Тот, видя его замешательство, тут же перестаёт смеяться.

– Впрочем, это были ошибки юности. Много воды утекло с тех пор. У меня было достаточно времени, чтобы изменить своё поведение.

– Так уж много? – недоверчиво спрашивает Геральт. – Это сколько же тебе лет?

Не поднимая глаз, Регис вздрагивает, делая вид, что не услышал вопроса.

– Ну, Регис? Я же говорил, сколько мне.

– Хм-м, да… Скажем так… Больше, чем ты можешь предполагать, – он вдруг заправляет вьющуюся прядку за ухо коротким, резким движением и отводит взгляд далеко в глубину берёзовой рощи.

Вопрос явно застает Региса врасплох: Геральт так и чувствует исходящую от него волнами тревогу. Он, что, волнуется, что кажется старым? Глупости какие. Регис не выглядит развалиной, это уж точно – у него копна тёмных волос, весёлые и живые глаза, пружинистый и лёгкий шаг. Старики-то выглядят совсем иначе.

– Ну, ты точно не старше Весемира. А он самый старый из всех людей. Не считая чародеев.

На мгновение Регис замирает, будто громом поражённый, и у него отчего-то нервно дёргаются плечи. Геральт хочет спросить, что к чему, но не успевает: тот вмиг приходит в себя.

– Ах, точно. Что ж, среди людей – возможно. Однако я тебя удивлю, волчок. В мире существуют создания куда древнее.

– Кто? – изумляется Геральт.

– Например, эльфы народа Ольх, – помолчав, серьёзно отвечает его собеседник. – Aen Elle на Старшей Речи, если ты с ней знаком.

– Врёшь! Весемир говорит, что их давно нет.

Должно быть, его недоверие подогревает у Региса какой-то глубинный азарт, потому что черты его лица вдруг озаряет радостное воодушевление.

– Отнюдь, – качает головой он, и тёмные прядки на лбу шевелятся в такт словам. – Их путешествиям в наш мир есть немногое, но всё же некоторое число свидетельств. Не сомневаюсь в мудрости твоего наставника, но всё знать на этом свете попросту невозможно. К тому же, он наверняка не видел того, что видел я.

– И что же? – прищуривается Геральт. – Только сказки мне не рассказывай!

– Я и не посмел бы, волчок. Видишь ли, так сложилось, что в пору занятости одним моим… профессиональным интересом мне довелось наткнуться на одно прелюбопытнейшее место. Старинный памятник истории, руины одной из эльфских крепостей. Чувствую, сейчас спросишь, что же в этом интересного? Что ж, это и в самом деле были обыкновенные развалины. Однако примечательно было в них другое. То, что было внутри.

Резко садясь прямо на траву опушки, Регис в простой, отнюдь не грациозной манере скрещивает ноги и, наклонившись, хватает первый попавшийся под руку сучок.

– Следы, один крупнее другого, – поясняет он удивлённому Геральту, – От, несомненно, эльфского кроя ботинок. К сожалению, я не художник, но могу изобразить примерное представление, – и, расчистив землю от травинок, он чертит на ней длинный след с вытянутым треугольным носком.

Как похоже на кулебяку, отчего-то приходит в голову дурацкая мысль, рыбную кулебяку, которую подают по воскресеньям. Эх, вот бы кусочек сейчас. Интересно, а Регис любит рыбу? Спросить бы, но пока того явно не оторвать. Так что, наклонившись над его каракулями, Геральт просто смотрит дальше, как кулебяка приобретает более ровные края и покрывается завитушками.

– Как ты можешь отметить, первое, что вызывает вопросы – размер ноги их обладателя, – продолжает тем временем явно вдохновившийся Регис, задумчиво выводя такой же силуэт рядом. – Вероятнее всего, эльф с подобной стопой должен быть ростом как минимум порядка двух метров, если не больше.

– Это как же? – хмурится Геральт.

На его памяти все эльфы, которых он видел хоть мельком, не особо отличаются от людей, разве что хвалёными ушами и, особенно по словам Весемира, который часто закупается в эльфской лавке, дурным нравом. В плаще-то тем более такого от человека сходу не отличить, и никакими двумя метрами там и не пахнет. Но, если Регис не выдумывает, ступня и в самом деле выходит здоровенная, и вовсе не похоже, что она принадлежит обычному остроухому.

