Я рассеяно помотал головой.

– Тогда до завтра. А вам задание на сегодня – выйти вечером в город и найти шефу девушку, – она прищурено взглянула на Артура. – И вам тоже.

– Эй, полегче, у меня есть девушка, – возмутился Артур.

– Я имею ввиду настоящую. Пока.

Дверь мягко закрылась за ней, хотя после меня обычно с грохотом влетала в косяк от сквозняка. Без Клары стало пустовато. Я зацепился взглядом за неразобранную сумку, поставил ее себе на коленки и принялся копаться внутри. Артур молчал, изредка покручивая в пальцах кнопочный телефон.

– Карл? Ты серьезно?

– У имен есть тайна, – серьезно сказал он. – Магия имени, помнишь?

Я не помнил.

– И вообще, откуда она знает, как меня зовут?

– Она знает все – она мой секретарь.

Артур согласно кивнул и потянулся к моей сумке.

– Давай помогу.

На свет выбралось то, что обычно в новое жилье сразу не перевозят: настенный постер, коробка со всякой всячиной, две медали за шахматы и плавание на цветных ленточках. Артур избавил от оберточной бумаги неоновую вывеску – чуть больше альбомного листа с надписью «Open» – его же собственный подарок на шестнадцатилетние. Он приложил ее к стене рядом с криво приклеенным постером с Самантой Фокс.

– Боюсь, местная проводка такое не потянет, скептически заметил он.

– Вешай давай.

Вывеску он прихватил двумя гвоздиками, погладил Саманту по голой ноге и довольно оглядел собственную работу.

– Откуда у тебя вообще это? Я про такое увлечение восьмидесятыми? Понимаю, что это в тренде, но у тебя еще задолго до того началось. Наверное, наши родители и то плохо это время помнят, – он снова взглянул на Саманту. – Вот ей, наверное, уже шестьдесят или вроде того.

– Неважно. Это просто символ. Кстати, плакат настоящий, не репринт, – гордо добавил я.

– Допустим. А что в этом веселого? Весь этот неон, постеры, старые фильмы. Ты, кстати, все еще слушаешь ту странную музыку?

Я не ответил.

– Все равно не понимаю, – он извлек из сумки мой коллекционный «Спектрум». – Вот это компьютер, клавиатура или что такое вообще?

– Не важно. Ты не поймешь.

Я протер «Спектрум» краем футболки и гордо водрузил на середину стола. Подключать его было не к чему.

– Это атмосфера, Артур. Которой уже не будет. А странная музыка, между прочим – Alphaville, «Afternoons In Utopia» – альбом восемьдесят шестого года. Намного лучше того, что обычно слушаешь ты.

Артур закатил глаза.

– Ну-ну. Верните мне мой восемьдесят седьмой.

Я пожал плечами. Включил неоновую вывеску в заляпанную краской розетку. Неоновые трубочки вспыхнули зелено-розовым огнем.

– Ладно, выглядит круто, – согласился Артур.

Мы стояли рядом и любовались вывеской. Артур еще и косился на постер.

– Чтобы женщина восьмидесятых считалась красивой, она должна была быть похожа на Дэвида Боуи, – глубокомысленно заметил он.

– Твои любимые нулевые годы чем лучше? – спросил я.

– Это другое!

Увеличение Артура культурой двадцатилетней давности выросло из моего трепетного отношения к восьмидесятым. Сначала как протест, потом как способ доказать, что он ничуть не хуже, а теперь уже как чистый фанатизм. Пока я искал старые магнитные кассеты по барахолкам, Артур бродил рядом в наушниках, из которых выбивались гимны Казантипа или искал очередной аккумулятор на свой новенький, но устаревший на два десятилетия телефон. Меня манил неон, его «кислота». Я тащил в дом чудом найденные кассетники, он – ламповые мониторы. Его чудачества терпели, мои не замечали. Он жил в две тысячи седьмом, я в восемьдесят седьмом, а между нами и реальностью болтались целые бесполезные десятилетия.

– Тут есть пиццерия, в которой можно пить, – сказал я. – Рядом вон с тем странным домом из твоей эпохи.

– Ты во всем будешь слушаться свою секретаршу? – язвительно заметил Артур.

– И ты тоже. Так мы идем или нет?

Артур посмотрел в окно. Местный бомонд вел бестолковые беседы на заляпанных подошвами лавках. Между ними и урной слонялся неопределенного возраста субъект в расстегнутой засаленной рубашке и воровато поглядывал на сигареты. На остановке под окном ругались два маршрутчика, постепенно переходя на крепкий мат и угрозы извлечь из-под сиденья монтировку.

