Уверена, все могло сложиться иначе, если бы не поступок Полины, но в итоге не было сил оставаться там дольше, и я позвонила Дэвиду, попросила приехать за мной. Конечно, он пытал меня не только всю дорогу до дома, но и потом возле подъезда. Выяснял, почему слёзы на глазах. А я объяснить не могла. Сердце разрывалось за Марата в эти мгновенья, но вместе с тем такой трепет в груди ощущался… Все эти мелочи, складывающиеся в пазл. Когда он взял меня за руку, когда я дотронулась до его разбитой скулы, когда мы стояли и молчали в коридоре первого этажа. Как будто многое осталось недосказанным из-за обстоятельств.

Запуталась. Не понимаю. Чувствую, что между нами есть что-то необъяснимое. Это не та дружба, которая связывает с Дэвом. Это не показуха, которую устраивал Савва.

Не знаю, как это назвать. Сейчас не знаю.

Марат уехал с родителями и сестричкой в Сочи, там они встретят Новый год и его день рождения. Моя мама со своим мужчиной празднует в какой-то новой компании. Отец заезжал вечером, предлагал с ним отправиться домой, но я отказалась. Пусть будут вдвоём с Анжеликой, чего уж. Бессмысленно портить людям атмосферу, и себе хуже сделаю, и им. Папа не стал уговаривать, сказал, что могу приехать в любой день на каникулах, и вручил подарок – модный стайлер для волос известного бренда, который я хотела в последнее время. Наверное, я все ещё верю в Деда Мороза, потому что у меня свой собственный есть. Лучший Дед Мороз – папа.  

Но Снегурочка у него взрослая, длинноногая и молоденькая.

Поэтому я остаюсь с бабушкой и ем неизвестно какой по счету бутерброд с икрой, закусывая «цезарем» собственного производства, интернет в телефоне не включаю – пусть поздравления ждут до утра, устало луплюсь в экран с новогодним музыкальным шоу.

За окном разрываются фейерверки, хлопушки и петарды. Сколько бы не было лет, в эту ночь все становятся детьми. Наш шумный, густонаселенный проспект веселится, кричит, гуляет.

Хочется искренне порадоваться за людей, которым хорошо в этот час. Пусть каждый загадает желание и будет счастлив. И я тоже хочу хоть капельку этого счастья!

- Лекс! Лекс, выйди ко мне!

Это… в ушах шумит или правда? Меня действительно зовёт голос с улицы?

Голос… Кая?

Боже!

Я моментально подлетаю к окну. Там внизу действительно Кай. Кажется, он жутко пьян, а ведь он почти не пьет.

- Лекс! Пожалуйста!

Целый месяц я не видела его. Он исчез со всех радаров, не приезжал, не писал, не звал на свидания. Видимо, почувствовал, что между нами ничего не меняется, и успокоился.

Выходит, я не угадала.

- Выйди, прошу!

Да выхожу, выхожу. Как же его одного бросить посреди сугробов?

- Куда ты, Лексик? – бабушка видит, как судорожно я собираюсь. И крики Хайера тоже слышит, разумеется. – К чуду своему? Небось, желание новогоднее сбылось уже? Или ты другого загадывала?

Я от такого шапку из рук роняю. Вот придумает же! Я его не загадывала. И Марата тоже. Они сами себя загадали.

Молча киваю, беру ключи и сбегаю по лестничным пролетам вниз. Хайер продолжает перекрикивать петардные взрывы и стоит с задранной вверх головой. Всё выглядывает меня в окне, хотя я уже спустилась.

- Кай! – зову его, обращая на себя внимание.

- О, Лекс, ты пришла! – улыбается так широко, как никогда в жизни. Я ошиблась. Он не просто жутко пьян, он едва на ногах стоит. Или уже не стоит?

Его пошатывает, и он заваливается вперед, опускаясь на колени, тут же обхватывает мои ноги и притягивает к себе.

- Лекс моя, ты пришла ко мне.

На нас и не смотрит никто особо. Подумаешь, пьяный чудак дурачится. Только не дурь это вовсе, и я от того, что вижу сейчас, зареветь готова.

Я поставила Кая Хайера на колени. Пусть и бухого в новогоднюю ночь, но все же.

Гордый, самоуверенный и самодостаточный парень, который не любит шутки про холодное сердце. Он впивается в мою кожу даже через джинсы и смотрит почти щенячьим взглядом. Целый месяц молчания, ни единой встречи, и вот он не выдержал, пришел. Это слишком, слишком…

Осматриваюсь во дворе, выискивая глазами белый «мерседес». Его машины рядом нет, слава Богу.

