В ответ на это родители только загадочно улыбаются и зачем-то переплетают пальцы рук. Эмиелю от этих штук жуть как смешно, противно и неловко. Ещё он как-то видел, как мама целует отца, и потом долго не мог выкинуть эту странную картину из головы. И зачем трогать губами чужие губы?
– Ничего не поделаешь. Когда будешь старше, поймёшь.
– Не будет у меня никакой пары, – упрямо встряхивает головой Эмиель. Темные завитушки волос падают на лоб, и он усердно сдувает их, выпячивая губу.
– Ну и дурак.
– Сама дура!
– Пообзывайся еще! – и Ориана сжимает кулачки, – Скажешь чего, я тебе дам в глаз!
Эмиель сверкает на неё сердитым взглядом, но рот все-таки захлопывает. Какое-то время девчонка обиженно сопит. Но, на его счастье, быстро отходит.
– Ну вот, сбил меня с мысли. Я же не договорила, – пытаясь занять руки, она разглаживает складки платья. – Но есть и другой вариант судьбы. Необычный.
– Что такое вариант? – тут же выпаливает Эмиель.
Ориана сердито щелкаёт языком.
– Выбор. Так понятнее?
Эмиель кивает, затаив дыхание. Отчего-то разговоры со странной девчонкой отвлекают его от собственных переживаний, и теперь он готов на все, лишь бы послушать, что ещё она скажет.
Тем самым другим вариантом оказывается получить в пару человека. И это худшее, что может случиться с вампиром. Люди ведь живут так ничтожно мало по сравнению с ними. Если уж делить с кем-то вечность… Тем более…
– Но ведь мы пьём кровь из людей? – вдруг осеняет его, – Получается, твоя пара – добыча? И что тогда делать?
Ориана тяжело вздыхает и опускает голову.
– Никто не знает. В легенде только говорится, как это можно понять. Это ведь неправильно, против природы, так что тело сопротивляется связи. Тем, кому так не повезло, – и он вдруг понимает, что она сейчас скажет, – Просто становится плохо… Эй, ты чего?
Перед глазами появляются мушки, сильно кружится голова. Он вслепую хватается за что-то, лишь бы сохранить равновесие; это что-то в ответ ловит его и усаживает на земле.
– Не уходи, – говорит голова Орианы, растягиваясь в чудовищный пузырь с огромным чёрным ртом, – Расслабься. Посмотри на меня, задержи взгляд. Видишь руку? Смотри на пальцы, пересчитай! Только не уходи! Держись!
И Эмиель держится. Изо всех сил разглядывая маленькие пальцы девчонки, которую знал от силы час, он всплывает обратно в реальность, удивляясь, что не пришло ни темноты, ни вспышек. Эмиель трясет головой, сосредотачивая взгляд на Ориане, сидящей перед ним.
– Ты как?
– Нормально, – преувеличенно бодро отвечает он.
– Ну-ну, вижу. Встать сам сможешь? Давай сюда руку.
Подчинившись, он берётся за прохладную девчачью ладонь и поднимается, чувствуя, как всё вокруг плывёт. Ориана мягко подталкивает его обратно к скамейке.
– Почему ты сказала мне пересчитать твои пальцы? Ты что, чародейка какая-то? Околдовала меня?
– Глупый, – фыркает она. – Это нужно было, чтобы не случилось твоего приступа. Есть много способов с этим справиться.
– М-может, ты научишь меня? Этим способам? – запнувшись, неловко произносит Эмиель.
И внезапно чувствует, как краснеет. Щеки начинают гореть от смущения так сильно, что теперь он точно чувствует себя круглым идиотом. Дурацкая кожа… Ни у кого из вампиров больше такого нет, один он вечно страдает от этой особенности, вызывая у ровесников смех. Впрочем, Ориана, кажется, смеяться над ним не спешит.
Не обращая внимания на его розовые щёки, она мягко улыбается, обнажив верхние клыки.
– Научу, если захочешь. С меня не убудет.
– Спасибо, – тут же учтиво отзывается Эмиель.
– Не благодари.
Только сейчас он замечает, что она не выглядит напуганной или растерянной, скорее… уставшей. Будто видит такое каждый день.
– Знаешь, когда-нибудь это может прекратиться.
По коже ползёт неприятный холодок. Эмиель напрягается.
– Прекратиться?
– Припадки могут уйти, если с твоим наречённым случилось что-то… плохое. Я такое видела.
Ничего не понимая, Эмиель молчит, боясь и думать об этом чем-то плохом и вдруг видит, как в карих глазах Орианы блестят слезы.
