Правда, без неприятностей и здесь не обошлось.
Во время падения со скалы слетели у меня с ног кеды. Нашел их отряд юных следопытов и передал в музей. И как я ни просил вернуть, не отдают, и все. Говорят: «Уважаемый Борщик, не отдадим. Очень ценный экспонат для истории края».
Я, в общем-то, не жалею. Я человек добрый. И четко знаю, что в борьбе за хороший аппетит команды главное оружие кока: запахи, хорошее настроение и — доброта.
* * *
Иногда говорят, что мои заметки напоминают барона Мюнхгаузена, а порой попахивают Врунгелем. А я не согласен. Я никакой не барон и не капитан. Я обыкновенный кок. Борщик.
Варю, жарю, посыпаю солью, а когда нужно, перцем. И выдумывать ничего не выдумываю, не фантазирую. Я сообщаю только факты. Другое дело, что жизнь сама хороший Мюнхгаузен и Врунгель вместе. И бывает, накрутит такие истории, что и не поверишь. Наверное, потому автор книг о Солнышкине поостерегся и не включил их в свои повести. А я не боюсь, рассказываю. А вы хотите — верьте или нет.
Я, конечно, с кастрюлями в обнимку на камбузе не вальсирую. Мне балетом некогда заниматься. Но музыку очень люблю. Так в Кавасаки, в Японии, я купил себе приемничек «Соня». С подсветкой, с такими блестящими колесиками! В общем, вещь! Транзистор что надо! Весь мир берет. Повернул колесико — «Говорит Океанск!», повернул дальше — «Доброе утро, говорит Мелитополь». А там Севастополь, Одесса, Сан-Франциско.
Пристроил я его на камбузе у окна. Включаю и слушаю. И весь океан слушает! Дельфины, киты, летучие рыбы — всё вокруг так и светится, так и вертится.
Поет, скажем, Пугачева «Все могут короли, все могут короли!» — и дельфины тут как тут.
Кувыркаются, и на хвост становятся, и кружатся, будто радуются вместе с Аллой Борисовной.
Как-то у экватора цветные бабочки налетели. На мачты, на рубку, на мой колпак. Я думал, из-за того, что я кекс пек, сахарной пудрой обсыпался. Так нет, на музыку! На вальсы Штрауса. Летят и вальсируют. Летят и вальсируют.
А как-то стали передавать «Лебединое озеро». Я помешал на противне картошку, подошел к окну, посмотреть на волны, и вдруг вижу: появляется на палубе щупальце, другое — вваливается на нос громадный кальмар. Я уже схватил поварешку отбиваться, а одно щупальце приподнялось, повисло в воздухе и кончиком словно бы дирижирует — одно дирижирует, а другое как бы по виолончели смычком водит. Ростропович, и только! Он играет, а летучие рыбы под музыку планируют! Тут выскочил Петькин и кричит:
— Давай его на крючок и на сковородку! Смотри, сколько мяса будет!
А я говорю:
— Нет! Он музыку слушает, он вальс танцует, а мы его на крючок? Это же непорядочно!
Но тут сменилась музыка. Грохнула какая-то группа, и все слушатели от страха шарахнулись по волнам! И кальмар тоже!
Фантастика? Так спросите у Петькина. Он вам все подтвердит, тем более что на собрании требовал вкатить мне выговор за упущенное кальмаровое мясо.
А вот вам еще история, и тоже без Петькина не обошлось.
Я ведь, как всякий кок, встаю очень рано, чтобы успеть до работы приготовить завтрак. Так вот и тут, около Африки, выскочил на палубу часа в четыре. Сделать зарядочку. И чувствую, непорядок. Компотом пахнет, и что-то журчит. Утечка!
Присмотрелся и вижу: шланг, который наш механик Мишкин протянул с камбуза в машину, чтобы напрямую охлажденный компот в жару потягивать, почему-то сползает за корму.
Бросился я к корме: компот в океан уходит! — и прикусил язык, сел от страха. Колышется на воде какое-то чудовище, с ластами, вытянуло на длиннющей шее лошадиную голову и огромными губами компот из шланга ловит. И как-то так аккуратно и так деликатно, совсем как теленок, что у меня страх прошел.
Я сообразил: это динозавр! Настоящий динозавр! Может быть, один из последних — и ласты у него, и длинная шея, и зубчатый плавник на спине. И ничего, в общем, ужасного! Ну раздувает огромные ноздри, так это же он компот унюхал.
