– Х-холера, – тоже подскакивает на ноги Геральт. – Зачем сейчас об этом? Это жестоко, Регис. Я не шучу. Не надо, – угрожающе добавляет он, – Примешивать сюда чувства. Раз просишь, я готов тебя выслушать – как друг. Как участник связи, в конце концов. Но не…

– Что ж, я тебя понял. Хорошо, dragul meu. В конце концов, возможно, это и к лучшему.

Снова боль; мягкий Регисов голос, кажется, уже пропитан ей весь, до последней нотки. Всё вокруг них замирает в молчаливом ожидании. Стихает стрекот сверчков меж скальных валунов, шелест сухих кустарников и едва слышный шёпот ветра. Остаются только они двое и тихие звуки их дыханий. Ледяной диск луны едва освещает их фигуры, оставляя длинные тени…

Тень. Одну. Его, Геральта.

Как не было никогда раньше. Разом он вдруг чувствует, как много мелочей меняется вокруг: будто воздух начинает гудеть от присутствия чего-то инородного. Глубинной, далеко скрытой силы, невидимой прежде лишь по одной воле. Воле того, кто стоит напротив, печально понурив голову.

Сердце сжимается в грудной клетке с такой силой, что, кажется, выворачивает ее наизнанку. Осознание зреет в голове не сразу. Сперва приходит злость на собственную слепоту – и слабая, едва теплящаяся надежда на то, что это все-таки обман. Морок, иллюзия, что угодно, но не то, что ждало своего часа. Наступившего сегодня, в день, который может стать для него последним.

– Как бы мне хотелось попросить у тебя прощения, – совсем тихо произносит Регис. – Как бы хотелось, чтобы всё не зашло так далеко. Но уже слишком поздно, мой дорогой ведьмак. По крайней мере, теперь я не смею требовать от тебя понимания. Только хочу, чтобы ты увидел мою… истинную природу.

С трудом сглотнув, Геральт поднимает глаза – и почему-то думает, что в последний раз видит его таким. По-прежнему близким. Добрым другом, который вот-вот съехидничает, сказав, что всё это не более, чем изощрённая шутка, и получит в отместку привычный тычок в бок. Или – ох, или поцелуй. Такой, чтобы забыть обо всём: о недомолвках и тайнах, об Испытании Медальона, о Предназначениях и иллюзиях, холера, да даже о собственных именах. Только бы оставить эту призрачную связь, которая тянет в районе пупка и ведёт их друг к другу. Ведёт его, Геральта, к человеку напротив.

Вот только не к человеку. Уже нет. Антрациты глаз снова вспыхивают алым пламенем так, как несвойственно никаким зависимостям или проклятиям, и последние остатки надежд медленно тают в красных искрах. Регис смотрит прямо ему в глаза, и благородные черты лица сводит гримаса обречённости. Страшной, тяжёлой, как сто тысяч Рысьих Скал. Не оставляющей никаких шансов.

– Ты должен знать, кто я такой на самом деле, – падает фраза в звенящую тишину, и происходит неожиданное.

Повернувшись к бледному свету луны, Регис внезапно… позволяет себе открытую улыбку. Впервые за всё время их знакомства, наперекор отчаянию в алых радужках, он улыбается во весь рот. Так, что все сомнения исчезают без следа.

За растянутыми в широком оскале тёмными губами оказывается ровный ряд острых, как ножи, клыков.

Рефлексы срабатывают моментально. Кажется, он выбрасывает Аард, потому что Региса сразу же толкает волной назад к скалам, и, с грохотом врезавшись в острые края валунов, он шипит от боли, хватаясь за оцарапанную руку. На секунду всё внутри сводит от муки совести: он ведь не должен был причинять ему боль, только не Регису… Хорошо, нелепый порыв удаётся подавить в тот же миг.

Сразу, как только Геральт видит ту самую царапину. То, как разодранная до крови кожа затягивается на глазах; и вот теперь по спине пробегает такой озноб, что не бывал даже в самые холодные стужи. Регис регенерирует. Так, как это умеют делать

только одни известные ему существа.

Так, что правда оказывается куда страшнее, чем он ожидал.

–…Ах ты ублюдский кровосос, – против воли срывается с губ, и Геральт вдруг слышит, как у него дрожит голос, не то от ярости, не то от… ужаса. И совсем неудивительно, почему.

