— Твоя сестра?

— Ты уже познакомилась с ней. Черри.

Мое сердце сильнее забилось в груди.

— Почему... почему ты пошел на инсценирование своей смерти? Только ради клуба?

— Клуба? Нет, это ради гребаной власти, Глиндон. Мне не нужно было быть частью Язычников, ведь я уже Змей. И знаешь, чего мы хотим? Чтобы эти гребаные Язычники и Элита были стерты с планеты. Ты послужила мне открытием для Лэндона, и это единственная причина, по которой я сблизился бы с таким тупым человеком, как ты. Но потом я подумал, почему бы не сделать этого ублюдка Киллиана тоже частью уравнения? Ему нравится твой тип — наивный, невинный, ожидающий коррупции. Так что я немного поговорил о тебе, закинул ему наживку и подтолкнул его любопытство. Сюрприз, сюрприз. Он попал прямо в точку.

Боже мой. Киллиан пришел на этот утес из-за смерти Девлина, не так ли? Вот почему мы встретились. Из-за этого... этого человека, которого я больше не знаю.

Не думаю, что знала вообще.

— Пришло время тебе сыграть свою роль как следует, Глин.

Он поднимает меня за волосы, и я вскрикиваю, когда корни почти вырываются, но я не обращаю на это внимания, когда он впечатывает свой кулак мне в лицо.

Все мое тело дергается назад, когда раскаленная боль взрывается в моих нервных окончаниях. Мой рот наполняется кровью, и я захлебываюсь ею.

Я пытаюсь вырваться из его захвата, но он бьет меня по ребрам, выбивая дыхание из моих легких.

— Видишь, они все играют друг с другом, и мне это не нравится. Что такого интересного в могущественных тайных обществах, если они не находятся в состоянии постоянной войны? И я не говорю о мелких стычках, ночных набегах, неделе соперников и прочей скучной чехарде. Я говорю о настоящей крови, Глиндон, ты меня понимаешь?

Я набираю в рот столько крови, сколько могу, а затем выплевываю ее ему в лицо.

— Мне жаль, что я потратила на тебя слезы. Я думала, что ты борешься с психическим расстройством, но ты использовал мое сострадание, чтобы устроить свою извращенную анархию. Тебе это никогда не сойдет с рук, больной ублюдок.

Он вытирает кровь ладонью, затем поднимает ее и бьет меня по лицу с такой силой, что я вижу белые точки.

— Глиндон, Глиндон, дорогая гребаная Глиндон. Скучная, милая и абсолютно забываемая Глиндон. Ты упускаешь всю суть. Дело не в том, сойдет мне это с рук или нет, дело в гребаной войне. Видишь ли, когда ты прибежишь к Киллиану, он будет знать, что это сделали мы, так как мы уже давно действуем им на нервы. Если ты пойдешь к Лэндону, Элита будет жаждать крови. Будет еще веселее, если ты втянешь Илая и Крейтона. Слышишь? — Он насмешливо прижимает ухо. — Это звук беспроигрышного варианта.

Я улыбаюсь, а затем долго, сильно и так маниакально смеюсь, что даже мне начинает казаться, что я сошла с ума.

Он трясет меня, держа за волосы.

— Какого хрена ты, сука?

Я снова плюю ему в лицо.

— Ты никогда не получишь того, чего хочешь, Девлин.

Он бьет меня достаточно сильно, чтобы повалить на землю. У меня потемнело в глазах, и мне кажется, что я слышу, как он смеется, смеется и смеется.

Кто смеется последним, тот смеется лучше всех, засранец.

Если он думает, что я пойду к Киллиану или Лэндону и начну войну, то он сильно ошибается. Я подожду, пока вылечусь, а потом поговорю с Джереми и Гаретом, чтобы они позаботились о нем.

Они достаточно разумны, чтобы не проявлять излишнюю жестокость и не начинать войну.

Я думаю, что у меня уже все готово, пока не чувствую, как сильные руки поднимают мою голову.

На мгновение я думаю, что мне все привиделось, что в момент слабости именно он первым приходит на ум.

Но когда я напрягаюсь, чтобы открыть глаза, на меня смотрит темное лицо Киллиана, его пальцы гладят мои щеки, а его голос — яростный вулкан.

