— Борщик, попробуй щи! Борщик, держи компот! Борщик, закусывай блином!
И до того мне стало приятно и так хорошо, хотя я понимаю, что это все, скорей всего, только во сне! Но даже если во сне — то и ради такого сна жить надо!
Иначе кто соберет разорванный пароход? Кто накормит, как ты, команду, кто принесет собакам лучшую в мире косточку? Кто? Знаешь? Знаешь!
Значит, надо жить! Надо плыть. Надо варить компот. И не во сне, а наяву, где шумит ветер, гудят волны, плывут пароходы и каждый ветер попахивает вкусным компотом и поет, и свистит всем плывущим вдаль: «Счастливого плавания!»
Часть II
Должен сказать, что в последнее время со мной происходит что-то странное. За что бы я ни взялся, о чем бы ни подумал — все выходит наоборот.
Правда, иногда это случалось и в детстве. Сижу, бывало, на уроке математики у Тамары Сергеевны, решаю контрольную, раньше всех, и чувствую себя уже в буфете, у тети Паши с горячим пирожком в руке. Только выбежал в коридор, навстречу директриса:
— Ты что это, Борщик, себе позволяешь? Друзья ума набираются, а ты, поди, языком пирожки пересчитываешь?
Весь аппетит пропал сразу! Будто плюс на минус поменяли! Но только расхотелось есть — звонок. Выходит Тамара Сергеевна, обнимает, говорит:
— Ну, Вася, молодец! Лучше всех задачу решил! Пойдем пирожком угощу.
Снова +! И аппетит — хоть язык глотай! Плюс ведь как штурвал в руках: плывешь — и рулить весело. А минусом, как дубинкой, и убить можно!
И вот что интересно: всего одна палочка, а как действует на настроение! Нужно уметь вовремя поставить палочку поперек минуса — и будет все в порядке! +! +! +!
А у меня в последнее время все наоборот! Все плюсы в минусы превращаются. Так я уже решил думать наоборот, чтобы в конце концов все получалось как нужно.
Решил я окончательно проститься с морем, с кораблями, путешествиями и поселиться на своей сопке: кругом неразбериха, флот делят, корабли делят. Еще Борщика делить захотят! А я один-единственный на всех! И не хочу делиться на части.
«Заберусь, — думаю, — на сопку, выкопаю себе маленькое собственное море. С водой трудновато, но ничего. Заглянет облачко с Тихого океана, приплывет с Индийского — накапает. А нет — так Мишкин через шланг накачает. Разведу рыбку — для всех. Крабов — для всех. Сварганю небольшой корабль — „Кок Борщик“, с мачтой, штурвалом. Приглашу знакомых дельфинов, договорюсь с Землячком. Может, и он по старой дружбе согласится иногда приплывать — вертолетчики помогут. Дом для старых моряков открою! Кормить буду».
Притащил я с берега мачту, штурвал, спасательный круг. Взялся за обед. Накрутил фарш, стал жарить рыбку, румянить лучок. Запахи потянулись на весь океан.
Вижу, собаки в городе хвостами виляют, капитаны на пароходах себя к мачтам привязывают, чтобы вместо отплытия не броситься по сопке наверх, к Борщику… Хорошо!
И вдруг бежит снизу соседка, со 2-й Флотской, просит:
— Уважаемый Борщик! Или меняйте место жительства или уймите ваши запахи. От них житья нет! Мой муж, художник, рисует портрет депутата, а получается ростбиф!
А за ней другая:
— Пожалуйста! У меня дочка на свидание собирается, а ей все время сардельки мерещатся!
Опять плохо! Опять одни минусы! Ну нет, думаю, на море я уже все равно не вернусь.
Никто меня не оторвет от сопки.
Только подумал, бежит наш пес Верный, держит в зубах две радиограммы:
«Борщик, немедленно вылетай. Срочно ждем на палубе „Даешь!“ Не переворачиваются блины. Вот-вот подгорят. Обнимаю, Солнышкин».
«Дорогой Борщик, очень приглашаю навестить мой ресторан „Русский борщ“. Жду в Америке. Твой верный друг Том».
Я обрадовался: не забывают. Но думаю, как это я добираться сразу в два конца буду? Одни вон за островом стоят, водолаза пускают, а другой в Америке!
Тут заходят знакомые летчики, говорят:
— Не волнуйся, Борщик. Мы сейчас летим через Европу в Америку, а оттуда — через океан домой. Как раз и получится и туда и сюда!
