Я останавливаю себя от убийства охотой и планированием охоты.
А в последнее время — обещанием обладать определенной девушкой.
Мои мышцы напрягаются, а в мозгу медленно формируется кощунственная мысль. Например, может, мне стоит пробраться в комнату Глиндон вместо того, чтобы охотиться на подражателей?
Нет.
Я ждал сегодняшнего дня несколько месяцев и не позволю отвлекающим факторам поколебать меня.
Бросив взгляд на грунтовую дорожку, я направляюсь на север и ухмыляюсь, обнаружив в грязи бесчисленные следы обуви, ведущие в лес, окружающий участок.
Люди биологически созданы для того, чтобы следовать направлению своего внутреннего компаса — на север. Те, кто выбирает другое, либо имеют искаженное чувство направления, либо просто идут против течения, чтобы чувствовать себя умными.
— Номера семьдесят четыре и восемнадцать исключены. — Диктор уходит вдаль.
Хм.
Похоже, остальные уже начали.
Это ничуть не влияет на меня. Победа — это только бонус, а не цель. А вот охота — да.
Я не спеша иду за группой людей, которые решили, что создать племя — хорошая идея.
Отслеживание шагов стало для меня естественным с тех пор, как я начал охотиться в детстве. Главное — искать самую уязвимую добычу. Тех, чьи ботинки проделывают самые глубокие дыры в земле, потому что они так напуганы, что весь свой вес направляют на бегство.
Я бегу в том направлении, куда они направились, мое дыхание отрегулировано и нормально, как будто я не напрягаюсь физически. Из-за дерева впереди доносится шорох, я замахиваюсь битой и бью.
Сначала раздается мужской вопль, а затем тело падает с грохотом, зажимая плечо. Хрустящий звук, эхом отдающийся в воздухе, заставляет мою кровь кипеть, а уровень эндорфинов во мне повышается.
Он продолжает плакать, как маленькая сучка, и я просто наступаю на него, продолжая свой бег.
— Номер пятьдесят один уничтожен, — доносится из динамика.
Я замедляюсь, когда достигаю поляны, на которой нет деревьев, и позволяю своей бите вгрызаться в землю, наклоняя голову в сторону.
Шаги идут по кругу, затем взрываются в разных направлениях.
Подождите.
Нет.
Это камуфляж. Судя по преувеличенным шагам, они знали, что некоторые из нас могут их выследить, поэтому создали иллюзию, чтобы я поверил, что они ходят повсюду.
О, они хороши. Должно быть, они уже участвовали в других инициациях.
Судя по количеству полуприкрытых шагов, а не вперед, они должны быть...
В ухе раздается стук, и тут я чувствую обжигающую боль в черепе. Теплая жидкость стекает по моему лбу под маской, делает мое зрение красным, затем скользит по подбородку и капает на землю.
Я медленно поворачиваюсь лицом к группе из пяти студентов в белых масках. Один из них держит камень, которым он меня ударил, и дышит так же тяжело, как свинья, которую ведут на убой.
— Молодец. — Я ухмыляюсь под маской, и хотя они не видят, насколько я взбешен, они должны услышать это в моем голосе.
Я поднимаю биту, и они все отшатываются назад, но я использую ее, чтобы постучать по своему затылку.
— Ты должен был ударить здесь и с большей силой, чтобы у тебя было хотя бы семьдесят процентов шансов вырубить меня. О, и твоя рука дрожит. Пока ты ее не выровняешь, ты не сможешь нанести успешный удар.
Маска двенадцать смотрит на свою руку, я поднимаю биту и бью его по голове, отчего он отлетает в сторону.
— Вот так.
Он замирает, а его друзья бегут вперед, все вместе, как гребаное стадо.
Я размахиваюсь битой и целюсь им в ноги, всем одновременно, и они падают в кучу на землю.
Одному из них удается убежать, но вместо того, чтобы бежать, он оборачивается и бормочет:
— Я сдаюсь! Я сдаюсь! Вы можете просто стукнуть меня.
— Зачем мне это делать? Ты подписался на это, нет? Твой долг — сделать это более увлекательным. — Я волочу биту по земле, давая ему услышать хруст дерева о мелкие камешки, затем, оказавшись перед ним, я бью его по голове. — Скучная киска.