— Кто, блядь, сделал это с тобой?

Не в силах держать глаза открытыми, я закрываю их, и с моих губ срывается болезненный стон. По какой-то причине я чувствую себя в безопасности, когда он здесь.

Я не хочу этого, но это так.

И я наконец-то могу это признать.

— Блядь, детка. Открой глаза. Скажи мне, кто это сделал.

Я сжимаю губы и позволяю темноте поглотить меня в свои тиски.

Киллиан

Из всех чувств, которые есть в моем арсенале, раздражение и гнев занимают первое место.

Особенно чертов гнев.

Должен быть выход, чтобы выплеснуть постоянную ярость, таящуюся во мне. Немного насилия, немного хаоса.

Немного анархии.

Я думал, что знаю гнев так хорошо, что я уже знаком с ощущением бурлящей крови в венах, напряжением конечностей и красным цветом, застилающим зрение.

Оказывается, я никогда не знал, что такое настоящий гнев, пока не нашел полубессознательное тело Глиндон у обрыва.

После того трюка с размещением ее руки в руке другого мужчины на IG, я уже планировал убийство — все красноречивые мысли, которые мама посеяла в моей голове, чтобы вернуть Глиндон, давно исчезли.

А может, и нет. Я просто использовал другой способ преследовать ее.

А поскольку она не отвечала на мои звонки, мне пришлось воспользоваться трекером, который я установил в ее телефон, чтобы узнать, куда она поехала.

Когда я понял, куда она едет, тревожное беспокойство пробрало меня до костей и оставило на грани. Я ехал с безрассудством безумца, который намеревался рискнуть своей жизнью.

Однако сцена, которую я обнаружил, не похожа на то, что я мог представить в своем безумном воображении.

Сначала, когда я вижу свернувшуюся фигуру, лежащую под деревом, я отказываюсь верить, что это она.

Свет раннего утра отбрасывает голубоватый оттенок на ее ноги, подтянутые к груди.

Мое сердце колотится, когда я опускаюсь на колени рядом с ней, так нежно, так спокойно, как будто другая сущность завладела моим телом.

Я касаюсь ее плеча и осторожно потягиваю. Ее голова поворачивается и ударяется о мое колено.

Лицо, которое я вижу перед собой, почти неузнаваемо. На ее щеках расплылась карта фиолетовых синяков, а один из ее глаз синий, опухший и слегка приоткрытый. Кровь портит ее некогда полупрозрачную кожу и оставляет сухие следы под носом и ртом.

Как будто кто-то использовал ее как грушу для битья.

Кто-то, кто будет желать смерти, когда я доберусь до него своими гребаными руками. В этот момент я понимаю, что понятия не имел, что такое гнев. Те вспышки гнева, которые я чувствовал раньше? Их можно назвать сильным раздражением или волнами легкого гнева в лучшем случае.

Но они не идут ни в какое сравнение с этой всеохватывающей яростью, текущей в моих венах вместо крови.

Красные пятна застилают мне зрение, и я с трудом вижу Глиндон сквозь них, но все равно хватаю ее лицо и прижимаю к себе. Она такая маленькая и слабая в моих руках. Я всегда думала, что ее легко сломать, но это не имело значения, когда я решила, что она находится под моей защитой.

Я просто никогда не думал, что у кого-то хватит наглости дотронуться до нее.

Мои руки не дрожат, пока я осматриваю ее тело на предмет других повреждений. Мои профессора всегда выражали благоговение перед моей способностью сохранять собранность в стрессовой ситуации. То, как я приглушенно реагирую на угрозы и катастрофы, позволяет мне находить решение быстрее, чем мои коллеги.

Сейчас эта приглушенная реакция дает сбои, но я всеми силами держусь за нее. Это единственный способ оценить состояние Глиндон.

Хорошая новость — она дышит.

Плохая новость в том, что она делает это с усилием.

— Кто, блядь, сделал это с тобой? — Я не узнаю замаскированную ярость в моем смертельно спокойном тоне.

Или потребность вырваться из ада.

Словно осознав, что я здесь, Глиндон моргает, и одинокая слеза скатывается по щеке, а с губ сорвался болезненный стон.

Я протягиваю палец и вытираю слезу, но она снова вырывается.