– Я мог бы задушить тебя одним лишь сжатием ладони, я мог бы убить тебя потому, что ты ужасно бесишь меня, Эванс. Я готов пойти против закона, чтобы заткнуть твой рот,– Помимо того, что он нависал надо мной, держа за горло и вжимая в стену, так он еще смотрел мне пристально в глаза, будто не замечая, что я стою перед ним в одном лифчике. Обстановка накалилась до предела, я чувствовала, как бешено бьется мое каменное сердце, как горит мое тело от всех смешанных эмоций и как пронзителен его взгляд, когда он зол. Я чувствовала себя хрусталем, который вот-вот разобьется о пол, из-за неумелых рук, держащих меня, но при этом, я была готова разбиться, но почему – я не знаю.
– Задуши, убей, сделай, раз тебе так этого хочется. Избавься от проблемы. Или игрушку жалко ломать?– Мои руки были опущены, я не сопротивлялась, чтобы не вызвать еще большую ярость с его стороны, но при этом я боролась и не отступала, уверенно идя против него.
– Тебя сломает жизнь,– Он игнорировал мои слова про игрушку, будто не слышал их, но отступать я не намерена, сделав вид, что жизнь меня не поломала. А ведь я ему говорила о том, что сломана, неужели он забыл?
– Держи при себе змею, Эван, иначе она и тебя укусит, дай ей только свободу,– Его рука сжалась посильнее, как только я затронула Изабель.
– Возьми эту чертову кофту и пошли отсюда, пока я реально не задушил тебя,– Он ослабил хватку, но отходить не стал, все также пристально всматриваясь в ледяные глаза. Он что-то искал, высматривал, будто пытался раскрыть тайну, не подвластную ему,– Ты очень глупая и самонадеянная, если считаешь, что сможешь соперничать с ней. Ты не первая и не ты последняя, Ванесса.
– Я не буду играть по ее правилам, а уж тем более, не буду играть в войну. Детский сад.
– Ты и правда глупая,– Он сжал зубы, отчего напрягались его скулы.
Я не знаю, что это было, но внутри меня, будто что-то щелкнуло, открылось, а потом резко закрылось, заставив почувствовать, как напряжение медленно спадало. Какой-то заслон приоткрылся от его действий, но испугавшись, вновь спрятался. Быстро, стремительно быстро мое раздражение начало снижаться, оставляя после себя усталость и остатки злости на Эвана. Я не двигалась, стояла неподвижно, как фарфоровая кукла, а его руки уже успели опуститься ко мне на плечи и ощущались, как тяжелый груз, ноша, хоть и не сравнимая с той, что я ношу уже который год.
Наконец, он прервал этот зрительный контакт, поиск немых ответов, разрывая странную ситуацию, что накалила эту комнату. Эван развернулся, буквально кинув в меня своей толстовкой, а после, ничего не сказав, вышел из туалета.
– Придурок.
И все же, я надела его черную однотонную толстовку, мешковатого стиля, которая мне была очень велика, чего я не могла сказать об Эване, когда он ее носил. Хоть я и была зла на него, но все-таки, я также была благодарна ему не только за чистую вещь, но и за некое спасение от его же девушки. Смешанные чувства, особенно после происходящего в туалете.
Он стоял у входа, как верный пес, ждавший своего хозяина. За это время я успела остудить горячее лицо водой, привести волосы в порядок и свернуть вещи, чтобы не испачкать руки жирным не отмытым пятном.
– Спасибо,– Выдавила я, как только вышла из туалета, взглянув на парня,– И за толстовку, и за помощь.
Он лишь коротко хмыкнул, и, оттолкнувшись от стены, пошел в сторону кабинета, где сейчас уже шел урок, на который мы опаздывали. Я закинула вещи в шкафчик, не обращая внимание на реакцию Эвана при благодарности, и зашла в класс.
После того, как я зашла, на меня вновь были обращены глаза учеников: в некоторых было презрение, неприязнь, у других же удивление, а остальной части было просто плевать. Учительница, ничего не спрашивая, пропустила на свое место, продолжая вести новую тему.
Мне было комфортно в его толстовке: тепло, мягко, и не было ощущения сырости в районе живота, в отличие от моих вещей. Я глубоко вздохнула и почувствовала, как в нос ударил его парфюма, оставленный на кофте: сладковатый, с отдаленным ароматом кедра и нотками апельсиновой корки – он определенно подходил его бунтарскому характеру, его фигуре и личности. Запах прекрасно сочетался с ним и был очень приятным, отчего стало казаться, что он вскружил мне голову.
