Но как ему быть дальше с Гелей? Как себя вести? Этого парень не понимал. В задумчивости он даже несколько раз сходил на службу в церковь к отцу Савве, вызвав у того смесь торжества и негодования. Однако это не помогло.

Как-то они болтали с Мишкой, товарищем по походу к Синь-камню. И помощник кузнеца как бы невзначай спросил:

– Слушай, а что делать, если ты к девке всей душой, а она тебя не замечает?

– Нужно найти возможность с ней поговорить, – отвечал Мишка, который, несмотря на калеченную руку, считался среди парней большим знатоком противоположного пола.

– А если поговорил, и всё равно не замечает? Нарочно так делает.

– Так… Ну, я знаю, о ком ты, – раскусил приятель Мартина. – Могу предложить один верный способ. Ведь все бабы – жадные. Начни ухлестывать за одной, другая взревнует, и она – твоя.

– А со второй что тогда? Той, за которой начал ухлестывать? А если она – тоже моя? За двух девок можно и получить – и от них самих, и от других парней.

– Да, нехорошо, – согласился Мишка. – Тогда можно сделать вид, что тебе самому она больше неинтересна. Тоже перестань её замечать. Она удивится, почему ты сперва за ней бегал, а теперь охладел. А дальше снова жадность взыграет.

Мартин подумал, и решил попробовать. В следующие недели между ним и Гелей выстроилась непробиваемая стена. Он шарахался от хозяйской дочки, и всё ждал, когда же она заметит эту перемену и спросит, в чём дело. Но девушка вела себя, словно это ей безразлично. «Ну и Бог с ней», – разозлился юноша. Отправился к кузнецу и сказал, чтобы тот подыскивал себе нового помощника. Потому что в мае Мартин уйдёт из их дома.

* * *

Тропа к скиту за четыре года почти заросла. Но самое плохое – теперь она переходила в болото. Сначала Мартин решил, что отправился в лес слишком рано, и просто ещё не сошли вешние воды. Но когда жижа местами начала доходить до пояса, юноша забеспокоился. Быть может, этот хорошо знакомый лес теперь непроходим? Повсюду темнели подгнившие деревья, и это точно были дела не нынешней весны. С огромным трудом, перепрыгивая с кочки на кочку, юноша добрался до русла ручья, и обнаружил, что оно перегорожено бобровой плотиной. Зверьки и были главной причиной потопа.

Мартин по плотине перебрался на другой берег, и как мог разрушил за собой затор. Течение, вырвавшись из лесного пруда, победно взвыло. Конечно, бобры немного повозмущаются, а потом всё починят. Чтобы избавиться от напасти, нужно приходить сюда с луком, и не в одиночку. Но сейчас Мартин слишком устал, чтобы устраивать охоту на зверьё, да и оружия у него с собой не было.

Другой берег ручья был чуть выше, и болота там не оказалось. Мартин быстро нашёл остатки тропы, и почти добрался до скита. Ему уже казалось, что он различает сквозь деревья контуры беседки. Но тут юноша пригляделся получше, и оцепенел. Рядом, за ветвями, стоял огромный медведь. Возможно, тот самый князь леса, которого они когда-то встречали с матерью и отцом Митрием.

Бежать было поздно. У медведей в это время года – гон, так что на беспечность зверя рассчитывать не приходилось. Мартин попытался медленно обойти князя, лихорадочно отыскивая на земле какую-нибудь рогатину и доставая из мешка косарь.

– Иди отсюда, медведь. Или как там тебя – бер, – парень попытался вспомнить движение отшельника и махнул на зверя рукой.

Князь недовольно повел ноздрями, зарычал и рванул вперед со всей звериной яростью. Юноша пытался остановить атаку броском топора, но (разумеется) промахнулся. Медведь сделал выпад, Мартин успел отскочить в сторону. Но тут в его колено вонзилась жуткая боль – юношу всё-таки зацепило.

Дальше Мартин себя не контролировал. Почуяв смертельную опасность, кровь заколотилась, растаяла, замёрзла и взорвалась сотнями острых осколков. Воздух стал вязким. Зверь был легко пойман у эту липкую массу, и осколки прошили его насквозь. Он дёрнулся, и затих, скорчившийся, неживой. И к Мартину вернулось сознание. «Господи Боже», – прошептал парень, и сполз по стволу дерева.