Я спохватился. Настоящий живой динозавр поднялся из морских глубин попробовать компота из абрикосов, а я себе стою. Ну и ну! Притащил с камбуза целый компотный бачок — и плюх за борт. «Пей, милый!»
Только сказал, как выскочил Петькин, икнул от страха, а потом как заорет:
— Борщик чокнулся! Борщик какую-то зверюгу нашим компотом спаивает. Только что целую кастрюлю за борт отправил.
Ну конечно, животное от такого оскорбления отвернулось, покачало головой и ушло под воду!
Все потом спрашивают:
— Борщик, ты зачем компот вылил? Неужели плохо получилось?
— Нет, — говорю, — было хорошо. Неужели бы я плохим компотом стал поить последнего, может быть, на земле динозавра…
Фантастика? Тогда спросите обо всем Петькина. Он, кажется, до сих пор еще от страха икает и хватает дрыжики.
А вот еще один эпизод.
Я очень люблю ночью в августе посидеть в одиночку на трюме на корме. Сидишь, похрустываешь наконец-то после жаркого дня собственной сарделькой. Луна горит. Море плещет. Звезды сияют. Бродят в космосе спутники. И метеоры падают…
И столько их в августе по небу носится, что хоть колпаком лови!
Снял я как-то колпак и, в самом деле, стал им среди звезд от восторга размахивать.
Вижу, метеоры-то разгораются ярче и ярче, летят ко мне, все ближе, ближе… И вдруг один, огромный, раскрутился, сверкнул надо мной — и прямо в камбуз!
Я бросился за ним! Весь пол исползал, в каждый угол заглянул — ни следа, ни пылинки.
Сгорел!
А утром хотел наливать воду в бачок на плите — и вздрогнул. Лежит внутри огромный сверток в сверкающей фольге, издает беззвучную музыку и светится какими-то знаками.
Присмотрелся: планеты, мамонты, ракеты, ножи, вилки, горчица…
Развернул я — а там огромный окорок!
Может быть, из какого-нибудь марсианского мамонта! Я бы привел его сейчас в качестве доказательства всем читателям. Но разве с такой командой что-нибудь сохранишь? Слопали все, до последнего кусочка. И еще кричали:
— Борщик, добавки!
Как подтвердить этот эпизод, не знаю. Разве что попросить Перчикова выловить в космосе еще один подобный метеорит. Раз был такой один, значит, найдутся еще и другие, из межпланетной гуманитарной помощи. Вот только маленькая загвоздка. Уж если действительно поймают — не утерпят, съедят. Обязательно съедят!
* * *
Кто-нибудь, возможно, скажет, что и это очередная выдумка старого кока, что Борщик свистит, заливает. А что мне выдумывать? Что я — какой-нибудь Лева из Брехалева?! Но какой бы фантастичной небылицей кому-то ни показался мой рассказ, я все равно должен, просто обязан рассказать о своих четвероногих друзьях.
Все знают, что я дружил с пингвинами, китами, медведями. Даже с крокодилами как-то нашел общий язык.
Но больше всего я, конечно, дружил и дружу с собаками. Именно для них я хранил в холодильнике собранные всей командой косточки из Антарктиды, Японии, Сингапура. И даже доктор Челкашкин, собравшийся записать мне за это очередной выговор, стал приносить потихонечку самые вкусные кости с разных приемов, а однажды принес упакованный в коробочку поросячий копчик от одного уважаемого президента. С автографом…
Да и как не любить этих прекрасных друзей! Ведь не поверите, именно они, вся эта братия, подарили мне автомобиль. Конечно, не поверите, конечно, скажете: «Вот заливает!» А все правда, ей-ей!
Как-то, между прочим, я сказал на улице другу:
— Была бы машина, так я бы не сумку, я бы этим ребятам привез целый мешок прекрасных костей!
И что бы вы думали? Услышали! Все океанские собаки целый год, совсем как бременские музыканты, устраивали концерты для жителей Океанска. Ходили с концертами по Океанску — по улицам и причалам!
А один водолаз по имени Спонсер обходил слушателей с кружкой в зубах. И зарабатывали! А кто-то, узнав, что это для Борщика, прямо с парохода бросил в кружку даже 10 долларов.
Заработали! И купили! И подогнали мне прямо к причалу иномарку «Тойоту».