- Ты же не садился за руль?

- Нет, друг-трезвенник привез.

- Езжай домой, Кай. Или к родителям, тут близко.

- Нет.

Прижимается головой к моей куртке. К самому животу, посылая импульсы тепла через плотную ткань.

- Не прогоняй, Лекс.

Не прогоню. Знаю же, что не смогу.

- Пойдем к нам тогда, бабушка не выставит тебя за дверь в таком виде.

- Ты пустишь меня домой? – слишком резко поднимается и снова пошатывается. – Ты пустишь меня?

- Будешь спать на ковре с Рокси.

Он только смеется в ответ и двигается прямо к подъезду.

- Лекс…

- Ну что? Зачем ты так напился, Кай?

- Чтобы не думать о тебе. Забыть и не вспоминать. Как видишь, обломался и начал думать еще больше.

Пока ждём лифт, у Кая только сильнее развязывается язык.

- Ты не понимаешь, как плохо без тебя, Лекс. Я все сделаю, что захочешь, девочка, все, слышишь?

Он хватает меня за рукава куртки и резко тянет на себя. Напрягаюсь моментально, он замечает и отпускает. Заходим в лифт и в звенящей тишине проезжаем этажи. Выходим на лестничную площадку, я ищу в кармане ключи, слишком долго ковыряясь, как назло. В подъезде темно, свет не зажегся. Свечу фонариком телефона.

- Люблю тебя, Лекс.

Ключи выпадают из рук.

Загорается сенсорное освещение, в подъезде сразу же становится светлее. Сердце, сделав отчаянный толчок, отваливается из грудной клетки и падает куда-то. Кажется, в низ живота. А может, и вовсе в пятки. Или в пятки душа уходит? Не соображаю, что куда, просто ощущаю смятение внутри.

- Только тебя, Лекс. Только тебя. Прости, что без подарка.

Упавшее вниз сердце рвется на куски.

Да какой подарок?

Боже, Кай… Вот так, ночью в подъезде, о любви. «Только тебя люблю».

Воздух закончился, а новый не завезли. Опускаюсь и резко поднимаю связку с пола, открываю дверь и захожу первой, чтобы быстро объяснить все бабушке. Она кивает со странной улыбкой и разрешает оставить Кая в моей комнате, а мне предлагает лечь на раскладном кресле у неё. Быстро перетаскиваю своё плательное белье в комнату бабушки, выуживаю из шкафа новый комплект и начинаю энергично застилать. Кай медленно и печально раздевается и разувается, а потом отвешивает бабушке поклон и садится на диван, где я ещё не успела соорудить новую постель.

- Поднимись, Кай.

Вместо этого он сползает на пол и собирается реально растянутся на ковре. Мы с Рокси смотрим на него, как на дурака, а он переводит взгляд с меня на собаку и ржет. Наскоро расстилаю простыню, кидаю подушку и даю плед. Думаю, муки с пододеяльником все равно сейчас не оценят.

- Ложись, Кай.

- Тебе идёт этот властный тон.

- А тебе не идёт выпивать.

- Знаю. Ты меня простишь?

Не понимаю, что ответить. Он слишком много выпил и едва способен соображать. Выспится – тогда поговорим.

- Спокойной ночи, Лекс.

Закутывается в кокон, отвернувшись к стене, и уже через две секунды мирно сопит. Стою, облокотившись о дверной косяк, и молча смотрю на жесткие вьющиеся волосы Кая. Он лежит спиной ко мне, но я все равно стою и слежу за ним, пока не наваливается моральная усталость.

Забираю Рокси, закрываю дверь и оставляю девочку в коридоре. Бреду в комнату бабушки и без лишних слов заваливаюсь спать.

Сумасшедшая ночь.

Утром просыпаюсь довольно поздно по своим меркам, но и легла далеко не в десять вечера. Рокси явно уже жаждет идти гулять, но я медлю. Сегодня придётся моей хорошей потерпеть.

Осторожно захожу к себе в комнату. Кай во сне перевернулся на другой бок и теперь лежит ко мне лицом. Пододвигаю компьютерное кресло к дивану и сажусь, сложив ноги по-турецки. Сижу и снова смотрю на него.

Что увидеть хочу? Не в курсе, но смотрю упрямо.

Через несколько минут Кай открывает глаза.

- Доброе утро, кроха. Ты простишь меня?