– Так что решилось с твоим прозванием?
Хотя, если так подумать, не очень-то и неожиданный. Спустя столько лет у него теперь, если завтра всё пройдёт гладко, появится полноценное имя, и то, как именно он его выбирал, может выйти на целый разговор. Если Регис, конечно, захочет у него это выпытать… а, зная его, захочет.
– Весемир забраковал, – вспомнив, наконец отзывается Геральт. – Сказал, что я звучу, как идиот.
– Жаль. Мне казалось, Геральт Роджер Эрик дю Хо-Беллегард – чудесный выбор.
Ох, и неспроста в этом голосе сквозит такое паскудное ехидство. Очень, очень неспроста. Знал же, что не надо было хвалить Регисову фантазию, когда тот вызвался ему помогать – и всё равно повёлся, как полный кретин. Потому что просто не смог отказать ему, светившемуся таким воодушевлением, что, кажется, своими лучами оно доставало до самого его, Геральта, сердца… Стоп.
Холера, да что ж такое-то. Надо разобраться уже с этим побыстрее, пока мозги совсем не превратились в кисель – и пока Регис не заметил это окончательно. Хороший же из него ведьмак, ничего не скажешь. Очень здравомыслящий и рассудительный.
А главное, совершенно бесчувственный.
– Брехня, – сердито покривив на всё это губы, прищуривается Геральт. – Колись, Регис. Ты специально это предложил, чтобы потом хорошенько повеселиться за мой счёт?
– Твои подозрения оскорбляют меня до глубины души! Я лишь хотел придать твоему имени более благородный оттенок, – невозмутимо приподнимает брови Регис, – Какого, к слову, ты и заслуживаешь, друг мой.
– Сказал бы я тебе, чего ты заслуживаешь. Подлиза ты, Регис. И врун.
Антрациты глаз тут же вспыхивают искорками озорства, заставляя сладко сжаться сердце – и тут же мысленно ругнуться на него в ответ.
– Искренне в этом сомневаюсь. Очевидно, ты забыл, что я всегда действую исключительно из самых чистых побуждений. К слову, – и Регис обвиняюще тычет в него длинным пальцем, – Ты, несмотря на всю прежнюю нелюбовь к длинным именам, уверял меня, что теперь сам готов носить подобное с гордостью. Неужели ты мне лгал, Геральт? Ах, – и он театрально прикладывает руку к груди, – И чем же я это заслужил?
От такой неприкрытой дурашливости только и остаётся, что громко, безудержно расхохотаться в ответ.
– Чёрт бы тебя побрал с твоими замашками! – наконец говорит он, чудовищным усилием воли подавив остатки смеха в груди, и уже было расплывается в обычной кривой ухмылке – как вдруг замечает, как Регис на него смотрит.
Чёрные глаза светятся таким нескрываемым теплом, что сердце невольно пропускает удар.
– Рад стараться, dragul meu. Так на чём ты всё-таки остановился?
– Ничего особенного. Геральт из Ривии, – пожав плечами, произносит он, краем сознания думая, как же странно это звучит.
Впрочем, это было ожидаемо. Им всем так или иначе полагалось выбрать себе имя – как говорит Весемир, для внушительности. Оно и понятно: никто не захочет работать с приблудой из ниоткуда, а привязка к месту прибавляет далёкому от всего человеческого выродку хоть что-то, что может быть понятным и близким. Пусть и не имеющим отношения к правде, потому что о Ривии он знает только то, как звучит местный акцент, и, пожалуй, вкус их дрянного пива. Но кому какое дело? Жребий он вытянул честно, так что теперь дело за малым: подтянет произношение и будет вполне себе из Ривии. Всяко лучше, чем видеть, как отчаянно Весемир закатывает глаза на прежнюю его идею.
Да и Регис встречает это прозвание с неподдельным восхищением, повернувшись к нему и ласковым жестом убирая со лба белые пряди.
– Значит, Геральт из Ривии, – произносит он, словно пробуя имя на вкус, и хорошо, что не замечает, как в ответ на это по коже пробегает слабая дрожь.
– Что, не звучит?
– Отнюдь. Вполне солидно, но, пожалуй, непривычно, – пожимает плечами Регис. – Возможно, дело в том, что я в самом деле не воображаю тебя никем иным, как Просто Геральтом, как ты посмел мне когда-то представиться. Уж прости мне эту сентиментальность.
