Я не знаю, на что я рассчитывал. По идее, милиционеры могли и не быть в курсе, где в их городе могут остановиться горе-путешественники — ну или выделить от щедрот кровать в той же КПЗ, только не закрытой на большой амбарный замок. С другой стороны, они могли знать какие-нибудь местные общежития, где вахтерша могла дать туристам — под гарантии двух стражей порядка — ключи от пустующей по каким-то причинам комнаты. Меня тянуло добавить, что нам с Аллой много и не надо — было бы где вытянуть ноги в горизонтальном положении, чтобы немного отдохнуть от полускрюченного сидения в вазовском салоне. Но я об этом говорить не стал. Наверняка они уже мысленно пролистали свои списки подобных мест на подведомственной территории и готовы вынести свой вердикт.
— Вряд ли, — серьезно сказал лейтенант. — Нет таких мест в нашем городе. Но на выезде из города есть место для отдыха автомобилистов, это сразу за Новосветлоским, вам через Каменоломни надо выезжать. С Ленина свернете на Революцию, это большой проспект, не перепутаете, ну а дальше по главным.
Спасибо, офицер, я всё понял. Тебе нужно спровадить непонятных людишек из города, чтобы не мозолили тут глаза и не мешали обеспечивать достойный отдых высокопоставленных москвичей. Интересно, там и в самом деле есть место отдыха или нас ждет максимум полянка с гравием и безо всяких удобств?
Сука, и что делать? Я был в двух шагах от своей цели! Где-то на краю сознания появилась предательская мысль, что если спрятать трупы этих ментов в багажнике их машины и загнать её поглубже во дворы, их не найдут до нашего отъезда из этого скорбного места. Я с усилием прогнал её, хотя мозг начал выдавать миллионы вариантов того, как это могло произойти — и ни одного, как мне убедить их предоставить нам возможность побыть в этих Шахтах ещё несколько часов.
Но милиционеров спасла судьба в лице младшего лейтенанта.
— Там ещё не открыли эту стоянку, только хотят к лету, — с сомнением сказал тот. — А эти на ночь глядя туда попрутся, ещё и свалятся в какую яму.
По лицу его напарника было видно, что он считал это приемлемым исходом — заниматься нами в случае чего будет совсем не городская милиция. Но человеколюбие в нем всё-таки осталось.
— В машине переночуете, — решил он. — Только не здесь, здесь не надо стоять. Не положено, — никаких запрещающих знаков я не видел, но спорить не стал. — Мы сейчас на Ленина, — это я и так знал. — Проедешь чуть дальше, свернешь направо на проспект Победы Революции, мимо не проедешь, он большой, по нему пару километров…
— Там справа автовокзал будет, мимо не проскочишь, — вмешался младший, на что лейтенант еле заметно поморщился.
— Да, автовокзал, — строго сказал он, выразительно посмотрев на подчиненного. — У него есть площадка небольшая, где можно машину поставить. Скоро последние автобусы придут из Ростова и Новочеркасска, а потом всё, никто до утра не побеспокоит. В автовокзале и туалет есть, успеете воспользоваться.
Лейтенант, наверное, просто убирал возможную проблему на территорию соседнего городского района — правда, я не был в курсе, какое в Шахтах было административное деление. А заодно давал совет, как не запалиться перед другими патрульными машинами — если они тут есть. Ну и немного помогал путешественникам.
Для меня же эта помощь была совсем не в кассу. Семья Чикатилы жила совсем в другой стороне, ближе к железной дороге и станции. Да и до лачуги на той самой Межевой улице от автовокзала было далековато. Но вообще я попал в патовую ситуацию и особого выбора, как действовать, не имел.
Игнорировать советы стражей порядка было нельзя — они могут, например, в конце смены завернуть к автовокзалу и проверить, воспользовались ли мы бесплатным кемпингом. От милиционеров всего можно было ожидать, тем более в этом регионе, который уже шесть лет терроризирует Чикатило. Они могли и «срисовать» меня — хотя, в принципе, даже не проверили документы; но я не исключал, что номера нашей «двушки» уже были записаны в какой-нибудь блокнотик — просто на всякий случай.
