Со временем Геральт вообще начинает иначе относиться к личным тайнам. По крайней мере, он тщательно охраняет свою собственную, пока сближается с Эскелем, у которого тоже немало своих секретов. Пусть; не то важно. Эскель хороший друг, и Геральту дела нет до того, какие вещи тот решает оставить при себе. Главное, что в Элландере они становятся не разлей вода, и боль от утраты Региса чуть утихает, позволяя хотя бы ненадолго дышать полной грудью.

Но до конца она не проходит. Постоянно напоминая о себе колючими искрами в висках, голос в голове выстукивает тихое Регис-Регис-Регис – подобно нескончаемой молитве, что слышалась этим утром. Пока однажды перед сном он наконец-то не получает ответ.

– Ге… ральт… – доносится еле слышно в голове, и этого достаточно, чтобы под рёбрами отчаянно застучало от волнения.

– Регис?!

Рывком садясь в кровати – как хорошо, что у него отдельная комната! – и отбрасывая тонкое одеяло, Геральт вслушивается в до боли знакомые интонации. Это он, это Регис, его старый друг, которого он не слышал и не видел так долго. Хотя – почему у него отличается голос? Звучит тот отчего-то с таким тяжёлым хрипом, что… Холера, это явно что-то нехорошее.

– Ты… здесь?

Воцаряется долгое, тревожное молчание. Глубоко в животе завязывается в узел смутное беспокойство.

– Регис? Что происходит?

– О… В сущности, ничего… что заслуживало бы твоего внимания, – наконец отзывается Регис мягким тоном, с трудом выстраивая привычно витиеватые фразы. – Прости, я… пожалуй, зря тебя побеспокоил. Это не…

– Ну-ка, подожди! – перебивает Геральт. – Что у тебя с голосом?

– А разве… ты считаешь, что… с ним что-то не так?

Что ж, вот и прежняя манера увёртываться от неудобных вопросов – уж по ней-то точно не скучалось.

– Вот только не начинай, – не может сдержаться он – и тут же об этом жалеет: внутри неприятно укалывает от воспоминаний. Так что приходится добавить, уже мягче: – Что с тобой происходит, Регис? Ты болен?

– Едва ли… Прошу, оставь это, Геральт. Твои… благородные намерения сейчас не слишком своевременны. Я… позвал тебя по чистой случайности, – помолчав, вдруг признаётся Регис. – Возможно, в некотором… эмоциональном порыве. Однако это ничего не значит. Мне и в самом деле не хотелось бы обременять тебя, после…

– Да успокойся ты, – решительно перебивает Геральт. – Ни слова пока о прошлом, ладно? Скажи мне уже, что с тобой случилось. И без отговорок.

В висках раздаётся тяжёлый, рваный вздох.

– Ох… Хорошо. Видишь ли, в каком-то роде ты прав, и мне… в самом деле нездоровится. Возможно, ты помнишь, что я упоминал некие…

– Природные особенности, – покривив губы, вспоминает Геральт.

– Собственно, после… того разговора их влияние на… мой организм усугубилось. Не поверишь, но я даже… временно приостановил врачебную практику. Не сразу, конечно. Мне казалось, что я смогу удержать всё под контролем… поначалу.

– Поначалу? И чем ты таким болен?

–…В определённом роде зависимостью, Геральт.

Вот тебе раз. Челюсть почти падает сама собой от удивления. Наркотики?

– Фисштех? – вслепую предполагает он и напряжённо вслушивается в ответное молчание. Пока, вздохнув, Регис не произносит неожиданное:

– О, хуже. Куда хуже.

Вот же дьявольщина. По позвонкам пробегает неприятная волна мурашек. Значит, Регис зависим от какой-то дряни. Не фисштех; мак, возможно? Да, это может быть похоже на правду, но всё же мысль странная. Известный ему лекарь и близко не напоминал тех невменяемых, что иногда подбирали жрицы для лечения. Если только тогда это не было начальной стадией. На которой ещё кажется, что есть путь обратно.

– Так ты в порядке или нет? – встревоженный, упрямо требует ответа Геральт. – Мы можем увидеться?

– А это… имеет смысл?

– Для меня – да. Не обязательно сейчас. Как только тебе станет лучше, – настаивает он. – Хотя бы дай мне извиниться, что ли.

От удивления Регис даже перестаёт задыхаться, выпаливая слова короткими репликами.