– «И с бандюгами жарить спирт»? Вживаешься в роль, писатель?

Я пожал плечами.

– Опасно. У меня в заднем кармане все-таки полторы тысячи рублей.

– Я никому не скажу, что у тебя с собой такие деньги, – усмехнулся я. – Идем.

***

Нам принесли ледяное безвкусное пиво и пиццу, от которой шел умопомрачительный запах. Я сразу понял, что голоден как зверь. Артур брезгливо протер стол перед собой салфеткой, поискал глазами урну и не нашел ничего лучше, чем сунуть салфетку в карман.

В маленькой пиццерии было на удивление чисто. Даже скатерти на столиках имели опрятный вид.

– Четыре сезона и четыре времени года – по сути одно и тоже, но пиццы разные, – сказал Артур.

– Поэтому мы взяли обе, – напомнил я и приподнял бокал.

Артур тихонько стукнулся со мной бокалом, осушил его сразу на половину и теперь опасливо осматривался по сторонам.

А посетителей было не густо. Двое девушек беседовали за столиком у окна. Одна молчала, сложив перед собой руки, другая эмоционально размахивала в воздухе незажженной сигаретой. У нее были черные как уголь прямые волосы и миловидное лицо. Хмурый мужчина в строительной робе размешивал ложкой холодный борщ. Две официантки задумчиво склонились над коробками, видимо вспоминая, где чей заказ, а курьер терпеливо ждал рядом, заслонив проход зеленым рюкзаком и ковырялся в телефоне. Практически идиллия.

Артур снова поднял бокал.

– Немного завидую тебе. Все-таки лето таким и должно быть – планы, пицца, пиво, девочки в поле зрения и сон до обеда. И учеба, которая где-то там за горами. Мне как человеку, которому завтра к восьми на работу все это чуждо.

Я усмехнулся.

– Никак не могу поверить, что ты уже вот такой. Настоящая работа, диплом скоро. Как будто ты старше лет на десять.

Он развел руками.

– Это только видимость. А потребность в деньгах – суровая часть взрослой жизни, – он поставил на стол полупустой бокал и кивнул мне, словно намекая на продолжение прерванной темы. – Ты, кстати, это серьезно? Про то, что решил стать писателем? Просто это как-то…, – Артур покрутил пальцами в воздухе, видимо показывая аморфность.

– Я серьезно.

Он покачал головой, но поглядывал все равно скептически.

– Ну, круто. Наверное. Я в этом ничего не понимаю. Гонорары, издательства, читатели. А отец в курсе?

– Пока нет.

– Ну, я так и думал.

Он обернулся на девушек, которые вдруг смеялись громче обычного.

– Если могу тебе чем-то помочь, ты только скажи. И это не потому, что ты уговорил мою маму отправить меня в техникум после девятого класса.

– А почему же? – я деланно разве руками.

– Потому что мы друзья, понял? Но твои восьмидесятые – все равно отстой. Особенно музыка. И это я еще про игры молчу.

Я улыбнулся. Вспомнил, как он, ругаясь на неудобную клавиатуру увлеченно штурмовал «Atic Atac» в эмуляторе, наивно думая, что я сплю и не вижу.

– Хочешь я поговорю с ним? Ну, как он вернется, конечно. Вернется и все узнает.

Я представил этот разговор и помотал головой.

– Смотри, я могу. Ладно, мы тут с конкретной целью, – Артур кивнул в сторону девушек. Миловидная перехватила мой взгляд и нахмурилась. Я лениво вернулся к бокалу.

– Нет, я еще нет готов.

– Тогда одним бокалом не отделаться. Тебе, я имею в виду. Я, во-первых, готов, а во-вторых – мне на работу утром, как ты помнишь.

– Готов ты, как бы не так. Услышать куда нам следует пойти ты готов?

– А хотя бы и так. Пополним словарный запас. Тебе вообще полезно – ты писатель. Слушай, – он нагнулся над столом, – а ведь это тема. Я подхожу и спрашиваю, знакомы ли они с моим другом писателем, который впервые в городе и очень хочет написать про его жителей. Там слово за слово и вот уже беседа, – он повертел руками и подмигнул мне. – Потом запишешь их телефоны себе в блокнот, у завтра перезвоним и назначим встречу в заведении получше. Как ты?