И если я оставлю Аллу на стоянке, а сам пойду разбираться с маньяком, то потом, когда тут найдут труп невинно убиенного снабженца одной из контор, то о странных туристах обязательно вспомнят. Скорее всего, доказать ничего не смогут, но нервы потреплют основательно. А могут и пресс-хату устроить, как тому несчастному, что своей жизнью расплатился за первое убийство, совершенное Чикатилой. Я читал, что нужные показания местные менты буквально выбили — и не только у него, но и у его жены. Мне бы не хотелось, чтобы Алла проходила через такое, да и самому как-то не улыбалось оказаться в беспощадных жерновах равнодушной машины советского правосудия.
Но ничего из этого я милиционерам, разумеется, не сказал. Лишь поблагодарил — отчаянно, от всей души, — вернулся за руль и поехал искать автовокзал.
— Мы уже едем? — Алла проснулась как раз у нужного поворота.
— Нет ещё. В гостиницах нет мест, но милиционеры дали наводку на неплохое место, где можно переночевать в машине. Сейчас доедем, сложим сиденья, накидаем наших тряпок и поспим немного. А утром двинемся дальше, — поделился я. — Хотя, наверное, стоит задержаться до открытия магазинов. Хоть пирожков каких купим свежих.
Наши запасы продуктов закончились ещё до купальной остановки, а ехать нам оставалось часов восемь — по самым скромным прикидкам. Конечно, впереди были Ростов-на-Дону и Краснодар, в которых можно было прибарахлиться. Но если мы сделаем это в Шахтах, нас никто не осудит.
— А нам далеко до этого места?
— Нет, уже почти доехали.
Автовокзал действительно сложно было пропустить. Высокое стеклянное здание с дорожками для автомобилей и большим пространством за ним, на котором сейчас спали «Икарусы», «Лиазы» и небольшие «Пазики». Само здание тускло светилось, а через большие окна я увидел работающее окошко с надписью «Кассы» — кому оно могло понадобиться в столь поздний час?
Слева от здания вокзала нашлась и парковка для машин — не слишком большая, но совершенно пустая. Сразу за ней начинался частный сектор — там не было никакого освещения, всё было погружено в кромешный мрак, и было сложно различить отдельные дома и строения.
Я остановился почти вплотную к стене вокзала, заглушил мотор и вытолкал сонную Аллу на улицу.
— Внутри туалет должен быть, если нужно — сходи, иначе придется прямо тут, попой в лопухи.
Девушка буркнула что-то неразборчивое и пошла в указанном направлении. А я начал разбирать задний отсек нашего пепелаца — перенес канистры вперед, перед пассажирским сиденьем, на него же свалил наши сумки, сложил всё, что нужно было, и накидал сверху нашу одежду и уже подсохшие полотенца. Мы, конечно, замерзнем за ночь, но я собирался не лениться и встать пару раз, чтобы прогреть салон. Спать при работающем двигателе я не собирался — считал это слишком опасным. Всё же машины сейчас не настолько юзер-френдли.
Эти заботы поглотили меня почти полностью. Я лишь заметил, как вернулась Алла, и подумал, что она не стала участвовать в подготовке нашего первого гнездышка. Ну и ладно.
— Как заведение? Не слишком грязно?
Общественные сортиры и в моём времени могли быть все в продуктах жизнедеятельности человеков, а уж в этом времени мало кто был способен сделать свои дела в положенную дырку. Во всяком случае, у нас в институте уборщицы регулярно жаловались начальству на студенческие шалости — если, конечно, засирание туалетов можно было так назвать.
— Да не, вполне сносно. Но дома лучше, — ворчливо ответила Алла.
— Понятно, что дома лучше, но ты сама решилась на этот трип, так что терпи?
— На что я решилась?
— Трип… путешествие… Ты же вроде языки учишь?
— А, — она понятливо кивнула. — Учу, конечно, но это переключаться надо, а я спать хочу.
— Тогда залезай и спи, — почти приказал я. — Я покурю, потом составлю тебе компанию.
Алла не сразу устроилась. Длина багажника «двушки» даже со сложенными сиденьями была меньше, чем рост нормального человека, наклоненные вперед спинки передних сидений не спасали — воспользоваться ими мешал бортик из задней сидушки. Алла копошилась, пытаясь найти нужную позу, ворочалась и тяжко вздыхала. Я её понимал — скорее всего, ей не приходилось в последнее время ночевать в полевых условиях, а хорошая уютная кроватка быстро приучает к хорошему. Я и сам скучал по своему общагскому панцирному недоразумению с тонким невесомым матрасом, из которого местами торчала древняя вата. С окружающей действительностью меня примиряло только то, что я находился в миссии, и считал эту миссию очень важной не только для себя лично, но и для всего человечества.
