Совсем не ожидая, что сразу же, стоит ему устроиться на ночлег, услышит об упыре.
Всё происходит весенним вечером, из тех, что ещё полны сырой прохлады, но уже пахнут приближающимся летом. Самым обычным вечером, с кружкой дерьмового темерского и мрачным уединением, которое быстро нарушают пара каких-то болтливых девиц. Он почти не помнит, что говорят они, как и он сам. В голове всё равно крутятся мысли о деньгах, горьком привкусе плохой выпивки на языке и – как раз кровососущей твари, о которой девицы упоминают вскользь, вроде бы и начав с этого разговор. Было же там что-то… Да, точно, про вырезанный скот и разорванных на куски кметских баб. Ох, и забавное совпадение, наткнуться на то же после недавней бруксы. Да и ещё после…
А, холера, наплевать. Не то чтобы Геральт рад слушать девиц, но Весемир всегда учил его не отказывать дамам в дружелюбии. Так что в этот раз он тоже не отказывает, да так, что всё довольно быстро перемещается в его убогую комнатёнку наверху. Очень скоро его обволакивают горячим теплом, и Геральт совсем перестаёт думать о делах. Хоть и ненадолго. Отпустив девиц, он ворочается в уже остывшей постели, предаваясь тревожным думам и прикидывая, сколько стоит просить. С деньгами у него уже туговато, так что взяться он готов за что угодно. Только бы разобраться, какая конкретно там тварь. Ладно, если ещё захудалая экимма, невесть как сбежавшая сюда с юга, но если муля или альп, или, чего хуже, ещё одна брукса, от чьих когтей Геральт и без того слишком долго залечивал раны… Нет уж, вот здесь вопрос цены начнёт расти так же быстро, как и число проклятий в его сторону.
Правда, всё равно не так, как могло бы быть в самом паршивом случае, будь там не муля, не брукса, не экимма и не альп, и при одной мысли об этом под рёбрами вмиг неприятно разрастается ощущение сосущей пустоты.
Впрочем, уходит оно быстро. Утром ему уже не до чувств, потому что он снова слышит про упыря. На этот раз в конюшне, когда Геральт приходит проведать Плотву и угостить её яблоком, раздобытым исподтишка на заднем дворе, параллельно слушая бормотание какого-то незнакомого кмета, седлающего гнедого жеребца.
– Таперича-то как домой возвращаться, – сетует тот, – Только бабу и дитё в лапы чудищу везти. Ты-то, небось, слыхал уже, мастер ведьмак?
– О чём? – тут же обращается в слух Геральт.
– Так про вомпера того окаянного. В Залипье, где хата моя, завелся, сукин сын. Кажну ночь кого-нить раздирает, адовое отродье. Да так, что от тех, кто в евонные лапы угодил, одни клочья и остаются!
– Давно завёлся-то?
– С самых Саовин, и уж ни конца, ни края тому не видать, – тяжело вздохнув, поясняет кмет, – Кума видывал сегодня, грит, народ уже и так, и эдак. То могилу паскудную искали, то высиживали паршивца в засаде-то, всё один хрен. Приходит ночью, кровопивец поганый, и рвёт всех без разбору. Уж, поди, не один десяток сгубил. Ужасть и страх!
По спине против воли пробегает мелкая волна мурашек: предвкушение охоты не заставляет себя ждать.
– Могу с этим помочь, – осторожно предлагает Геральт. – Вот только взглянуть бы сначала на убитых, да и поспрашивать бы ещё кого. Глядишь, и найдём вашего вампира. Видел его кто?
– Ото ж! – вдруг быстро отзывается кмет и так и впивается в него взглядом. – Ежели б вы, мастер ведьмак, за эту погань взялись, мы б-то всем Залипьем по гроб благодарны были! Поедемте тогда, коли не против! И за плату не сумлевайтесь, – тут же добавляет он, – Наберём, сколько надо! Только избавьте нас от упыря проклятущего, житья-то с ним совсем нет!
Что ж, уговаривать Геральта не приходится. До Залипья отсюда рукой подать, а он и без того отдал последние гроши за ночлег, так что подзаработать – да ещё и, кажется, на серьёзном заказе – он только рад. Дорога под причитания кмета выходит тягостной, но информативной, и, судя по рассказам о частоте нападений и тех самых «клочьях», Геральт уже начинает прикидывать факты на бестиарий. До тех пор, пока не видит, чем именно встречает их деревня.
Кровью. Лужей крови прямо на дороге, у которой сидят две рыдающие старухи под присмотром стоящего поодаль широкоплечего мужика.
