— Признаться, я тоже удивлен. За годы знакомства с ним и его отцом, подобной милости к живым не замечал… Разве что, к своему брату-кнехту он наверняка тоже её оставил. Во всяком случае на фоне остальных клыкастых он выглядит через чур отзывчивым.

— Мой Король, а взаправду говорят, что его кнехт, ваш старший брат? — выпалил Ластиэль.

Селфис на мгновение поджал губы, но все же решил, что если они когда-то встретятся, внешнее сходство и так будет очевидно. Врать было бессмысленно.

— Я не могу отрицать того, что при жизни Аэлдулин был моим старшим братом. Но я его уже успел оплакать и похоронить. Не могу в должной мере считать его тем же, кем он был ранее.

— Разве наличие живой души ничего не меняет? — Ластиэль продолжал упорствовать видя, как Октавио мрачнеет с каждой репликой.

Селфис обречённо вздохнул. Разговор явно шел не по тому пути, который он запланировал. С одной стороны, наличие нового кнехта от молодого князя было ему на руку: очередное доказательство, что для дамнара, как и для его отца, нет ничего святого. К тому же, можно было скинуть на него часть обвинений, мотивируя приказом от правителя Итернитаса. Но наличие души многое меняло.

Во-первых, было невооружённым взглядом видно, что Ластиэль привязался к Октавио также, как в свое время он прикипел к Ферджину. А подставить друга собственного сына, пусть на него и были свои планы — было плохим вариантом. Ластиэль и так задавал слишком много вопросов, и Селфису было совершенно невыгодно чтобы отпрыск стал много думать.

Во-вторых, Октавио хоть и был рад тому, что его возлюбленная, пусть и косвенно, но благодаря его обращению, перебралась жить к эльфам, своим же новым качеством доволен не был. От насилия его воротило, все время носил собой томик святого писания и совершенно не умел притворяться. И был молодой версией Ферджина. Моложе, занудней, глупее, моральней… И всё-таки являлся союзником. В-третьих, хоть какое-то время он мог бы работать на два лагеря, даже не зная об этом.

— В отличие от вполне лицезримого перед нами Октавио по поводу Аэлдулина у нас нет доказательств. К тому же, где он был все эти годы? Мог бы хоть весточку матери прислать.

Октавио все больше ощущая себя не в своей тарелке выпалил, пока не было сказано слишком многое. Он не был уверен, слушает ли через него их разговоры князь, и быть невольным шпионом категорически не хотелось.

— А вы уверены, что мы вообще можем обсуждать это все при мне? Не могу избавиться от чувства, что подвергаю вас опасности одним только своим присутствием.

— Резонно. Но вы наш гость, и друг. Я не собираюсь отсылать вам только на основании того, что мой младший братец может сделать из вас марионетку. Вы же уже поклялись, что от него не поступало никаких приказов, кроме тех, о которых вы нам рассказали во время обращения. Да и я уверен, что мы успеем вас, с позволения сказать, обезвредить.

— Я бы предпочел, чтобы до этого не дошло. Вы позволите? Уже почти полдень. И мне следует вернуться в поместье. Семья будет решать, как поступить с бастардом.

— Разумеется, вы можете идти. А я бы хотел ещё побеседовать с Багхесом.

Когда Октавио и Ластиэль удалились, Багхес присел, обхватив колени руками. Он пожевывал высохшую травинку и буравил взглядом Селфиса, но молчал, вопреки своему обыкновению. Это настораживало. Эльф не выдержал молчания первыми, стараясь не выдавать беспокойства, спросил:

— Что тебя беспокоит?

Сатир коротко мазнул по Селфису взглядом, задумчиво причмокнув. Недоверие начало терзать его уже довольно давно, но он дал слово еще на заре их дружбы. И признаваться в своих сомнениях было тяжело и горько.