Нога болела жутко. Нога болела не просто жутко, а словно отваливалась. Юноша, стиснув зубы, то ли дохромал, то ли дополз до скита, который и впрямь находился неподалёку. У беседки он распотрошил свою суму, разрезал ножом штанину и промыл колено водой из своего бурдюка. Рану он обложил мхом и обмотал какой-то тряпкой. А затем забрался в землянку, и впал в сон на грани беспамятства.

* * *

Мартина разбудили голоса. Кто-то тряс его за плечо и громко шептал:

– Отец Митрий, проснитесь! Нужна ваша помощь! Отец Митрий!

Во сне юноша подумал, что это и есть он – святоша. А Мартина Иевлева никогда не существовало. Но потом в правильности этой догадки начали сомневаться и голоса.

– Смотри, он какой-то слишком молодой, мальчишка ещё, – говорил один.

– Ага. У него над губой пух только занимается, – соглашался второй. – А отец Митрий вроде взрослый мужик.

– Парень, ты кто? И где святой отец? – заорали оба, и юноша, наконец, пробудился.

– Я – Мартин. А отец Митрий… давно далече, – сказал парень, морщась от яркого света, которой бил из раскрытой двери землянки.

– Упокой Господь его душу, – гости несколько раз перекрестились.

– Вы не так поняли, дяденьки, батюшка в добром здравии, – юноша окончательно проснулся, – Но он тут больше не живёт. Тут вообще никто не живёт. Я сам только вчера пришёл.

Мужики переглянулись и снова перекрестились. Оба были с огромными нечёсаными бородами, в каком-то рванье. Их руки опирались на аркебузы, за плечами торчали охотничьи луки, а на поясах висели ножи. И Мартин с ужасом подумал, что пока он спал, пришельцы могли его хоть пристрелить, хоть зарезать. Это несомненно были разбойники, и рассказы о дружбе отца Митрия с ворами подтверждались.

– Люди добрые, не убивайте меня. Я с раздавленной ногой, и угрозы не представляю, – попросил юноша, схватившись за колено, которое опухло и сильно ныло.

– Не бойся, нам убивать людей вера не велит, если ты только сам не нападёшь, – высказал странную для разбойника мысль тот, у которого борода была покустистее. – Давай посмотрю твоё колено, раз мы всё равно здесь.

– Не надо, я сам знахарь, – соврал Мартин, которому очень хотелось, чтобы непрошенные поскорее убрались – раз уж им не с руки его убивать.

Он раздвинул мужиков и выбрался из землянки наружу. Колено ныло, болело, разваливалось. Юноша проковылял несколько шагов и рухнул близ того места, где раньше находилось кострище.

– Парень, раз ты знахарь, может посмотришь наших хворых и раненых? – не отставали гости. – Мы за тем сюда и шли к отцу Митрию. Только не знали, что он того… Что ушёл из скита. Мы давно не были в ваших краях.

– А где раненые? Далеко? – спросил Мартин скорее из любопытства, потому что связываться с ворами ему очень не хотелось. – Вы же видите: с такой ногой я не ходок.

– Это да, – согласился кустистый мужик. – Но мы можем тебя понести. Нам очень нужно!

– Мы встали лагерем на краю леса в той стороне, – второй дядька махнул рукой в противоположном от Преображенского направлении. – С нами женщины и дети, мы уже месяц в пути, и только что бились с разбойниками. Дальше двигаться с больными не можем. Поможи!

– А чего вы не завернёте в какое-нибудь село и Христом не попросите? – парень уже понял, что это не разбойники, а какие-то кочевники. – Вам дадут еды и может снадобий каких…

– Нам нельзя в село, – мужики снова перекрестились. – Староверы мы, в Ветку24 направляемся.

Только тут юноша обратил внимание, что мужики крестятся не по-нашему. Он представил себя одного в раскольничьем лагере, на хромой ноге, без зелий и опыта в излечении… Представил, и замотал головой:

– Нет, добрые люди. Я – не отец Митрий, и пользы от меня как от знахаря мало.

– Жаль, – бросил кустистый, и его взор упал на крест, выбившийся из-под рубахи Мартина. – А это у тебя откуда?

– Господь послал.

Мужики снова переглянулись, откашлялись и уставились на навершие беседки, от которого практически отвалилось деревянное распятие.