– Ведьмака привёз, – глухо поясняет его спутник, безрадостно оглядывая открывшуюся перед ними картину. – Кого?
– Илинку, – отрывисто вскрикивает мужик, – Илинку задрал! Мокрого места не оставил! В зубах утащил, тварь!
Стоит ему это сказать, и одна из старух разражается таким бурным потоком рыданий, что всё так и холодеет внутри. Ох, что-то здесь точно не так просто, как думалось раньше. Невольно Геральт ведёт носом, быстро прикидывая, куда тянется запах крови. Чудовище не должно было уйти далеко, особенно будучи сытым и разомлевшим. Надо бы осмотреться тут как следует… Во всяком случае, чтобы знать, к чему быть готовым.
Но сначала он расспросит очевидцев. Правда, выходит это не сразу – привести старух в чувство удаётся только к вечеру. Впрочем, Геральт готов подождать. Времени у него в самый раз для того, чтобы выманить бестию как следует, дождавшись, пока та проголодается и снова начнёт рыскать в поисках жертвы. Так что он не торопится, внимательно вслушиваясь в каждое слово – которое, вообще-то, может стоить ему и жизни.
–…Страшенное чудо-то было, – икнув, наконец говорит одна из старух. – Зубишши – во! Когтишши – во! Здоровенное, согнуто в три погибели, и бородой трясло, что козёл какой!
Бородой, тут же мелькает в голове вспышкой, значит, круг подозреваемых сужается. Определенно не муля, не брукса и не альп, предпочитающие женский облик; кто-то из низших вампиров, и теперь куда важнее узнать, кто именно. Побродив по деревне, Геральт даже успевает заглянуть в что-то вроде местной мертвецкой, где готовят к погребению тела предыдущих жертв. Удивительно, но ему разрешают осмотреться – и первым делом он, конечно, видит жуткие раны на разорванных шеях. Такие, что невольно думается о размере способных на то когтей.
Катакан или экимма. Однозначно. Значит, теперь пора поискать и логово.
Время за разговорами проходит незаметно. Разобравшись с подробностями и платой, потихоньку Геральт начинает готовиться к бою. Хорошо, в запасе есть и Чёртов гриб, и остатки масла против вампиров, которые быстро идут на лезвие серебряного меча, отражаясь в свете луны лиловым блеском. Ночь выходит тихая, стылая, заставляя маленькие лужицы от подтаявшего снега подернуться хрусткой пленкой тонкого льда. Запах крови снова ведёт его по следу, и теперь Геральт уверенно двигается за ним, то и дело прислушиваясь к рефлексам.
Дорога к логову пролегает по узким тропкам через сосновый лес. Он идёт неслышно, осторожно, отмеряя по одному шаг за шагом. Как лис, преследующий притаившуюся за кустом куропатку. Как волк, нацелившийся на оленя на водопое. Как хищник, рыщущий в поисках жертвы и несущий за собой смерть.
На короткий миг он поднимает взгляд к черноте неба. В стылом воздухе так и светятся яркие точки созвездий, но одно приковывает к себе взгляд особенно сильно. Знакомое еще с детства, отчетливо видное у Каэр Морхена, сейчас оно тоже заметно, как никогда. Невольно Геральт пересчитывает все восемь звёзд поочередно. Кинжал из пяти точек, выстраивающихся в прямую линию, и аккуратный треугольник Руки рядом, до боли похожий на что-то… Неважно, что. Охотник смотрит на него сверху чётким ориентиром, напоминая о цели, и Геральт мягко кивает ему в ответ.
Сейчас он сам – охотник, и последнее, что он может себе позволить, это отступить.
Гулкая тишина отражается в перепонках искрящей дрожью. Закалённые мышцы подтягиваются, собираясь в один напряженный звон тела, в любой момент готового к броску. Скоро запах приводит его на опушку леса, и он сразу же замечает логово: небольшую пещеру, прикрытую толстыми ветками разросшегося над ней орешника. Лучшее место для неспешной кровавой трапезы и… спячки.
Экимма, успевает догадаться Геральт в ту же секунду, когда из темноты каменного свода на него бросается чёрная тень.
Звон серебряного меча с легкостью вторит свисту когтей. Старухи не врали: они и в самом деле оказываются чудовищными, как и сама тварь. Необычайно крупная, с тёмно-красной кожей и длинной седой бородой, экимма молниеносно атакует его, утробно рыча и то и дело щёлкая челюстями. Взмах когтей, удар, звон. Клац, клац, клац – отзывается ему мерзкая пасть, напоминая что-то…