– Я сотру тебя в порошок, Ванесса,– После этих слов она просто ушла, оставив меня одну сидеть на полу. Я была рада, что там никто не ходил, но при этом мне было так обидно, просто по-человечески обидно, что это все лишь из-за одного парня, которого я, как и всех, пытаюсь оттолкнуть и все равно ее гнев обрушивается на меня, а не на него.

Немного посидев, я наконец встала. Я шла не на урок, хоть и не любила прогуливать, я шла на трибуны, где могла насладиться тишиной, где могла отпустить свою душу навстречу ветру, и где не было гадюк, пытающихся меня убить. Те, кто еще не ушел в кабинет, смотрели на меня, перешептываясь, ведь теперь свою хромату я не скрывала. Попросту не могла. Наступить на ногу было ужасно больно, поэтому приходилось придерживаться за стену и шкафчики. Свежий ветер ударил мне в лицо, как я вышла на улицу. На самом деле, я ужасно хотела выплакаться, хотела отпустить это все, хотела освободиться, но держала это в себе, старалась победить глупое чувство, атакующее меня и пока все получалось.

Я вновь попала на момент, когда стадион пустел и спортсменов не было, даже дворников, что сгребали листву – пустота, и от этого становилось спокойнее. В моей голове мелькал образ того мужчины, чья жизнь оборвалась из-за маленькой ошибки, его рвение меня схватить и его мотивы, желания. Я много думала об этом и не знала, что бы со мной случилось, будь я одна, ведь никто, абсолютно никто, не вышел мне на помощь. Он бы убил меня, оборвал мою жизнь также, как ее оборвал ему мой отец, а может и хуже – изнасиловал бы и оставил с этим грузом жить, и тогда уже лучшим вариантом была бы смерть. Я гадала и от моих же домыслов мне становилось страшно, появлялась паранойя и кошмарные сны, я сама их себе надумывала, и сама себя запирала в этой тюрьме, но не думать не получалось.

Время шло, я все также сидела одна, думая о том, как же страшна жизнь. Я искала поддержку в себе, но мне нужна была поддержка со стороны, и эту поддержку судьба мне и присылала, а я ее всячески отвергала.

– Я понял, какое у тебя любимое место,– Эван улыбнулся, сев вновь передо мной, как тогда, когда принес книгу. Кстати, я еще ее не трогала, оставила на десерт и на изучение, так сказать.

Я выглядела измученно, волосы спутались от ветра, нос и щеки порозовели от холодного воздуха – я совсем не была похожа на принцессу из сказок или на прекрасную наследницу династии Эванс. Я была обычной и ничем не привлекающей. Глядя на меня, нельзя было сразу сказать, что я из богатой семьи, меня выдавали лишь манеры аристократки, уже перемешанные с современной молодежью, и дорогая одежда, на которой настаивает мать, а в остальном я обычная, неизбалованная и сидящая на полусухих сидениях, на которые только недавно капал мелкий дождь. Плевать? Абсолютно. Я слишком морально устала, я слишком физически вымотана болью и издевательствами со стороны Изабель, чтобы думать о таких мелочах, как сырость.

– Как ты узнал, что я здесь?– Я не скрывала свое состояние, но скрывала слезы, которые отчаянно сдерживала, а также бинт, спрятанный под брюками.

– Увидел тебя в окне. Что у тебя с ногой, Ванесса?

Он был слишком внимательным, в отличие от всех вокруг.

– Ничего, все в порядке,– Я спокойно пожала плечами, не стесняясь врать прямо в лицо. Я была зла на него, потому что из-за Эвана меня достает Изабель, закрывая глаза на его прилипчивость ко мне; я была зла на себя, потому что не могла ничего сделать, не смогла дать отпор; я была зла на судьбу, которая послала меня в эту школу, в очередной раз, испортив мне жизнь. Я была зла и мне это не нравилось.

– Не ври мне,– Его взгляд стал серьезным, а брови нахмурились так, будто от моего ответа зависела жизнь населения,– Я слышал, как говорили о твоей хромоте, я видел, как ты ее скрываешь. Что с твоей ногой?

Я устало усмехнулась.

– Слухи здесь распространяются быстро, да? Не думала, что ты веришь в них.

– Я не сказал, что верю им, но я сам видел, как ты хромаешь.

