Значит, всё это время Регис был в курсе о том, что это работает вот так. Похоже, поэтому он и разобрался с иллюзиями так легко – просто потому, что знал заранее о подобных связях. Что ж, учитывая, сколько фактов и суждений и без того варится в этой голове, загадки наконец-то перестают быть загадками.
Странно, правда, что Геральт нигде не читал о подобном – а вообще-то, должен был.
– Постой, – задумавшись, говорит он. – Почему это у Предназначения есть вообще какие-то ограничения по времени? Оно либо есть, либо нет. Вот и всё. Что-то здесь не сходится, Регис.
– А вот это, мой дорогой ведьмак, и есть те самые детали, о которых мне хотелось бы временно умолчать.
Раздосадованный, он поднимает взгляд прямо на антрациты глаз напротив. Похоже, правило «рассудок, а не эмоции» снова вот-вот полетит в никуда. Интересно, к чему оно приведёт в этот раз – в прошлый-то всё кончилось из рук вон плохо.
– Ну, и сколько ещё у тебя от меня тайн?
– Не так много. Я хочу быть с тобой искренним, волчок, но есть вещи, знание о которых не в должный момент может быть чревато… не самым лучшим исходом. Для нас обоих.
– И всё же странная эта затея со временем, – раздражённо вздохнув, признаётся Геральт. – Такая, что не особо хочется в неё верить. Так можно всю жизнь прождать, Регис. Что, тебе хочется пустить всё на самотёк?
– Если бы я мог действовать так, как мне хочется… – глухо говорит Регис, отворачиваясь куда-то в сторону. – Впрочем, не то, чтобы это имело отношение к делу. У тебя остались ещё вопросы, друг мой?
– Ты ещё не сказал про эти свои природные особенности.
– Ах, точно. Что конкретно тебя интересует?
– Зависимость, Регис, – произносит Геральт и тут же видит, как вытягивается его лицо. – Ты никогда не говорил о ней. Давно?
До чего же странно обсуждать такие мрачные темы здесь, в этом безмятежном месте, рассеянно слушая, как шелестят стебли трав и цветов вокруг, опутывая их обоих своим хороводом. Вопрос заставляет Региса коротко вздрогнуть, так незаметно, что рефлексы подмечают это быстрее разума.
– Достаточно, – тихо отзывается он. – И, позволь признаться, мне не хотелось посвящать тебя в эту тайну и дальше.
– Вот, значит, как?
– Прости, друг мой, но, к сожалению, любая тяга почти всегда является исключительно личной борьбой. Мне не хотелось бы распространяться об этом так, как ты от меня ожидаешь. Скажу лишь, что это… нелегко.
Измученный вид его только подтверждает эти слова. Регис и в самом деле выглядит больным: белки глаз у него покрасневшие, будто от воспаления, а сетки вен на лице разбегаются по коже жутким иссиня-чёрным узором. Трудно представить, что за вещество могло вызвать такое. Невольно от этого зрелища Региса становится жаль, и хочется обнять его – снова, лишь бы не обращать внимания на безысходное выражение антрацитовых глаз.
Что, в общем-то, Геральт и делает, удушая его в медвежьих объятиях, так, как делает иногда с Эскелем, когда по какой-то причине хочет его поддержать. Хорошо, что с Регисом это тоже срабатывает. Напрягшееся было худощавое тело мигом расслабляется, и в молчаливом жесте благодарности он кладет голову Геральту на плечо, позволяя себе усталый вздох.
– Как так вышло? Ты и…
– О, это долгая история, – невнятно бормочет Регис, обдавая тёплым дыханием его шею. – К тому же, не слишком приятная для воспоминаний. Будь я в лучшем настроении, я бы, может, даже поведал бы тебе извлечённый из неё урок, но, к, сожалению, сейчас не вижу в этом смысла.
– Не хочешь, не говори, – быстро отзывается Геральт. – Мне только надо знать, что с тобой всё нормально. Хрипел ты, конечно, жутко. Это всегда так происходит?
Прохладные руки осторожно оглаживают его спину, разглаживая смятую ткань рубахи.
– Нет, не всегда. В большинстве своём мне удается побороть абстиненцию до того, как она станет причинять неудобства. Но – давай не будем продолжать эту тему, dragul meu. В любом случае сейчас это не требует повода для беспокойства.