Я тряхнула головой, отгоняя глупые мысли, освежая их взглядом в окно, но как бы я ни старалась, прошедшие события в столовой, что меркли на фоне произошедшего в туалете, просто не покидали мою голову, заставляя уносится далеко в свое сознание. Перед глазами стоял злой образ Эвана, его взгляд, пробирающий до костей, его голос, готовый разорвать меня лишь одним тембром, и его тяжелые руки, рвавшиеся вкопать меня в плитку. Я выводила его из себя и этого чувствовала от этого странное удовлетворение, но и раздражение, ведь он точно также выводил меня. Он смог приоткрыть завесу моего лица, смог открыть мой гнев, смог выпустить его, а после вновь закрыть, как банку с бабочками, он взял и заставил камень трепыхаться и биться. Он сделал то, что не должен был – и мне это не нравилось.
– Ванесса,– Ко мне подбежала Лили с очень взволнованным и обеспокоенным лицом,– Как ты? Я знаю о случившемся. Все в порядке?
Честно, я не ожидала, что она еще вернется в школу,, надеясь побыть в тишине, а не с ее мелодично писклявым голосом, коим, на самом деле, он не являлся.
– Да, все в порядке,– Мой холод пробрал до нитки, как в самый морозный или дождливый день. Я колола им, показывала, выпускала, чтобы люди не сближались со мной, но некоторые все равно пытались.
– Ух, как я ненавижу Изабель, вечно пытается испортить жизнь,– Мы шли по коридору к выходу из школы.
– Она тебе ее портила?– Я поправила капюшон толстовки, что закрывала мою юбку.
– Да, какое-то время. Потом мы сдружились, тесно общались, а после наши пути разошлись и сейчас она старается меня не трогать, но, у нее это плохо выходит,– Рыжая пожала плечами и тогда я поняла, откуда у нее такая популярность среди учеников. Они вместе начинали путь, но кто-то его закончил, а кто-то упивается своим титулом.
– Хотела бы снова с ней общаться?
– Издеваешься? Конечно, нет,– Усмехнулась Лили, показывая всем видом, что я сказала глупость,– Откуда у тебя эта толстовка?
– Она не моя,– Я пожала плечами,– Эван дал мне ее, когда Изабель испачкала мои вещи.
– Эван?– Кажется, ее это удивило не меньше всех,– Он разве занимается благотворительностью?
– Ты о чем?– Я искренне не понимала, что происходит вокруг меня и почему все так были удивлены его помощью. Нет, конечно, он тот еще мерзавец, бунтарь и придурок, но разве ему так не свойственно помогать? А как же Изабель?
– Я не видела, чтобы Эван себя хоть с кем-то так вел. Может просто не замечала, но все-таки. Он даже Изабель отталкивает.
– Что? Они же близки. В любом случае, не делай из меня какую-то особенную. Это не так,– Я устало вздохнула, вновь прокрутив похожие слова Эвана в своей голове. Я не особенная, такая же, как и все, ничем не отличающаяся. И все это было правдой.
Дома меня поджидали расспросы про день, школу, оценки и общение, не забывая, конечно же, о теме женитьбы, будущего и бизнеса, в который отец так хотел меня втянуть, от которого мать меня так жадно отговаривала, и как ни странно, я была согласна с Розой, отказывая отцу. Мне там делать нечего, да и бизнес семьи Эванс не мое будущее дело. Ему нужен сын, но, к сожалению, родилась дочь. Увы.
Ночью я спала ужасно. Моя голова не переставала работать и каждым действиям я находила оправдания, делала для них выводы и учитывала шансы попасть в новую неприятность. Зачем? Я и сама не знаю. Я всегда любила это делать, виня себя и только, но сейчас, когда я была поломана, я винила еще и окружающих, понимая, что не только одна хрупкая девушка виновата в случившемся, но и те, кто были вокруг нее. Поведение Эвана не поддавалось объяснению. Он то взрывной, агрессивный, не совладающий с собой, то, как река спокойный, шутливый и кокетливый. Он был разный, но в то же время одинаковый. Я не понимала его, но четко видела его намерения, которые прояснила Изабель. Мне было неприятно и обидно думать, что меня вновь пытались использовать или до сих пор пытаются мной играться, но при этом, я понимала, что не смогу ничего изменить, поэтому пришла к мнению, что Эван волен делать все, что ему вздумается, пока он не переходит границы, а я просто не позволю обращаться со мной, как с игрушкой. Я сама перекрою ему пути к этим действиям и мыслям, чтобы он понимал с кем имеет дело и как вести себя не стоит. Все-таки, он не сможет залезть ко мне в голову, манипулируя с корня; и как любая игрушка, в которой надо ломать мозг – она быстро надоедает, поэтому, когда Редгрейв не сможет меня разгадать и найти подход – он сдуется и перестанет ко мне липнуть. Все легко и предельно просто.
