Глава

I

Знаете, я никогда не любила переезды, особенно, в школьные годы, в ту самую пору, когда ты меняешь коллектив, все внимание обращено только на тебя и только на твое тело и симпатичное личико. Да, что уж греха таить, так везде, в любом месте, куда бы я не ходила со своими друзьями или же с родителями. С одной стороны, внимание это всегда приятно и всегда тешит самолюбие, с другой стороны, когда этого внимания слишком много, особенно у той, чей отец глава строительной компании F.B.C. – оно быстро надоедает и становится невыносимым.

Мой отец, а именно Микаэль Эванс, очень строгий и безэмоциональный мужчина, проще говоря, обычный робот с человеческим сердцем, которое, видимо, не бьется, раз ему плевать не только на меня, но и на мою мать, но уж точно не на мою жизнь и будущее, которое мне уготовлено. Он всегда считал, что оценки многое решают в жизни, что лишь школьные знания, а после знания из колледжа откроют мне дорогу в лучшую жизнь (а куда уже лучше? я и так тону в богатстве), но это не так. Не только знания и оценки показывают твою образованность, но и другие сферы жизни, как искусство или же технологии, где я могу развиваться сама, сидя перед компьютером точно также, как и в школе, просто там есть некий наставник, который явно хочет утопить своих подопечных. В любом случае, он всегда оставался ко мне холодным и строгим, будто не отец, а мраморная статуя, украшающая нашу гостиную.

Моя мать, Роза Эванс, женщина «голубых кровей», считающая себя аристократкой не в том веке, любящая тратить много денег, отсюда сама любовь к деньгам, и мешающая обычный люд с мусором. А под обычными людьми я подразумеваю всех, кто не возглавляет страницы новомодных журналов и не входят в те слоя общества, называемые сливками, куда, собственно, входим мы. Я никогда не любила, когда меня заставляют, но при этом, никогда не бунтовала и не шла наперекор слову родителей, поэтому в младших классах я училась играть на фортепьяно, а в средних – учила французский язык, как подобало аристократке, то есть, леди. Меня никогда не спрашивали, кем я хочу быть, о чем мечтаю и чем хочу заниматься, им всегда было все равно, ведь видела во мне свою марионетку. Да, я и есть марионетка. Даже сейчас, в свои восемнадцать лет, когда я наконец смогла более-менее вырваться из хватки родительских когтей (но не из золотой клетки), я все еще ощущаю те ниточки, за которые они меня дергают, и которые я так и не смогла обрезать. Я была в тюрьме, хотя свободно перемещалась, я была заперта, но могла выходить за пределы границ, и я никогда не хотела возвращаться туда, откуда уходила каждое утро. Я была зависима и это меня угнетало.

***

– Будешь скучать по родному Лос-Анджелесу?– Мама провела рукой по моим русым волосам, зарываясь пальцами, а я лишь вздохнула, не зная, что и ответить. Меня ничего не держало здесь: друзья, что были детьми богатеньких родителями, или которых еще называли «золотой молодежью», когда узнали, что я уезжаю, то сразу же забыли, найдя сладкую замену. Я стала им не нужна, будто была игрушкой. Целый месяц ждала хоть одного звонка и в итоге пустота. Ничего. Я привыкла быть одна, чувствовать пустоту, боль в сердце, чувствовать наивность и глупость, чувствовать отсутствие близких людей и их поддержки, чувствовать себя использованной и брошенной. Может поэтому я стала холодной, как отец, неприступной крепостью, которую выстроила вокруг себя, с ледяным взглядом с проблеском далекой весенней травы и очень закрытой? Я перестала доверять, перестала выговариваться, хотя особо никогда этим не занималась, и все благодаря родителям, не открываюсь людям, стараясь держаться от них как можно дальше, и неся груз на своих хрупких плечах. И я разучилась любить. Нет, неправильно, я запретила себе любить, решив, что это чувство ни к чему хорошему не приводит, лишь к боли, да к отчаянию, страданиям и пустоте. Я боялась вновь обжечься, вновь облажаться, довериться человеку, вновь оказаться разбитой. Ведь я сейчас именно такая, просто хорошо это скрываю, никто не видит и не знает, но моя грудь ноет почти каждую ночь, моя душа разбита на мелкие осколки, которые просто невозможно склеить, а сердце вырвано, растоптано и возвращено назад уже больное и израненное. Меня просто убили, и эта боль стала моим наказанием за любовь. И как бы я не боялась этого, как бы я не пыталась убегать и прятаться, как бы я не хотела закопать в себе эти чувства – любовь все равно набросилась на меня с головой, заставив утонуть в том, в чем я тонуть просто не должна была. Я не знала, что этот маленький город, куда сбежал отец от проблем со своей работой, сможет изменить не только мою жизнь, но и меня. Итак, все по порядку.

