— Давно это началось? — Гермиона аккуратно придерживает паука на своей ладони. Он перебегает по её пальцам, приятно щекоча кожу лапками. Черный, как ночь в новолуние, с крошечными крапинками белоснежных звездочек на его теле.

Малфой рядом, лениво сидя на подоконнике, перебирает какие-то её травы кончиками пальцев. Он вскидывает к ней голову, скалится, показывая свои клыки.

— Это?

Грейнджер сглатывает и медленно кивает. Она чувствует напряжение, даже страх, висевший между ними тягучим дегтем, который не проходил, сколько бы раз они ни встречались в этом домике далеко за пределами города.

— Давно, — он фыркает, отвернувшись к окну. Она никогда его не спрашивала. Это было сотрудничеством, которое они назвали «я сохраню твой секрет, а ты мой», и его оказалось достаточно.

Гермионе не хватало друзей в этом забытом богом месте. Где выискивали таких, как она, давили камнями, пытали, сжигали на кострах. Она не могла ни открыться, ни рассказать кому-то о себе без страха быть разоблаченной и, в лучшем случае, повешенной.

Тогда появился Драко. Он заметил, как поздно ночью она покидает свой дом и прячется среди деревьев. На рассвете он сказал ей, что все знает, и либо она признается, либо он сообщит отцу.

Инкриз Люциус… самый страшный человек сегодняшнего дня. Жестокий, беспринципный, его боится даже такая сильная женщина, как леди Уизли. Хотя про себя она все ещё думает, что она Грейнджер, и это вряд ли когда-то изменится, сколько бы раз она ни вышла замуж.

Малфой раскрыл ей свой секрет, но больше ничего никогда не говорил.

— Как тебе удалось скрыть это? — любопытствует она, опуская паука на свою ключицу.

Драко дергает плечами.

— Отец никогда особо не интересовался мной, скрыть было нетрудно.

— А мать?

— А что мать? — усмехается он. — Её волнует, как найти мне достойную невесту и женить, а не то, чем я живу.

— Выходит, что никто никогда не замечал тебя? И то, как подозрительно часто люди остаются с ранами на шее?

— Я никогда не кусаю за шею, — Малфой почти теряется в своих мыслях, мечтательно ухмыляясь и поднимая глаза к потолку. Половицы скрипят, огни свечей рядом с ними дрожат от ветра, гуляющего между досок. По ночам в Салеме холодно, как в самых отдаленных уголках мира. — Обычно это где-нибудь на ребрах или… бедрах.

Он ждет, что она покраснеет, он ведь намного более прямолинейный, а ей, как девушке, положено прятать глаза при упоминании секса. Но Гермиона выгибает бровь. Она давно замужем, ей необязательно смущаться при упоминании этого.

— И все девушки молчат?

— Ты удивилась бы, какой силой внушения я обладаю.

— Нулевой, — смеется она над ним, поднимаясь с качающегося кресла. Ей становится скучно просто сидеть здесь и разговаривать, хочется чем-то заняться, но и занятий в их убежище не так много. Зачем они вообще встретились здесь сегодня, сама Гермиона не знает, ей просто нужна была компания.

— Это потому что на тебя она не работает.

— Разве вы, вампиры, не должны испытывать какое-то отвращение к ведьмам? — снова спрашивает она, перемещаясь к камину. Холодно. Настолько, что дрогнут кости. Гермиона подносит волшебную палочку, вытащенную из-под рукава платья, к поленьям и одним заклинанием разжигает их.

— Должны, — соглашается Малфой. Ему тоже скучно, но он так же, как она, понятия не имеет, чем себя занять. Поэтому закидывает ногу на ногу и следит за Гермионой. — Но если не ты, то кто?

— У тебя много девушек, чтобы не задавать мне этот вопрос, — она падает на край старой кровати, и та скрипящим звуком жалуется на то, что её потревожили.

— Ревнуешь, Грейнджер? — она находит что-то смутно привлекательное в его улыбке, и это странно.

— С чего бы? — вопреки всему, что сейчас вспыхивает в ней, отвечает вопросом она.

— Не знаю, ты мне скажи.

— Меня просто забавляет, что на то, как ты себя ведешь, никто не обращает внимания. Хочешь — гуляй по борделям. Хочешь — спи с любой девушкой, которая не замужем. А меня осуждают, даже если ты просто проводишь меня до дома.