– Что? Но зачем, Геральт? Ты имел полное право на…

– Затем, что ошибался, – перебивает его Геральт. – Просто дай знак, когда я могу это сделать. Хорошо?

– Твоё… исключительное упрямство никогда не перестанет… удивлять, – вдруг тихо усмехается мягкий голос. – Дай мне… пару минут, пожалуйста. Мне нужно принять одно… средство, чтобы подавить симптомы, и после я буду готов… тебя выслушать. Идёт?

– Идёт, Регис. Я подожду.

Сколько угодно, хитро добавляет где-то под рёбрами тихий голосок, ты подождёшь сколько угодно. Ха, будто это должно вызвать у него неловкость. Не обращая внимания, Геральт ждёт – и вдруг в последний момент вспоминает: чёрт, надо ж одеться. Вслепую отыскиваются какие-то штаны под кроватью, старая рубаха, давно ставшая малой… Ну, хотя бы так. Светить голым задом, пусть даже в собственном видении, как-то вовсе не радует. Особенно перед Регисом.

Регисом, которого он не видел, кажется, лет сто.

Вспышка обрушивается на него неожиданным по силе гулом в ушах, прежней темнотой и – медленно возникающими перед глазами очертаниями невиданной прежде долины. Здесь так красиво, что захватывает дух: прежняя природа Юга открывается под другим углом, с невысоких зелёных холмов, пологие склоны которых спускаются к пронзительно голубым волнам широкой реки. Шелестят расстилающиеся кругом заросли степной травы и цветов. Снова стоит лето, тёплое и ласковое, купающее всё в жарких солнечных лучах.

Худощавая фигура, стоящая внизу по склону по колено в траве, сразу же бросается в глаза.

– Регис!

Бежит Геральт к нему так быстро, как только может, даже не боясь, что может покатиться по холму кувырком. Ведьмачьи рефлексы не подводят, и двигается он легко и проворно, раз за разом перескакивая через бугры валунов и раскидистые кустарники. Правда – ох, чёрт! – в тот же миг он набирает и скорость, с которой всё меньше остаётся шансов остановиться.

Оборачиваясь на шум молниеносным рывком, Регис смешно округляет глаза.

– Геральт? Что ты…

Склон становится всё ниже, тягой к земле направляя его прямо на очередной крупный валун. Успев заметить, как Регис приподнимает брови, Геральт прикидывает траекторию – и прыгает, делая сальто в воздухе и приземляясь прямо на мягкий травяной ковёр. Холера, да что за ребячество он устроил. Увидь его сейчас Весемир, точно бы отругал за фокусы.

Но здесь только Регис, так и не говорящий ни слова, стоящий совсем рядом, в двух шагах. Опомнившись, Геральт поднимается на ноги, стряхивая с одежды прицепившиеся травинки, и оглядывает старого знакомца.

– Ты изменился, – удивлённо замечает он. И это правда: в висках так и начинает гудеть от целой череды внезапных открытий.

Первым делом он понимает, что теперь смотрит на Региса уже не снизу вверх, как в детстве. Похоже, они сровнялись ростом, и с открывшейся перспективы его друг, казавшийся когда-то ужасно высоким, выглядит совсем незнакомо. Ещё более бледный, чем обычно, в строгом тёмно-синем камзоле с отделкой под серебро, он теперь вовсе не похож на прежнего лекаря. Скорее, наоборот, на страдающего больного. Нездоровое состояние выдают выступившие на лице тёмные вены, которые, впрочем, местами прикрывают свободно распущенные пряди волос. Геральт делает шаг ближе, чтобы получше их рассмотреть, и замечает ещё кое-что.

Худой и тонкокостный, по сравнению с ним, нарастившим неплохую мускулатуру, Регис оказывается почти… хрупким, если так вообще можно сказать о мужчине. Да и лицо его воспринимается иным, чем прежде – или, видно, это у него, Геральта, изменилось отношение к чужой внешности. Знакомые благородные черты теперь не выглядят отстранёнными, как у аристократов. Они просто аккуратные и правильные, хоть сейчас и искажены отпечатком тихой грусти.

Большие чёрные глаза смотрят на него пронзительно, будто спрашивают, для чего на самом деле он здесь оказался, и, растерянный, Геральт вдруг чувствует, что от этого пристального взгляда уже не становится, как раньше, не по себе. Даже наоборот: что-то едва заметно обжигает под рёбрами, перетекая по животу ниже, и резко становится нечем дышать.