Прохладная ладонь касается его виска, запечатлевая осторожные касания, от которых в груди разливается щекочущее тепло. Регис заправляет прядку ему за ухо и мягко треплет по волосам, будто старается успокоить. Совсем как в детстве, отчего-то проскакивает в голове мысль, сразу вызывая досадную злость. Словно ничего и не изменилось с той далёкой пещеры с фледером, и он всё ещё чертов сопляк, только и умеющий, что искать себе на зад неприятности.
Ну, может, для Региса оно и так, вот только что-то внутри подсказывает, что тот, вообще-то, далеко не слепой. Только совсем уж олух не заметил бы, как всё изменилось. Как изменились они оба. Особенно Геральт, давно раздавшийся в плечах и ввысь и теперь даже чуть переросший Региса так, что можно заглядывать ему в глаза немного сверху; и последнее, что хотелось бы видеть в этих глазах – отражение несмышлёныша из прошлого.
Наверное, поэтому непрошеный намёк ударяет по чувствам не хуже Аарда, и он чувствует, как сводит от досады скулы.
– Я уже не ребёнок, Регис.
Ладонь Региса на мгновение замирает, падая ему на плечо, и от прикосновения кожу начинает покалывать даже через ткань.
– Конечно, нет, – странное, неуловимое выражение мелькает на его лице. – Конечно, ты не ребёнок, Геральт. Я вовсе не имел в виду ничего подобного.
– Разве? – сухо отзывается Геральт, – Не очень-то похоже, чтобы ты это заметил.
–…О чём ты, друг мой?
Зараза, а звучит-то он, как ревнивая жёнушка старого повесы. Вот тебе и хвалёная ведьмачья выдержка – ещё немного, и Регис поведёт носом, явно почуяв здесь подвох. Вдох. Выдох. Рассудок, а не эмоции, напоминает он себе, быстрым движением снимая с плеча руку Региса и отворачиваясь, лишь бы не видеть немого вопроса в чёрных глазах. Всё равно он не сможет на него ответить: не время. Пусть ещё всё побудет, как обычно, с шутками и взаимными уколами, но только без лишних вопросов.
Правда, уже оказывается слишком поздно, потому что Регисово чутьё не подводит и в этот раз.
– Ох, Геральт, – тихо произносит мягкий голос ему в спину. – Признаться, теперь я не совсем понимаю, что происходит. Если я тебя чем-то обидел, позволь мне исправить эту досадную оплошность.
– Нет, – внезапно охрипшим голосом произносит Геральт, – Не важно уже, забудь. Настроение ни к чёрту, только и всего.
Твою-то мать, и кого он обманывает. На такую нелепость не купится даже блаженный – и, стоит обернуться, как Геральт видит, что Регис подтверждает эту мысль, сверкая по обыкновению пристальным прищуром. Вид у него совершенно не убеждённый, и, кажется, вот-вот он посыплет десятками предположений, даже не зная, насколько далёк будет от правды.
Или не далёк… Ох, может, он вообще давно всё понял? Дьявол. Значит, вот почему Регис стал носиться с ним с удвоенной силой, ещё больше осыпая заботой. Значит, не просто так Геральту виделся в этом виноватый подтекст. Регис просто ждал, когда он наконец созреет для серьёзного разговора, чтобы потом в своей манере деликатно ему отказать. Всё стремительно становится на свои места – и лучше бы это не отзывалось таким ледяным холодом в животе.
Ну, и что ему теперь делать? Молчать и дальше? Да он лучше бы сразился с десятком утопцев и туманников, чем продолжил эту болтовню, которая точно – и очень, очень скоро – выйдет ему боком. Нет, нужно время. Нужно собраться, как следует, прежде чем сделать этот последний шаг; потому что, если сегодня он его упустит, этого Геральт попросту себе не простит. В таких вещах он не силён, но щекотка под рёбрами не оставляет вариантов: с Регисом хочется уже не просто объятий и шутливой возни. Хочется… другого. Скажем, того, что он видит во снах. Ну, это если быть совсем отчаянным полудурком, надеясь, что Регис позволит делать с собой такое.
Потому что это Регис. Его друг, который видит его таким же другом. К тому же безоговорочно предпочитающим девчонок – он-то ведь и не знает, что теперь представляет Геральт, лежа глубокой ночью в постели… и лучше бы и дальше не знал. Вот только должен знать. Должен, потому что всегда старался быть честным с ним самим, и настала очередь Геральта открывать перед ним собственные секреты.