– Почему ты плачешь? – пораженно выдыхает он.
Рыжая девчонка тихо шмыгает носом.
– Моя сестра, – говорит она глухо, – Не успела его найти. Наречённый умер. Или наречённая? – и, украдкой вытирая лицо грязной от крови ладошкой, добавляет: – Припадки прекратились. Мы думали, ей станет от этого легче, но… она постоянно плакала. И потом сбежала. От всех нас.
Вздрогнув, она отворачивается, и Эмиель замечает, как дрожит её нижняя губа. Растерянный, он пыхтит себе под нос, не зная, что делать, если она вдруг заплачет по-настоящему… Никогда он еще не утешал плачущих девчонок, тем более незнакомых. А еще очень хочется спросить, что кроется за словом сбежала.
Наконец, не придумав ничего лучше, он кладет руку Ориане на плечо и говорит, повторяя её же слова:
– Мне жаль.
Плечо дёргается, и, неловко повернувшись вполоборота, она кивает, принимая его сочувствие. И тихо произносит:
– Что уж там. Пойдем обратно, малышня. Тебя, наверное, уже обыскались.
***
Знакомство с Орианой не проходит даром.
Странная девчонка оказывается смешной, весёлой и интересной, да ещё и такой же любопытной, как и он сам. Стоит ей предложить его любимую возню с катаканами, и – о чудо! – она охотно соглашается. Кажется, так проходят месяцы, если не годы, пока они гоняются за лохматыми детёнышами по лесам, выкрикивая всякую ерунду, дикие и взбудораженные, как два маленьких чудища. Обычно Эмиель быстро её обгоняет, обернувшись туманом, на что она обзывает его жуликом – и он только хохочет в ответ, полный самодовольства.
С Орианой не соскучишься. С ней можно и бегать по лесам, и просто сидеть на берегу Сансретура и долго болтать о том и о сём. Она многое знает – оказывается, из книжек, и вовсе не тех, что с картинками.
Так, взяв с него обещание быть аккуратным, она делится с ним какими-то трактатами, и он с невероятной скоростью проглатывает удивительные истории одну за другой. Таких книг – с описанием жутких монстров, войн и далеких стран – в их домашней библиотеке не водилось. Потрясённый, Эмиель то и дело обсуждает их содержание со своей новой знакомой. Нет, не знакомой. Подругой.
Теперь у него есть первая настоящая подруга, и мысль об этом вызывает радость, бурлящую сотней пузырьков внутри.
Вдвоём они растут, высший вампир и брукса, деля друг с другом открытия каждого нового дня. Кроме прочего, она учит его контролировать приступы. Они стали чаще и теперь повторяются каждый раз, стоит ему где-то переволноваться. В первый же припадок после того дня рождения Ориана говорит ему:
– Запомни простое правило, Мими. Тебе нужно спокойствие и фокус.
Недовольный, Эмиель шипит: как же раздражает это детское обращение! Ориана как-то подслушала это у его мамы – и, гаденько ухмыляясь, быстро пообещала, что только так и будет его называть. Вот же хитрая чертовка. Впрочем, на его возмущение она и ухом не ведёт.
– Фокус, – продолжает она, – Точка, на которой ты сосредоточишься, чтобы мысленно отогнать приступ. Можешь посчитать листики на дереве, можешь рассматривать камушки под ногами. Как только ты найдешь фокус, ты должен расслабиться и зацепиться за него, как следует.
– Как за якорь? – уточняет Эмиель.
Просияв, Ориана кивает его догадке.
– Как за якорь. Только не задерживайся. Выныривай сразу, Мими, как можно скорее.
Урок быстро идёт на пользу. К ста пятнадцати годам он осваивает эту технику в совершенстве, учась находить якоря в разном: узорах на собственной ладони, трещинах на потолке или дождевых каплях. Припадки сносят его оглушительной волной, но теперь Эмиель выныривает – и всё меньше видит замок, огонь и кошачьи глаза, по странности, повторяющиеся раз за разом.
Впрочем, они всё равно доставляют неудобство, заставая в самых неожиданных местах. Больше всего Эмиель беспокоится, что, заметив это, его снова выставят на посмешище. Он знает, что наука способна излечивать подобные слабости – слышал краем уха, как родители, ссорясь из-за здоровья сына, обсуждали переписку со знакомым профессором из Оксенфурта. Беда лишь в том, что профессор работает только с людьми, и даже если подтвердятся какие-то догадки, едва ли они подойдут их природе.