Незнакомое слово украдкой ударяет по слуху, и, ослабив хватку объятий, Геральт озадаченно хмурится в ответ.
– И что это ты сейчас сказал?
– Ничего предосудительного, – легко пожимает плечами Регис. – Я, Геральт, всего лишь назвал тебя «мой дорогой». Там, откуда я родом, так принято обращаться к тем, кто особенно мил сердцу. Меня, например, так называла мать.
– Как-то это странно, – недоверчиво говорит Геральт. – Назови я так кого из парней, они бы дали мне по морде.
– Верно. В культуре лю… северных королевств к выражению тёплых чувств относятся иначе. Тем более, что традиция требует иного отношения к привязанности особ одного пола друг к другу.
Чёрт, и в этом ему хочется верить. Снова вспоминается непривычный зелёный наряд и подведённые глаза; да и в целом Регис отличается своей неуловимой утончённостью, такой непохожей на манеры его знакомых. По траве с шорохом проносится порыв речного ветра, проходясь по ногам прохладной лаской. Словно в напоминание о том, что они на юге. На родине его друга, который снова здесь, пусть и со своими прежними секретами.
Всё равно. Куда важнее, что он сейчас просто есть, почти тот же, что прежде, и в то же время совсем другой. И этот Регис – тонкий, печальный, с синюшными венами и холодными руками – кажется таким настоящим, что даже не верится глазам.
– А я могу тебя так называть? – подумав, на всякий случай спрашивает Геральт, чувствуя, как длинные пальцы аккуратно гладят его по лопаткам.
– Как только выучишь как следует латынь и Старшую Речь, волчок.
– Эй! Латынь-то я уже знаю! – тут же возражает он, – И герундии, и прочую хрень! Могу даже…
– Верю, верю, – негромко смеётся Регис, – Хотя ни в одном мастерстве нет предела совершенству. Разница лишь в том, что одни дисциплины разумнее оттачивать в теории, другие же – на практике.
Высокопарные нотки, проскакивающие в его тоне, вызывают щекочущее под рёбрами раздражение. Похоже, с Регисом в придачу всегда идут бесплатные уроки по философии. Которых он не заказывал.
– Какая глубокая мысль, – подначивает Геральт, закатывая глаза. – Твоя, или вычитал где?
– О, так тебе любопытен мой выбор домашней литературы? – тут же отзывается Регис и выпускает его из кольца рук, лукаво сверкнув глазами. – Право, Геральт, не прошло и часа, а ты уже успел немало меня удивить.
– Чем это ещё?
– Интересом к моей скромной персоне, конечно. Чего мне стоит ожидать дальше? Од и дифирамб? Не скрою, было бы занятно послушать подобное в твоём исполнении.
– А не многовато хочешь? – прищуривается Геральт, обнажая зубы в своём обычном оскале, – Или для скромной персоны в самый раз?
Зараза, а я и забыл, какой ехидной ты можешь быть, весело думает он, вот в чём уж ты совсем не меняешься, Регис. Ну, ничего. Теперь-то я точно тебе покажу, что уже не пустоголовый сопляк.
– Что-то мне подсказывает, мой дорогой ведьмак, – хитро улыбается в ответ Регис, – Что ты неверно толкуешь мои мотивы. Как знать, может быть, я лишь хочу помочь тебе взглянуть на себя с другой стороны. Открыть твои возможные таланты, – улыбка превращается во внезапно незнакомую кривую ухмылку, – Может быть, даже новые достоинства?
– Надо же, какое благородство, – приподнимает брови Геральт. – Прямо пророк Лебеда во плоти. Смотри, как бы тебе храм не воздвигли, святоша.
Солнечный блик на секунду отражается в антраците радужек, рассыпавшись на сотни мелких искр. Тихо фыркнув, Регис подмигивает ему в ответ, тряхнув своей вьющейся гривой волос.
– Никогда об этом не задумывался, волчок, но, кажется, звучит заманчиво. Надо думать, ты сможешь посоветовать и форму культа?
– С радостью. В форме хрена, Регис, здоровенного. В заднице. Угадай, в чьей.
В чёрных глазах начинают отплясывать маленькие, едва заметные чертенята, и от этой крошечной перемены его друг наконец-то начинает выглядеть чуть более здоровым: кажется, что сетки вен на лбу и скулах словно растворяются, бледнея на глазах.
