– Это что ещё такое было?!

– Трудно сказать конкретно, – невозмутимо отзывается Регис, и от этого деланного спокойствия чуть не сводит зубы. – По крайней мере, о характере этого места. Впрочем, о механизме его действия мне ясно чуть больше. Судя по всему, мы находимся в пространстве, способном изменяться под влиянием воли тех, кто в нём находится, если в том есть необходимость. Что, как видишь, и произошло – под влиянием направленного импульса моих мыслей.

Ого. Ого. Чего-чего, а такого точно нельзя было ожидать. Поражённый, Геральт таращится на колышущиеся кругом стебли высокой луговой травы.

– Значит, вместо треклятых пещер, где нас чуть не прикончили, – произносит он задумчиво, – Ты представил эту поляну? Только и всего?

– Говоря простыми словами, именно так.

– А говорил, не чародей, – ворчит себе под нос Геральт.

Заметив его недовольство, Регис тоже хмурится. Бледнокожий и тощий, закутанный в свой тёмный плащ, в лунном свете он так и напоминает призрака, и, ни дать, ни взять, сейчас воспарит над землёй.

– Я не лгал, волчок. К традиционной магии подобные материи не имеют никакого отношения. Ты ведь и сам чувствуешь, что это нечто… иное.

– Ну-ну.

– Что ж, если не веришь, вообрази и ты что-нибудь. Думаю, это место прислушивается к каждому, кто умеет к нему правильно обратиться. Попробуй, – предлагает Регис, мягко наклоняя голову и глядя на него с воодушевлением. – Представь то, что хочешь увидеть, в самых мельчайших подробностях. Только сосредоточься, как следует. Полагаю, в прославленной школе Волка этому учат?

– Учат, – бурчит Геральт в ответ, крепко призадумавшись. Похоже, своим упрямством он только что задал себе непростую задачку, и теперь черт знает, получится ли у него не ударить в грязь лицом перед Регисом, который только что одной силой мысли убрал целую систему пещер.

С фантазией у него туговато, так что на ум приходит только внутренний дворик Каэр Морхена. Он было сомневается, – можно ли показывать тайну их мира Регису? – но воображение быстро делает дело за него. В памяти всплывают серые зубцы крепостных стен, деревянная перекладина Маятника, поросший плющом и покрытый желтоватым гравием тренировочный дворик. Мельчайшие подробности… Изо всех сил зажмуриваясь, Геральт представляет каждый камушек, каждую полоску на истертых ступеньках. Ощущения ведут его сами, не давая опомниться, и вдруг пространство вокруг незримо преображается. Стихает шелест травы и листьев. Их сменяет поскрипыванье досок под ногами, далекий звон стали на точильном камне и… Что же там ещё-то… И…

От нетерпения он приоткрывает один глаз – и отшатывается: не вышло никакого Каэр Морхена. Вместо этого кругом кровь, кровь, куча крови и толстые стенки будто чьего-то… желудка. Лицо Региса напротив белеет, как мел, вытягивается, раскрывая рот в немом крике. По спине начинают бежать громадные мурашки, сводя холодом позвонки.

Теперь нет ни луга, не леса – один бесконечный кошмар.

– Регис! – отчаянно зовёт он, вертя головой и не находя ничего, что бы того напоминало, – Отзовись! Куда ты… Что происходит? Это же просто сон, – беспокойный, выдыхает Геральт, – Просто сон!

Стоит это сказать, и вдруг слышится мягкий щелчок. Кровавое месиво исчезает, оставляя после себя убаюкивающую темноту. Мелькает вспышка света, такого яркого, что слепит до оранжевых кругов перед глазами. Он моргает, пытаясь их смахнуть, и – наконец просыпается.

–…Очнулся. Последний, – произносит знакомый голос совсем рядом.

Весемир. Вот и всё. Он снова дома, в подвальной лаборатории, куда их привели неделю назад. Мир внезапно обостряется под действием новых чувств. Возвращаются запахи: разом ударяет в нос вонью гнили, рвоты и эликсиров. Зрение обостряется ещё сильнее, отзываясь резью в глазницах. Ощущений слишком, слишком много, как и боли, от которой ведёт и неприятно горчит во рту.

– Кт-то, – пытается сказать Геральт, вдруг чувствуя, как тяжело шевелить языком. – Ещ-щё…

– Выживших – ты один. Жаль, что так вышло. Но ты был сильным, волчонок, – тяжёлая рука ослабляет крепление на его лбу. – Сильнее всех. Думаю, тебе стоит это запомнить. Отдыхай, Геральт.