— Души, мой дорогой друг. Души, — Багхес пребывал в тоске и глубоких раздумьях, отвечая на вопрос. Но реакция эльфа его сейчас волновала мало. Ответить хотелось прежде всего себе самому, — Знаешь ли, я к ним всегда был неравнодушен, уж прости за тождесловие… — заметив, как напрягся эльф, продолжил, немного смущенно, разведя руками,

— Я не отказываюсь сделать то, о чем мы договорились! Но, признаться, когда мир покинул старый князь, я тогда уже заметил, что молодой ведёт себя… Иначе, чем остальные клыкастые. Про Джастина я вообще молчу — он хоть и умеет притворяться получше, чем Октавио… — сформулировать свою мысль мешала ментальная пелена. Незаметный спутник, появляющийся каждый раз, стоило ступить в поле зрения эльфа. Тем не менее внутренний протест стал достаточно силен, чтобы закончить речь, — но я не хотел бы губить его душу, если она ещё там.

Руки Селфиса дрогнули и он сцепил их перед собой в замок, чтобы не выдать волнения. Если вдруг сатир решит переметнуться — это спутает все карты. Допустить этого было никак нельзя.

— Я лишь хочу выманить лису из норы. Он не пойдет на контакт, пока ему не станет что-то позарез нужно.

— А Леди Руасил?

— Что Леди Руасил? — Селфис выразительно поднял брови, показывая искренне удивление.

— Ранее ты травил её, чтобы она потихоньку передавала тебе дела и власть, ссылаясь на здоровье. Сейчас же она, я бы сказал, при смерти. И, откровенно говоря, мне это не нравится.

Селфис вздохнул и, взвешивая каждое слово ответил, скрывая испуг. Как Багхес прознал об этом, эльф не знал, но отрицать тоже не мог.

— Я не собираюсь убивать её без особой нужды. Но мне надо убедить совет в том, что откладывать активные действия больше нельзя. Мой друг, надеюсь, это между нами? Я же посвящал тебя в план в знак доверия, почему тебя это вдруг начало беспокоить?

Багхес был задумчив. План, поначалу показавшийся ему интересной игрой, обрастал подробностями, с которыми было сложно мириться. Он пока еще не обдумывал всю ситуацию. Всегда предпочитал плыть по течению, гадая к какому повороту приведет поток событий. А сейчас было чувство, что за ногу зацепилась склизкая, но крепкая коряга, готовая утянуть на дно. Но он давал слово, а отступать не любил. И обдумать, как поступить дальше, решил чуть позже. Поглядев, к чему приведут его действия.

— Иногда у нас у всех возникают сомнения, стоит ли игра свеч… Разумеется, между нами. Надеюсь, ты все просчитал верно. И, признаться, я устал переправлять твоих тварей в разные точки Атиозеса. Их же осталось совсем мало? Если ты не против, свой инструмент я заберу. Соскучился по его музыке.

⋆☽ ◉ ☾⋆

Солнце уже давно стояло в зените, выжигая своими лучами все, что не успело спрятаться в тень. Сет все-таки вернулся в покои, надеясь, что сможет быстро забыться сном. Девка копошилась за дверью своей новой комнаты. Теплилась робкая надежда, что она не заметит его прихода и не надо будет с ней контактировать. Сет был эмоционально опустошен совершенно полностью. Хрупкая апатия держалась лишь на безграничной усталости. Чаша весов между взрывной агрессией и бездонного уныния опасно покачивались, но пока сохраняла баланс.

Князю не хотелось ни о чем думать. Из разума не желал уходить образ пустых безэмоциональных глаз старшего брата. За утро, проведенное в уединении в душе протанцевал в бешеном ритме целый табун из разнонаправленных, противоречивых чувств. Отстраненное поведение Джастина приводило в бешенство, переходящее в уверенность, что так и должно быть. Спокойствие сменялось отвращением к самому себе, перерастая в больное веселье от неожиданного осознания, что на проклятом острове может случиться праздник. И тоска от того, что он настолько погряз в своих переживаниях, что совершенно не замечал, что страх и трепет, испытываемый перед отцом и жнецом перешел на него. Хотя в самом начале он сам себе обещал свернуть на другой путь и казалось, что новая метла в его лице по-новому метёт. Тем не менее праздники не устраивали даже его друзья, а он этого просто не видел.

Сквозь полудрему Сет ощутил на себе чей-то настойчивый взгляд. Чаша весов начала склоняться в сторону агрессивного раздражения. Подняв веки, он перевел взгляд не поворачивая головы на стоящую рядом служанку. Медленно моргнув, дал понять, что слушает.