Перед ним стоит истинно высший вампир. Чёрт возьми, настоящий высший вампир, всё это время невесть как скрывавший правду настолько удачно, что Геральт в жизни бы не догадался. Разом всплывают все недомолвки и странности, молодой вид, брехня про формы; острые ногти и бледная кожа, зависимость… Твою мать, теперь-то ясно, от чего, и при одной только мысли об этом всё внутри окатывает холодной волной дрожи.

– Геральт, – едва слышно шелестит Регис, делая медленный шаг вперёд, и ведьмачьи рефлексы не подводят и в этот раз. Что-то укалывает под рёбрами, заставляя мышцы налиться звенящим теплом, и, подобравшись, Геральт пятится назад, вмиг застыв в напряженной позе.

Как перед поединком.

– Не подходи, – глухо произносит он. – Даже не думай, тварь. Сущность ближе к иллюзии, значит? Хорошо же ты мне лгал.

– Послушай, dragul meu, при всём желании я пытался не…

–…Да умолкни ты хоть раз, – бросает Геральт, изо всех сил стараясь не сорваться на крик.

Чувств так много, что, кажется, его вот-вот разорвёт на части, и мысли проносятся так быстро, что он едва успевает отличить одну от другой. Регис, его… Регис, который всегда был с ним рядом, который заставил поверить в то, что не желает зла; который беспокоился о нём и делился своим теплом без остатка; добродушный, заботливый и чуткий Регис… На самом деле всегда был этим. Воплощением самых жутких

ночных кошмаров.

Рассудок, а не эмоции, неожиданно напоминает голос в голове, и он ухватывается за эту мысль, как за последний оплот разума.

– Значит, всё это время. Всё это, сука, время ты плёл мне ересь. Зараза, – тяжело выдыхает он, – Остальное ты тоже насочинял? Про Предназначение и прочее?

– Отнюдь, – с болью в голосе отзывается Регис. – Как бы ни было трудно в это поверить, но в этом я был с тобой откровенен, настолько, насколько это возможно. И, видят боги, хотел бы быть откровенен до конца.

– Да плевать мне, чего ты там хотел. Я думал, что могу тебе доверять, – медленно говорит Геральт, – Думал, что ты мне ближе, чем кто-либо.

Дьявол, да я думал, что влюбился в тебя, болезненно отзывается под рёбрами, даже не подозревая, в кого на самом деле. Против воли демон в его памяти тут же обнажает такие же белоснежные клыки. Всё вдруг становится на свои места: ну конечно, это Регис так слал на него морок. Да и эти видения… Странно, правда, что всё длилось так долго, но мало ли, что у подобных ему на уме. О высших вампирах вообще-то известно не так много. В основном то, что встреча с ними почти всегда заканчивается смертью.

Медленно, очень медленно правда устраивается где-то в животе тошнотворным комком. Все это время в его видениях был чёртов вампир. Невероятной мощи бестия, сосущая людскую кровь ради простого удовольствия; ему ведь и в самом деле это нужно не больше алкоголя. Холера, может вообще статься, что в его голове Регис пил совсем, совсем не Эрвелюс. Впрочем, теперь можно подозревать что угодно. После такой-то лжи.

Ссутулившись, Регис вздыхает, коротко и рвано – так по-прежнему привычно, что от досады сводит зубы.

– В своё оправдание могу сказать только одно, – сипло произносит он. – Видишь ли, Геральт, я слишком давно разделяю общество людей, чтобы питать иллюзии касательно того, как они относятся к иным… – и, сглотнув, он прикрывает веки, – Формам существования в этом мире. Собственно, поэтому мне отчасти хотелось, чтобы ты видел меня… равным. Пусть и такой ценой.

Равным? Перед ним, ведьмаком? Боги, и почему всё так сильно напоминает какой-то горячечный бред.

– Ну, теперь-то больше этого не случится. Я, знаешь ли, тоже не любитель иллюзий, – зло кривится Геральт. – Выкладывай, Регис. Правду, очередную из. Да побыстрее, пока у меня не лопнуло терпение.

Худощавая фигура едва заметно вздрагивает, обхватывая себя руками. Хмурясь, Регис закусывает губу – вот чёрт, так, как никогда этого при нём не делал. И ясно, почему. В обманчиво простом жесте клыки прихватывают кожу, снова напоминая о том, что перед Геральтом стоит… не человек, нет. Куда сильнее… Куда опаснее.