— Пуританские законы — странная вещь, согласен. Я бы тоже осуждал мужчин больше. К примеру, твой муж…

Она резко отмахивается и гневно шипит.

— Не хочу вести этот разговор.

— От чего же? Он интересный человек. Столько людей отправил на тот свет, и не сосчитаешь. А сейчас, вот, сидит беспомощный, пока ты правишь от его лица. Самая богатая женщина Салема… удивительно.

— Это была вынужденная мера, — она оправдывается? Действительно, оправдывается. Хотя Малфой абсолютно не верит её словам, так что она пытается добить их важным аргументом. — Он убил бы меня, если бы все узнал.

— И зачем тогда было выходить за него? Не ради ли власти и денег.

— Попробуй расскажи мне, что ты знаешь, что такое жизнь на грани с бедностью, — Гермиона злится на него, в большей степени за то, что ему всегда все доставалось легко. Она выбивала себе все через боль, унижения и страх, ему достаточно было лишь попросить, и они оба это знали.

— Не знаю, — Драко поджимает губы, — это не мешает мне задавать тебе вопросы.

Грейнджер констатирует в ответ:

— Ты осуждаешь меня.

— За то, что ты заставила замолчать и сделала инвалидом самого отвратительного человека города? — он искренне смеется, закидывая голову к потолку, она видит, как он прикрывает глаза — настолько его это забавляет. — Нет, Грейнджер, я тебя уважаю.

— Почему ты всегда зовешь меня Грейнджер? Я Уизли уже несколько лет… — она старается напомнить ему об этом в сотый раз, но это как стучаться в стену. Ему все равно, что она замужем, он это даже браком не считает.

— Потому что ты не замужем, ты просто красивая приставка к другому мужчине. Брак — это союз любви, а не то, что творишь ты.

— Полагаю, с тобой много кто не согласится.

— Со мной согласится разве что младшая Уизли, которая ещё слишком молода, чтобы понять, что замужество в этом городе — способ обеспечить себя до конца жизни. Она верит в такую же светлую любовь, в какую верила ты когда-то.

— Странно, что она ещё может в это верить несмотря на все, что сделал её старший брат.

— Перси не был таким ублюдком в детстве. Понятия не имею, как он вырос в это.

— Рон с тобой тоже, пожалуй, не согласится, — она улыбается, прекрасна зная, как Рон относился к своему старшему брату. Вся семья Уизли была другой, непохожей на её мужа, они были добрыми, светлыми, служили в церкви. И странно, что именно Перси стал человеком, который в итоге преисполнился ненавистью к этому миру. Гермиона больше жизни любила семейные ужины. Но в то же время бесконечно боялась, что их рыжий цвет волос, веснушки и родинки в конце концов сведут их в могилу…

— Я не требую чьего-либо согласия, чтобы думать, как мне угодно. Я не ты, мне своей головы вполне достаточно.

— Прекрати оскорблять меня! — Грейнджер возмущается, дергая мех на плечах. Она знает, что ей пора идти, пока кто-нибудь дома не заметил её отсутствия. Но хочется остаться здесь ещё несколько минут, не возвращаться в место, которое она считает адом на земле.

— Я тебя не оскорбляю, — его теплый взгляд заставил её поверить буквально на мгновение, что это так, хотя с Драко никогда нельзя было быть уверенной наверняка. — Просто ты живешь в другом мире, Грейнджер, в котором обязана подстраиваться под правила. Я их ненавижу.

— Значит ненавидишь и меня?

Малфой замолкает, не отвечает ей, хотя уже тысячу раз показал ей настоящий ответ. Он молчит достаточно долго, чтобы Гермиона могла не ждать ответа. То ли вопрос он нашел настолько глупым, то ли не хотел произносить «нет» вслух.

Спустя пару минут, когда за окном начинают показываться редкие попытки солнца встать из-за горизонта, Драко поднимается с места и протягивает ей руку.

— Нам пора.

Вместо того, чтобы последовать ему, Гермиона в последний раз заговаривает на тему, которая может быть поднята только в этих стенах.

— Завтра снова суд над девушкой, которая абсолютно не является ведьмой…