Ей хорошо, но недостаточно. Кажется, Драко ей всегда будет недостаточно. Поэтому Гермиона наклоняется к нему и у самого уха шепчет те же слова, что слышала раньше.

— Проникни в меня, стань частью меня, прими меня…

Для него это подобно приказу, которому он не смеет не подчиниться, поэтому он резко тянет Грейнджер к себе и впивается пальцами в нее столь сильно, что останутся синяки, её пальцы ловко расправляются с тонкими завязками брюк, но путаются, едва она пытается их стянуть. Драко, придерживая девушку за талию, стягивает с себя одежду, что отделяет их друг от друга, едва приподнимает над землей и одним движением входит в Гермиону.

Она стонет слишком громко, ему приходиться зажать её губы пальцами, чтобы никто не узнал, как скоро она распадается в его руках, даже если хочется кричать об этом на весь мир. Малфой приникает к её шее, чувствует пульсирующую венку на ней, но кровь её другая, не пьянящая своей сладостью, а наоборот — грозящая смертью.

Он не может удержаться, когда она снова шепчет:

— Укуси, — Драко впивается клыками прямо там же, зная, что может умереть от одного горького вкуса на языке. Она взрывается над ним в ту же секунду, сжимает плечи и стонет. Так, что все его существование наконец обретает смысл и тут же его теряет.

Он двигается в ней ещё раз, и еще, пока все не меркнет перед глазами от удовольствия, и только когда она всхлипывает второй раз, прежде чем достигнуть пика, удерживает Гермиону на месте, достигая своего.

*

— ВЕДЬМА!

Прячьте детей, закрывайте глаза, молитесь господу, чтобы простил вам грехи ваши. Что-то грядет, оно уже близко, готово захватить вашу душу, уничтожить вашу праведность.

— И вот эту! ЭТУ!

Гермиона не вбегает, она входит, подобно черному лебедю, Драко за её спиной тяжело выдыхает. Это похоже на настоящий ад с выстроенными кострами, криками и пытками. Не дьяволом, людьми! Темный вечер после спокойного дня, одни лишь лучи солнца свидетели.

— Что здесь происходит? — голос Грейнджер почти как единственный здравый вскрик среди этого кошмара наяву. Инкриз разворачивается к ней, рядом с ним сгорбленный мужчина.

— Она тоже была там, — его пальцы трясутся, когда он показывает на неё. У Грейнджер заканчивается воздух для дыхания.

— Она? — Люциус щурится. — Ты уверен?

— Да! — вскрикивает мужчина рядом. — Она — Старшая ведьма, я видел, как Дьявол крестил её кровью!

Кончики пальцев холодеют, Малфой рядом делает предупредительный шаг вперед.

— Отец, что за бред? Миссис Уизли помогала тебе в борьбе с ведьмами, как она сама может быть ведьмой?

— Задерите ей юбку, — кряхтит старик, наклоняясь вперед, он возражает Драко, глаза его кажутся Гермионе знакомыми. — Вы найдете там метку, на левом бедре. Ей она кормит своего фамильяра.

Грейнджер чувствует, что одно лишь биение её сердца ускоряется в миллион раз, оно отдается у нее в ушах, руки сжимаются в кулаки. У нее не осталось пути к отступлению, она застигнута врасплох.

— Как вы смеете! Я никому не позволю к себе прикасаться.

Чужие руки хватают её за плечи раньше, чем она успевает понять, что происходит, гораздо раньше, чем Малфой пытается этому противиться. Мужчины, всегда дерзкие и грубые в своих действиях, держат её слишком крепко. Они не заботятся о её криках, игнорируют выпады Драко, держа ещё и его. Она не может наложить никакую иллюзию на свое тело, когда ткань оказывается у нее на талии и открывает всему миру ту самую ведьминскую метку — след, доказательство.

— ВЕДЬМА! — звучит со всех сторон. — ОНА ВЕДЬМА!

У нее не будет времени, не будет возможности сказать прощай, так это понимает она сама, когда паника поднимается в груди и высвобождается вместе с пронзительным криком. Лишь одним словом. Его именем.

Дуют ветра, что-то случится, что-то прорвётся. Оно ищет, оно уже здесь.

Её тащат к костру, тому, что в центре всех остальных, девушки вокруг в муках уже страдают, их слезы омывают запачканные кровью тела.

— Отец, прекрати! Она не ведьма! — молит Малфой вдалеке, Гермиона его не слушает, она идет навстречу своей судьбе туда, где ей и место. Она не справится, не убежит, у нее нет шансов. Один лишь Дьявол спасет её душу.

Жесткие веревки впиваются в кожу, Грейнджер дрожит от ужаса, он заливает её зрачки кровью, и та становится её слезами. Девушка оборачивается по сторонам, она ищет поддержки, но их магия уже не сработает. Они в этом одни. Люциус скалится своей улыбкой, похожей на самую счастливую из всех.

— Я требую суда! — возражает кто-то из толпы, но не встречает поддержки.

— Суда не будет, — отрезает Малфой старший. — У каждой была найдена метка, каждая была замечена вчера на Шабаше. Они, — он брезгливо обводит каждую из шестнадцати сестер на кострах рукой, — преклонялись Сатане. Им нет прощения! У них нет шанса на суд!

Драко на коленях перед ними, его руки заломаны за спиной, даже отсюда Гермиона видит слезы, стоящие в его глазах. Он обещал ей… что не позволит. Они никогда не смогут попрощаться.

Первая вспышка огня вспыхивает на факеле возле лица Лаванды, и она впадает в истерику, последняя попытка выбраться и убежать.

Нет. Не будет Дьявола там, куда они держат путь. Их омоет огонь, спасет их души. Они чисты, как ангелы, рожденные на земле.

Все случается слишком быстро, от первой искры до первого языка пламени на дереве всего шаг инкриза, он — змея, не человек, ему никогда не найти пристанище в мире.

— Гори в аду, — рычит Грейнджер, дергается вперед, кровавые слезы капают на черное платье. Люциус усмехается и поджигает дерево у её ног.

Луна поднимется, сумрак уже на пороге, они больше не испугаются потемневших горизонтов. Кровь в реке, кровь на небесах, кровь глубоко в душе.

Она шепчет себе под нос слова, которые никому не дано услышать. Никому не дано наслаждаться её криком, только не её.

Вложи свою руку в мою. Мы вместе убежим, едва нас найдут. Не будет дьявола там, куда мы держим путь. Ничто, кроме святого, не оставим позади.

Луна поднимается, завтра солнце будет рождено звездами на свет. Вместе мы убежим. Чтобы однажды встретиться.

Гермиона видит отражение собственной фигуры в глазах Драко. Она слышит его молитвы. И это последнее, что она запоминает, прежде чем поднять голову к небу и сгореть в тех гладящих её языках пламени. Они не услышат её крик, но увидят каждый уголек, оставшийся от нее, и каждую трещину в покрытой сажей коже.

Однажды она сказала, что огонь поглотит их всех.

Он поглотил и её.