— Уверяю вас, меня и вашего сына ничего не может связывать.

Он кивает, окончательно убедившись, что она говорит ему правду. Конечно, Гермиона про себя так и повторяет проклятое слово «ложь». Но Люциус в какой-то мере прав, им нужно прекратить то, что между ними происходит, если он правда женится.

Только по пути к рынку Грейнджер вспоминает, что именно это Драко говорил ей во сне. Её сны не могут быть настолько тесны связаны с реальностью, но больше спросить, кроме как у Малфоя, ей не у кого, поэтому она умолкает. Она ни за что не расскажет, какие игры её собственный разум проводит с ней.

Гордо она держит голову в этом городе, где каждый, с кем она встречается, делает легкий реверанс. Странное ощущение, которое она никогда не думала, что будет переживать. Будучи девочкой из самых нижних слоев, она сама преклонялась так когда-то перед бывшей женой Перси, а сейчас она является богатейшей женщиной в Салеме.

Сегодня она направляется в дом женщины, которую видела днем ранее на площади. Миссис Гринграсс является едва ли не самой известной женщиной в городе, помогающей появляться на свет детям, лечащая недуги простых жителей и дающая жизнь ублюдкам, которых вынуждены кормить в приютах.

— Давай, милая, ещё немного, — повторяет эта светловолосая женщина над какой-то из шлюх, залетевшей от своего клиента. Гермионе стоило бы пожалеть бедную девушку, но она была знакома с её отцом, который дарил ей все, что она бы только попросила, а она все равно выбрала путь шлюхи. Поэтому её голос даже не сбивается, когда она подходит и объявляет.

— Этот ребенок не родится, пока мы не узнаем имя отца.

Гринграсс поворачивает к ней голову, удивленно вскидывая брови.

— Миссис Уизли, я понимаю, что это важно, но ребенку определенно необходимо выбраться.

— Салем не станет кормить очередного ублюдка. Имя! — она чувствует, как собственные слова отдаются желчью, подступающей к горлу, но выражение лица Гермионы непреклонно.

Меридия, кажется, её зовут так, наклоняется к девушке:

— Ханна, ты скажешь нам имя твоего мужчины?

— Я не могу, — жалобно стонет девчонка в ответ. — Он потеряет место подмастерья, ему ещё несколько лет нельзя жениться.

— Это его проблема, а не Салема.

Гринграсс сглатывает, смотрит буквально секунду на Ханну, страдающую в схватках, и подходит к Грейнджер.

— Гермиона, — от её обращения у девушки сжимаются губы. — Вы — женщина. Когда-то вы были бедны, но теперь… вы Гермиона Уизли. Воспользуйтесь своим влиянием, чтобы помочь такой же, как вы.

Ей мерзко слышать это от женщины, которая радовалась смерти собственного ребенка, потому что посчитала её ведьмой. Хочется оттолкнуть Меридию от себя и выплюнуть ей в лицо все свои обвинения, но сегодня Грейнджер здесь не за этим.

Она наклоняется к Ханне, кладя руку ей на плечо, и всеми силами старается выглядеть искренней.

— Милая, ни один мужчина этого не стоит. А если и стоит, то он точно не хотел бы, чтобы ты умерла здесь в муках, умалчивая о нем.

Она колеблется, боль раздирает все её тело, когда она отворачивается от Гермионы и жмурится. Едва новый порыв спадает, она снова открывает рот.

— Билли. Билли Бейлин, — глубокий вдох, — Подмастерье Купера.

Грейнджер получает свой ответ, поэтому она довольно высокомерно обводит комнату глазами и разворачивается, чтобы покинуть дом.

Уже на выходе она встречается с одной из девушек, выглядящей подозрительно плохо. Тут же всю Гермиону словно одает внутренним ужасом, и в нос ударяет запах смерти. Она задерживается глазами на девушке, но проходит мимо, шепча что-то под нос самой себе.

На душе становится особенно пусто, как будто все эмоции пропадают в ту же секунду, но все-таки она возвращается домой и занимается довольно привычными для себя делами. Околдовывая разум мужа, Гермиона решает рискнуть и попросить Лаванду погрузить её в такой сон, который поможет ей достучаться до Малфоя.

Но она не может. Вампиры не видят снов. Они не знают, что такое спокойствие души хотя бы в рамках собственной мечты.