Краем сознания он чувствует, как расстегиваются ремни и замки на конечностях. Всё закончилось; теперь уже точно. Испытание травами позади. Ослабевший разум туманит дремота, и он послушно прикрывает веки. Пусть бы боль скорее прошла, думает Геральт, и можно было б вернуться обратно. Куда обратно, он и сам не знает. В общую спальню к таким же, как он, мальчишкам, с которыми Геральт по-прежнему будет махаться на деревянных мечах. В кабинеты лектория, чтобы, как раньше, делать вид, что он не спит за чтением книг. Даже на Мучильню, где придётся бегать с удвоенным усердием, или к Маятнику, вокруг которого он будет плясать до ноющего пламени в мышцах.

Всё вернётся обратно и одновременно изменится навсегда. Хорошо бы только не повторялось таких наваждений. И того типа… Как же его звали? Кажется, начиналось на Р, но дальше Геральт вспомнить уже не может.

Блаженное спокойствие окутывает тело, и он погружается в хоровод горячечных сновидений.

***

Регис, совершенно неуместно подсказывает память одним пасмурным утром, когда он, как всегда, бежит по тропкам Мучильни. Регис. Вот какое у него было имя.

Прошёл уже месяц с того момента, как он встал на ноги после Испытания травами, и тот странный сон он давным-давно забыл. Да и помнить его было незачем – мало ли, какая чушь могла привидеться в бреду. Эскель вон сказал, что скакал на грифоне по небу, когда отходил от действия мутагенов, и что же? Посмеялись да забыли, только и всего. Эх, а Геральт тоже бы хотел полетать на грифоне. Ему даже немного завидно, и он бы и рад сам вообразить что-то подобное, но уже не может позволить себе такой роскоши.

Им обоим, как и многим другим ученикам, теперь не до этого. Они – будущие ведьмаки, и каждый их день расписан с самого утра до глубокой ночи. Подъём на рассвете и унылый завтрак из холодной каши. Разминка на Мучильне, тренировка. Перерыв на изучение монстров и Весемировы лекции. Вторая тренировка, более жёсткая. Пробежка по Мучильне для закрепления. Третья тренировка. Перерыв на работу с зельями. Вечерние групповые занятия, на которых Весемир нещадно раздаёт оплеухи тем, кто так и не понял ни черта нового за день. Долгожданное обливание ледяной водой, от которой чуть утихает жжение в обессиленных мышцах, и мёртвый сон до самой зари. Пока всё не повторится снова.

– Плохо! – раз за разом доносится по окрестностям Каэр Морхена. – Геральт, корпус! Соберись, мальчишка! Я сказал, соберись, а не зажимайся! Эскель, следи за ногами! Ты в школе Волка, а не Тролля! А это кто ещё там ползает, как улитка? Койон! В бою так же спать будешь? Шевелись!

В средней группе Геральт самый младший. Его перевели сразу же, как только Весемир заметил, как переменилось его владение телом – видно, разглядел своим внимательным глазом что-то такое, что равняло его, совсем сосунка, с ребятами повзрослее. Геральт и сам не знает, что именно, но всеми силами старается не упасть перед наставником в грязь лицом.

Удаётся это не всегда. Придя в себя, Геральт не сразу принял перевернувшийся, свалившийся на него целым градом ощущений мир, и привыкать к этой новизне пришлось долго. Иногда он до сих пор не может читать по вечерам, по старинке думая, что надо зажечь свечи, и спохватывается, понимая, что теперь для него в любое время суток ясно, как днём. Конечно, со временем получается подстроиться, учась слушать новое тело, и он быстро заключает, что жить с этим куда лучше, чем прежде. Теперь ему не помеха ни темнота, ни тишина, ни скорость: всё решают отточенные рефлексы и острые, острее, чем у любого зверя, сигналы органов чувств.

Правда, при этом наоборот, притупились эмоции: притихло умение чему бы то ни было радоваться или огорчаться. Думать об этом кажется бессмыслицей, а из других мыслей обычно у него только тупая, уже почти не ощутимая боль и сухая, скребущая под кожей усталость. Ну, может, немного гордость, за которую теперь хочется постоять, – всё-таки нужно показать и другим, что Геральт стал сильнее себя прошлого, – но на этом всё.