— Номера одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать и пятнадцать выбывают, — объявляет диктор.
Я смотрю на серое небо и хмыкаю.
— Ну же, дайте мне настоящий вызов.
Кто-то проносится мимо меня, и я бросаю биту так, словно это стрела, ударяя ее сзади.
Серьезно? Я внутренне вздыхаю, все еще глядя на небо. Я сказал «вызов», а не бродячий кролик.
Тот, в кого я попал, не падает. Я жду, когда динамик объявит их номер, но ничего не происходит.
Я снова смотрю на него и вижу, что он использовал одно из других бессознательных тел в качестве щита. Бита ударила по пятнадцатому номеру и упала на землю.
Участник не оглядывается, он продолжает бежать, медленно исчезать в деревьях.
Я даже не успел его толком рассмотреть.
Ну и хрен с ним.
Вот оно. Вызов.
Я хватаю с земли свою биту и смотрю вниз в поисках шагов.
Они... легкие. Едва слышные.
Либо это женщина, либо очень стройный мужчина.
И это определенно кто-то, кто знает, как бегать.
Я приседаю на корточки, чтобы изучить узор их обуви. Кроссовки Nike.
Так, так. Не слишком ли он подготовился к этому?
Тем не менее, медленная ухмылка растягивает мои губы, пока я иду в том направлении, куда он направился. Затем я перехожу на бег, адреналин напрягает мои мышцы. Обещание действительно вкусной добычи заставляет мой уровень злости снижаться.
Я редко дышу, синхронизируясь с ритмичным сердцебиением.
Когда люди возбуждены, их тело и мозг работают в хаотичном режиме. Их нервная активность достигает пика, а сердцебиение учащается.
Но не у меня.
Волнение приносит мне такой уровень спокойствия, которого не может достичь ничто другое.
Самое близкое, что у меня есть... покой.
Точно такое же чувство я испытывал, когда разделывал тех мышей или когда отправился на свою первую охоту. Или когда я начал фотографировать, чтобы запечатлеть эти моменты полного восторга.
Или когда Глиндон полностью в моей власти, и не отрывает от меня глаз.
Это ощущение того, что мне не нужно подавлять ни одну часть моей истинной природы, что я позволяю ей вырваться на свободу, как всеохватывающему дыму.
Когда ты видишь это, уже слишком поздно.
Сзади меня раздается крик, а сбоку — еще один, смешиваясь, как симфония насилия. Номера уничтожения сцепляются друг с другом, пока не пересекаются.
Дьявол работает быстро, но Язычники работают еще быстрее.
Я не обращаю внимания на их старания. Вместо этого я продолжаю преследовать хитрую тварь, которая продолжает бежать зигзагами между деревьями.
Чем больше я гонюсь за ним, тем сильнее разгоняется моя кровь и выравнивается дыхание.
Только дождись, когда я тебя поймаю, и я устрою настоящий праздник.
Передо мной проносится фигура, и я резко останавливаюсь, несмотря на высокую скорость, чтобы не врезаться в него.
Участник номер восемьдесят девять тоже с визгом останавливается. Мужчина — судя по его фигуре. Он стоит на месте, как статуя, но его неконтролируемо трясет.
Сзади появляется Николай, его неоново-желтая маска немного кривая, кровь размазана по простроченным линиям улыбки и крестикам у глаз. Даже руки у него красные, что говорит о его веселье.
Восемьдесят девять смотрит ему вслед, и на мгновение он совершает ошибку, делая шаг в мою сторону, вероятно, думая, что я меньшее из двух зол.
— Слушай, я поймал бродячую кошку. — оворит— Говорит мне Николай с легкой маниакальностью. Он определенно сейчас в режиме кайфа. — Он просто не переставал бегать, знаешь ли, и у него вспыльчивый характер. Бросил мне в лицо целую ебучую ветку и чуть не вырубил меня. Надо любить таких, мать их, вздорных. Их так весело разбивать на куски.
Расскажи мне об этом.
Я скольжу взглядом по восемьдесят девятому, потом по его ботинкам. Не Nike. Он не может быть тем, кто сбежал раньше.