиявки подтаскивают тело Анжелки к огромному, похожему на пасть чудовищного Левиафана, зеркалу. А потом…Зеркало лопнуло тысячью осколков. Оглушительный хруст поглотил слабый треск шейных позвонков подруги — это ужасный чёрный дракон откусил еë голову, как раз оказавшуюся по ту сторону отражения.

Тело бунтовало и при попытке встать отказалось повиноваться. Единственное, что удалось — доползти до стены и, подтягиваясь по дверному косяку, сесть, облокотившись о стену. В глазах плясали разноцветные искорки, а желудок так и норовил исторгнуть содержимое.

— Господи! Что же со мной такое? Почему так плохо? Может, я заболела? Может, я умираю?

Однако через какое-то время тошнота отступила, а в голове прояснилось. Взгляд, наконец, сфокусировался, и стало очевидно, что за окном — ночь. Сквозь мутные стëкла лился навязчивый лунный свет, отражавшийся в обильном хаосе рассыпанных повсюду тусклых, словно запотевших осколков.

Пустая рама, судя по всему из-под разбитого зеркала, иссохшая и конвульсивно изломанная, бесформенной кучей валялась посреди комнаты. Скомканная грязная простынь серела в углу. Больше ничего.

«Почему бабка наложила табу на вход сюда? Она что, как Кощей чахла над…этим?» — Оксана снова оглядела совершенно обыкновенную и убогую, давно заброшенную комнату, и где-то внутри родилось ощущение полного краха. Как-будто кто-то хотел поделиться с ней неосуществлёнными мечтами и несбывшимися планами. Словно хозяева внезапно ушли, в надежде на скорое возвращение, но где-то задержались на вечность.

Нос уловил странный, какой-то потусторонний запах. Так пахнет…смерть. Волосы на загривке встали дыбом и засосало под ложечкой.