— Мне нужно встретиться с ним, — после трех неудачных попыток объявляет Грейнджер.

— Зачем вам это, госпожа? Он навлечет на вас беду. Это может все испортить!

— Мне нужно с ним поговорить. Время на исходе, семь невинных жертв, а нам нужно ещё пять, — почти шипит она в ответ. — Он нужен мне.

Лаванда вскидывает брови.

— Семь?

Гермиона не кивает, она красноречиво молчит и только спустя секунду заговаривает.

— Я почувствовала девушку сегодня. Её ребенок мертв, он родится мертвым. И я превратила его в знак. Знамение. Наш инкриз помешан на них.

— Но… — Лаванда с трудом подбирает слова, тяжело сглатывая. — Значит, рождение чудовища?

— Лучше, — она обнажает зубы, натягивая мерзкую улыбку. — Ещё одна ведьма в городе.

— Кто на этот раз?

— Меридия Гринграсс.

— Выходит, это месть? — осуждение в глазах служанки не устраивает Грейнджер нисколько. Гермиона шагает на нее, подходя почти вплотную.

— Невинные пуритане гибнут, пока остальные радуются их смерти. Моя мать была также счастлива, продавая меня Уизли. Это не месть, это правильный выбор. Её дочь была ведьмой, не составит никакого труда убедить людей, что она сама её всему и научила.

— Все рано или поздно погибнут, когда завершится Великий Обряд.

— Те, кого здесь быть не должно, уедут раньше. Я лично позабочусь об этом.

— Это нарушает все правила! — Лаванда вскрикивает в возражении.

— Правила здесь устанавливаю я! — в ответ кричит Гермиона, и зеркало за её спиной расходится в трещинах с пронзительным звуком. — Меня выбрали для этой роли. И я её исполню. Но на своих условиях.

— Я не позволю вам все сорвать. Ваша задача и её выполнение — моя прямая обязанность.

— Я позабочусь о том, чтобы все прошло как нужно. А теперь иди и приведи мне Драко Малфоя. Я хочу его видеть, — Гермиона взмахивает рукой властно, прекрасно зная, сколько силы она имеет над своей же собственной прислугой. Лаванда была ей другом когда-то, но её мораль совершенно выводила из себя, а потому с каждым днем Гермиона убеждалась все больше, что друзей в Салеме у нее нет и быть не может.

Лаванда сжимает руки в кулаки, но уходит, оставляя Гермиону одну. Грейнджер вглядывается в зеркало достаточно долго, чтобы потерять образ самой себя в нем, в этих уродливых осколках. Она одной лишь магией с помощью волшебной палочки соединяет все его части воедино и подходит к кровати.

Ей требуется не больше нескольких секунд, чтобы оказаться на кровати и упасть в мягкие одеяла. Её глаза закатываются, становясь полностью белыми, а сам разум Гермионы пропадает где-то в пространстве, выискивая нужный ей дом. Тот, откуда доносятся крики, — нужный ей.

Она видит, как в комнате у бедняжки Китти появляется Меридия в своей черной одежде и подходит к страдающей от очередных мук божьего промысла.

Китти начинает визжать, едва рука Гринграсс оказывается у нее на животе.

— Нет, НЕТ, она навредит ребенку.

Гермиона особенно ярко видит, как образ женщины становится похож на старую полумертвую бабку в крови с длинными когтями, цепляющимися за тело девушки, свисающими с лица седыми паклями волос.

— Она навредит ребенку! — Китти пытается вскочить с кровати, несмотря на все усилия подруг удержать на месте, Меридия в шоке хлопает глазами, не понимая, что происходит.

И едва Китти оказывается на полу, в максимально далеком углу по её ногам течет вода в перемешку с черной кровью. И тут же на полу появляется что-то смутно напоминающее маленького свернувшегося ребенка с черной, как сажа, кожей. Глаза Китти распахивается в искреннем ужасе.

Гермиона ещё парочку минут наблюдает за поднявшимся криком, а после рассеивается в воздухе, словно её там никогда и не было. Как раз вовремя, потому что к ней стучится Лаванда с Малфоем под руку, и все мысли из головы вдруг внезапно улетучиваются, становясь тенью.

Она нуждается в том, чтобы увидеть его, но теперь совсем не знает, что сказать. Малфой выглядит уставшим, будто не спал всю ночь, заходя в комнату и закрывая за собой двери.