– Именно такая же реакция была и у меня в тот момент, – наконец отрываясь от рисунка, усмехается краешком рта Регис. – Однако прежде, чем посчитать, что галлюцинирую, я успел обнаружить и вторую находку. Неподалеку от следов лежала короткая прядка волос, и я, конечно, немедленно забрал её на личное исследование.

На это Геральт так и выпучивает глаза в ответ:

– И часто ты подбираешь чужие волосы? Это же гадство, Регис. На кой чёрт тебе это сдалось?

– О, ты даже не представляешь, как причудливо порой оплачивается цена подтверждения собственных догадок. Словом, ради этого я и подверг прядку определённым тестам, – отзывается Регис, даже не обращая внимания на его брезгливое выражение лица. – И выяснил неожиданный факт. Пряди не реагировали ни на одну из качественных реакций, по крайней мере, ожидаемым образом. Видишь ли, костные и волосяные покровы при добавлении разного рода кислот окрашиваются, и существуют специальные таблицы норм цвета, с которыми необходимо сверяться в ходе эксперимента. Однако я не получил ни одного из нужных оттенков. Конечно, может быть, меня ввели в заблуждение не самые точные пропорции реагентов, иногда такое случается… Ах, похоже, я снова отвлекся. Геральт?

– Да слушаю я, слушаю.

– Собственно, со стандартным набором кислот у меня ничего не вышло, и тогда я решил рискнуть. Проверить волосы на содержание минералов, возможно, мешающих протеканию привычных химических процессов. Из запасов у меня, по счастью, тогда как раз обнаружилось одно соединение серебра… Не буду приводить его название, едва ли оно что-то тебе даст, – и Регис позволяет себе маленькую снисходительную улыбку. – Говоря кратко, я провёл нужную реакцию и заметил любопытную особенность: всё указывало на то, что в волосах огромное количество мышьяка. Ты знаком с особенностями этого вещества, волчок?

– Мышьяк? – о, нет, опять алхимия. – Ядовитый металл?

– Он самый. И не столь часто встречающийся в частях тел кого-то, кроме тех, кто близко с ним взаимодействует. Честно говоря, я вообще никогда не сталкивался с подобным. Для такого эффекта владельцу волос стоило бы, скажем, принимать мышьяковые ванны.

– Может, этот эльф был какой-нибудь больной, – задумчиво предполагает Геральт. – Мало ли, какие у них бывают хвори, а ты и принял такую за отравление мышьяком.

– В таком случае это было бы очевидно, – сухо отвечает Регис. – Не думаю, что из всех стандартных заболеваний эльфы подвержены каким-то особенным их вариациям. Эволюция, юный ведьмак, слишком сильно сблизила старшие расы с человеком в биологическом плане, так что, существуй подобная симптоматика у эльфов, она, несомненно, присутствовала бы и у людей.

Кажется, становится ясно, почему Регис говорит так много – видно, язык у него уже давно живёт отдельной жизнью. Да так, что от зауми начинает побаливать голова. Вздохнув, Геральт устало потирает лоб.

– Холера, я снова запутался. Давай ближе к делу.

– Я уже практически закончил, Геральт. Вкратце: в атмосфере нашего мира практически невозможно найти место со столь насыщенной концентрацией мышьяка. Потому мне и пришлось придти к выводу, что обладатель или обладатели стопы и пряди волос не являются ни одними из привычных местной фауне обитателей, – твёрдо произносит Регис, наконец поднимаясь на ноги, – А, принимая во внимание антропоморфность самой структуры волос, это и наводит на мысль о присутствии именно Aen Elle. И никого другого.

Так, а теперь надо напрячь мозги и как следует понять, что наговорил его собеседник. За паутиной мудрёных конструкций кроется простая истина: Регис и в самом деле наткнулся на кого-то из другого мира. От этой мысли по коже так и начинают бежать мурашки. Геральт вспоминает страшилки о Дикой Охоте, приходящей, якобы, с того света – и вдруг так и хочет фыркнуть вслух этой бессмыслице. Какой ещё иной мир? И в этом-то хватает созданий.

– Всё равно это странно, – настаивает он. – Может, тебе вообще всё привиделось? Меня же ты воспринимаешь, как живого. Вдруг это тоже была иллюзия, или как её там.