Слухи – неимоверно гнусная вещь, которую только мог придумать человек. Слухи внушают людям о тебе самое плохое, что могло произойти – и многие в это верят, начиная ненавидеть, даже не зная всех деталей и правда ли это. Сломанный телефон, передача перевернутой информации, которую люди едят каждый день, как первое блюдо. Ты можешь говорить, что не веришь им, но все равно машинально составляешь мнение о другом человеке после услышанного. Это проникает в наше сознание, как паразит и портит жизнь. Я по своей шкуре знаю, каково это, когда про тебя распускают слух, когда про тебя сплетничают и когда после этого тебя некоторые, а точнее, большинство не воспринимает всерьез, видя лишь то, что услышали. Люди любят ушами.

– Споткнулась, упала и получила вывих,– Я сложила руки на груди, посмотрев за спину Эвана. На пустое поле.

– Обо что ты споткнулась, чтобы так сильно вывихнуть ногу?– Он не верил мне. Он мне не верил и меня это забавляло, но больше истерически и нервно. Впервые моя ложь была так глупо раскрыта.

– Что ты от меня хочешь, Эван? Зачем ты постоянно ходишь за мной, помогаешь, спасаешь, пытаешься что-то узнать? Я не хочу ничего говорить о себе, своей жизни и вообще общаться здесь с кем-то. Как ты не понял еще этого, – Это все вырывалось с неприкрытым раздражением, которое готово было обрушиться на него с новой силой.

Он молчал, не находя слов для ответа. Это начинало раздражать меня еще сильнее. Я не знала, с какого именно момента я стала такой импульсивной, но я ощущала это колкое чувство даже на кончиках пальцев.

– Я просто пытаюсь понять тебя,– Он вздохнул, сражаясь с внутренними демонами, но, как и у меня, выходило очень тяжело.

– Не надо понимать меня. Не надо лезть в мою жизнь. Не надо лезть ко мне,– Я сжала зубы так, будто готова принять удар по лицу,– Что ты говорил? Меня сломает жизнь? Или ты хочешь меня сломать?

– Ванесса, прекрати выводить меня из себя. Мы обсуждали это в туалете,– На его лбу и висках заходили желваки.

– Это в тот раз, когда ты меня чуть не задушил?– На эмоциях я резко встала, а после упала обратно в пластмассовое кресло, зажав глаза. На моем лице отразилась боль,– Будь проклята, чертова Лайтвуд,– Эти слова я буркнула под нос, но и они не ускользнул от Эвана, в чьих глазах на секунду промелькнуло беспокойство. Он возился со мной, как с маленьким ребенком, объясняя простые истины жизни.

– В смысле?– Эван резко переключился с моих слов про игрушку, которые, видимо, меня сильно задели, хоть я этого и до конца не осознавала, на слова про Изабель,– Что она сделала?

– Ничего, Эван, пожалуйста, оставь меня в покое, я просто хочу спокойствия, но из-за тебя,– Я распахнула глаза цвета ледника, обращенные прямиком в глаза Редгрейва,– У меня его нет.

– Ванесса,– Он буквально прошипел мое имя,– Что она сделала? Ты можешь наконец перестать врать и рассказать.

Я глубоко вздохнула. Мои нервы после той ночи, когда на меня напали, после Изабель, толкнувшей меня в коридоре, после разговора с матерью и после противоречивых действий Эвана уже не выдерживали и заиграли с новой силой, словно гитара, достав те чувства, которые я так отчаянно прятала. Моя маска начала трескаться.

– Она..,– Я давила из себя правду, я хотела сказать ему правду, но она стояла комом, ложь слишком долго шла со мной в одну ногу,– Толкнула меня на сумку, я упала.

– Ты тогда вывихнула ногу?– Его глаза были красноречивее эмоций, они были его правдой, как и мои, мы не могли подделать взгляд и от этого жизнь во лжи становилась сложнее. Он был проницательным, я тоже, поэтому в его глазах я видела волнение и злость – это сыграло со мной очередную злую шутку. Глаза – зеркало души, к сожалению.

– Нет,– Я опустила взгляд, чтобы он не видел то, что вырывается наружу, чтобы он не разглядел правду, но руки предательски начинали дрожать. Я попыталась их спрятать в рукава свитера. Мне не хотелось обсуждать это, не хотелось показывать страх, но я уже не могла прятаться, я была загнанной в угол, мне некуда бежать. Мышка попалась в мышеловку.