Глава II

Этот город принял нас с радушием, но вот только не в своих районах, а дальше, где было еще больше свежего воздуха и еще больше свободных территорий. Я честно не знаю, как мои родители умудрились здесь найти такой огромный и роскошный особняк. Это просто ужасно. Он был слишком большой для нас троих, он был заполнен ненужными статуэтками, цветами, картинами и другими мелочами, которыми мать будет хвастаться перед своими подружками-змеями, ведь именно этим они всегда и занимаются. Отдельная столовая, где стоял стол чуть ли не на двадцать человек с мраморным покрытием и панорамными окнами; кухня, которая была прекрасна для готовки, но будет пустеть, ведь моя мать ненавидела готовить и всегда заказывала еду, даже слуг не нанимала, кроме уборщиков и садовников; огромная библиотека, где все книги быстрее сгниют, чем здесь кто-то появится; несколько роскошно огромных спален и моя комната. Она была самой маленькой из всех, которые были в этом доме, но это было моим желанием, чтобы не чувствовать, как снова пустые высокие стены меня душат, а в тишине я слышала эхо своего дыхания. Она была уже обставлена, но, опять же, по моим рекомендациям, ведь только эта часть моей жизни исполнялась по моим желаниям, а не по родительским. Нежно-голубые стены, почти небесного цвета, светлые шторы, белая мебель: одно кресло около кровати, прикроватные тумбочки, письменный стол и стул, компьютер для работы, шкаф для одежды и еще небольшой шкафчик для безделушек и школьных принадлежностей, и кровать, которая была самой большой в этой комнате. Это уже желание матери, чтобы я чувствовала себя настоящей принцессой. Не поверите, я и так себя чувствую ею, только, как Рапунцель, запертая в башне, что не смогла вырваться. Да, так и умру от своих же мыслей. В общем, комнату дополняли несколько картин, которые были в минималистичном стиле и коврик под кроватью. Все. Я чувствовала себя намного лучше, когда в помещении было все по минимуму в декоре и по максимуму по уюту. Это ведь самое главное, да?

***

Гарольд, личный водитель, на котором настояла моя мать с утра, успев с ней из-за этого повздорить, отвез меня в школу на черной машине, чьи окна были полностью затемнены, отчего никто не мог увидеть происходящего в ней. Да, я ведь такая важная персона.

– Не приезжай за мной,– Небрежно кинула мужчине, а после хлопнула дверью. Уже будучи на парковке, я чувствовала эти взгляды и немые вопросы в мою сторону, хотя я старалась одеться максимально неброско: джинсы, голубой свитер и цепочка на шее, волосы же я собрала в высокий хвост. Но, видимо, те аристократичные черты лица, передавшиеся мне от матери, и тело – все-таки привлекали внимание учеников, не ожидая увидеть новенькую в своей школе. Да, город же небольшой, вряд ли сюда часто приезжают на таких машинах. Я вздохнула, понимая, что полное внимание школы мне обеспечено, поэтому пришлось делать вид, что я ничего не замечаю. Абстрагироваться. Долгая практика помогла мне привыкнуть к этому обильному вниманию со стороны людей. Я смотрю сквозь них и витаю в своих мыслях, что у них в головах – мне неважно.

Я стояла у шкафчика, думая, что школа лучше, чем невыносимая болтовня матери и нравоучения отца, но при этом, в глубине души понимая, что и здесь, и там, меня будут доставать, просто в разных формах, отчего становилось не по себе. И в этот момент появилась она. Девушка, которая стала моей головной болью и пиявкой, прилипшая к моей ноге – Лили Узирвулл.