— Так ведь блины подгорят, пока мы лететь будем, — говорю.
— Да пока у нас переворачивать начнут, мы как раз вернуться успеем!
Собрал я рюкзак, кое-какие кастрюльки в подарок Тому прихватил, любимую сковородку, ножи, вилку, спасательный круг к рюкзаку приладил на всякий случай — над морем лететь будем. Взял тельняшку, свои старые десантные сапоги и отправился в путь.
Набилось в самолет тьма народу! Баулы, сумки, мешки, коробки. Нашел я место в углу, пристроился. И только взлетели, нарочно подумал, что все будет плохо. Чтоб вышло наоборот и летелось спокойно. Смотрю: за иллюминатором солнышко сияет, облака светятся!! +!
Но только подумал про плюс — опять минус. В самолете вдруг так запахло невкусно старой курицей, что даже на земле стали отворачиваться! И это — завтрак! Какое уж тут спокойствие!
Порылся я в рюкзачке. Прихватил кое-что из приправ и отправился к стюардессам, на помощь. Включил подогрев, добавил соуса, поколдовал, подрумянил — и совсем другое дело! У самолета крен выправился. Пассажиры вокруг аппетитно засопели. И за бортом обстановка переменилась. Все к самолету принюхиваются, узнают. Перчиков со спутника машет: «Борщик, привет!» На земле прохожие рот раскрывают, показывают: «Брось кусок, Борщик!» Я бы, честное слово, свой кусок бросил, да нельзя — самолет разгерметизируется!
Накормили по-человечески народ, и разговоры пошли веселые. Кто-то кричит:
— Я в Китае сто курток купил!
— А я собственные джинсы продал!
Сел я в проходе на край какого-то баула, смотрю — брюки. Целый тюк! А из ширинки чей-то нос дергается, а за ним — рот появился и знакомым голосом шепчет:
— Борщик, дай курицы!
Петькин! Сунул я ему в рот кусок курицы, спрашиваю:
— Ты откуда!
— Из Китая!
— А куда?
— В Америку!
— Зачем?
— Реализую сто штанов, куплю иномарку…
— Задохнешься!
— Нет! Я уже так весь мир облетел, весь мир повидал! Только не выдавай! Спрячь меня подальше и дыхало открой пошире. Мы же с тобой с одной палубы. Я тебе тоже, может быть, пригожусь.
«Да уж, — думаю, — ты пригодишься!» — но затолкал его под сиденье поглубже. Лети, смотри на мир дальше!
Но и тут вышло наоборот. Верите, пригодился! И не одному мне.
Вывалилась в Москве толпа барахольщиков, рассыпалась по улицам, как китайский базар. Самолет полегчал, полетел быстрей. Друзья подошли ко мне, в кабину пригласили: лети, смотри!
Лечу. Смотрю. Мелитополя родного не видно. Зато вон внизу, в селе, у бабки на плите яичница с салом жарится, бульба с укропом кипит, Мурзик гавкает. Это, понятно, наша родная суверенная Белоруссия. Вон целая очередь машин у границы скучает, туристы «Кильку в томате» продают. Банки на солнышке сверкают. Это наши в Польшу учиться бизнесу едут.
А вон в островерхом коттедже, за рейхстагом, мордастый мужик сардельки в кастрюлю запускает и то ли кулаком грозит, то ли приветливо приглашает. Это же Германия! Самая настоящая Германия!
Тут мимо нас что-то мелькнуло, и целая эскадрилья серебристых самолетов просияла куда-то вперед.
Я оглянулся на друзей: что это?
— А это, говорят, наш президент во Францию полетел договор подписывать.
Я даже плюхнулся в кресла. И вдруг слышу, Петькин подо мной шепчет:
— Борщик, пахнет плохо! Очень плохо!
Я огляделся.
— Да нет же! С земли!
Я наклонился, принюхался, бросился в кабину, спрашиваю:
— Парашют есть?
— Нет, — кивают. — А зачем, что случилось?
— Срочно сажайте самолет. В Париже на президентской кухне непорядок! Соус варят совершенно неправильно. И пахнет плохо, и булькает не так. Может не только президентский желудок расстроиться, а и международный договор!
Понятно, приземлились. Я — на такси прямо во дворец. Красивый, сказочный. Спрашиваю охрану:
— Это что, тот самый, из сказки про Кота?
