Последний слог слетает в пустоту. Головокружение разрезает виски пронзительно быстро, и Регис падает, падает, падает…

Ритуал начался.

В темноте оказывается жарко и тесно, словно тогда, в старом гробу под землёй. Где-то на периферии зрения мелькают красные пятна. Нужно открыть глаза… Медленно, чтобы привыкнуть к свету. Боль всё ещё с ним, правда, теперь она чуть утихает, гудя в ушах, как далеко рокочущий гром.

Приподняв веки, он вдруг понимает, что не видит ничего. Он ослеп. Красные пятна теперь единственное, что осталось от прежней чёткости мира.

Это морок. Нет, нельзя поддаваться эмоциям. Это иллюзия, которую внушило мне подсознание, введённое в транс.

– Вот как? – раздаются в голове оглушительно громкие голоса, бормочущие и кричащие на разные лады. – Вот как – вот как? Будешь сопротивляться?

– Кр-р-рах! – трещит далеко и одновременно близко: кости черепа. Визг, неестественно высокий. Горло выкручивает и сводит удушьем.

– Не противься на-а-а-ам, – звенят прыгающие крики голосов. – Не противься, не-е-е-ет… Спокойствие! И фокус! Ты забыл? Спокойствие! И! Фокус!

Щелчок. Тишина. Новый удар по вискам. Голоса сливаются в один, вдруг становящийся низким и хриплым, знакомым до каждого отзвука.

– Открой глаза, дитя крови. По-настоящему. Позволь мне войти в тебя. Позволь, милый. Позволь…

Он едва чувствует, как податливое тело слабеет – и его вмиг подхватывают сильные руки. Тёплые касания возрождают обессиленное сердце с одного взмаха.

– Ты пришёл ко мне?

Красные пятна исчезают без следа. Боги, он снова видит – темноту и бледное лицо Геральта, наклонившегося над ним так близко, что ещё дюйм, и он приникнет к Регису поцелуем. На жёстких, обветренных губах играет ядовитая улыбка. В золотистых глазах загораются болотно-зелёные огоньки, фосфоресцирующие в окружающем мраке.

– Это… Не… Ты, – против воли судорожно выдыхает рот.

– Не я? – прищуривается его наречённый. – Не я… Что ж, дитя крови. Не хочешь видеть это – тогда узри, что я такое на самом деле.

Руки Геральта оставляют тело, и сам он вдруг вытягивается в громадную, безликую тень. Чёрное нутро её покрывается пузырями и плавится в кровавую жижу, вспучиваясь всё больше и больше, пока не заполняет собой всё вокруг. Теперь повсюду только мясистые стенки багрового месива. Изумлённый, Регис видит, как со всех сторон открываются три необъятные пасти с клыками, каждый с него ростом. Он смотрит на все три и одновременно не различает ни одной, скованный страхом.

Клацают челюсти, и пасти начинают медленно грохотать ужасающим рыком, с трудом шевеля исполинскими раздвоенными языками.

– Кто ты такой? Назовис-с-сь, дитя крови. Не медли.

– Моё имя… Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, – опомнившись, проговаривает он. Что-то подсказывает, что сейчас он не может ни запинаться, ни тянуть время. Никогда ещё цена слов не была так велика.

– Зачем призвал меня?

– Узнать, где мой наречённый. Ведьмак по имени Геральт. Увидеть точку отсчёта.

– Наречённый, значит. Не с-слиш-ш-шком ли многого ты прос-сиш-шь? – насмешливо тянут пасти, – Прежде, чем прос-сить, нужно уметь отдать что-то взамен. Готов ли ты отдавать, дитя крови?

Жгучая вспышка света исподтишка бьёт по спине, как кнут, рассекая кожу на полосы.

– Я уже отдавал, – цедит он сквозь зубы, корчась от боли, – Слишком многое.

– Лжёш-ш-шь.

Клац, клац, клац. Челюсти оказываются совсем близко. Язык одной из них охватывает его голень и – с хрустом ломает её. Из груди вырывается сиплый вопль, и Регис заваливается на бок. Перелом открытый: белёсые осколки кости торчат из порванной штанины. И не зарастают обратно. Он больше не может регенерировать.

Боги, нет. Нет… Это невозможно.

– Боиш-шься, – шелестят пасти, – Не с-смей мне лгать, дитя крови. Знаеш-ш-шь ли ты, что ждёт тебя? Ис-с-спытание. Прежде, чем прос-с-сить, ты накормиш-ш-шь меня с-своей с-с-ладкой болью. Пока я буду с-с-спраш-шивать. Ты не с-солжёш-шь мне больше, мальчиш-шка. Ложь отравляет мне аппетит.

Значит, всё решено. Подавив короткую дрожь, с усилием Регис выпрямляется во весь рост. Он не будет бояться, не после всего, через что прошёл. Если ему суждено здесь умереть, он примет смерть с честью.

Клац – одна из пастей стремительно трансформируется, принимая облик Геральта, теперь совсем похожего на привычного, угрюмого себя. Сердце замирает в непонимании; до тех пор, пока жёлтые глаза не вспыхивают ненавистью, а за спиной у ведьмака не появляется два меча. Коротким движением он извлекает тот, что серебряный, и идёт прямо на Региса, испепеляя взглядом.

Против воли он чувствует, как тело принимает звериную форму: удлиняются когти и зубы, обостряется обоняние. Теперь он явственно улавливает такой манящий запах крови, густой, необычно свежей и сладкой под влиянием мутаций. Он должен… Выпить. Выпить ведьмака напротив.

Нет! Нельзя! Нет!

Шаг, и меч рассекает воздух. Геральт нападает на него быстрыми, резкими рывками. Грациозный выпад вперёд, поворот. Звон когтей о лезвие меча. Удар задевает бок ведьмака, и, подавившись хриплым криком, он падает; доспехи быстро темнеют, пропитываясь кровью.

Бестия внутри ликует, утробно урча.

– Отвечай, – требуют чавкающие пасти. – Готов ли ты отречьс-с-ся от с-себя, чтобы ему не навредить?

Должен… Выпить… Должен…

Стоит потянуться на запах, как за секунду язык из соседней пасти охватывает другую голень. Хруст. Воя от боли, Регис приходит в себя. Выпить… О, боги, Геральт. Нет, нельзя думать о крови. Вспышка; обвиваясь вокруг кости, мышцы чудовищного языка ломают его коленную чашечку.

– Готов, – собрав остатки сил, надрывно кричит он, – Готов, готов!

Скорчившийся от ранения Геральт тут же поднимается на ноги. На глазах страшное увечье в его боку затягивается. Он и сам меняется, становясь вдруг моложе, совсем юным. Исчезают шрамы и морщинки на лице, разглаживается кожа, и жёлтые глаза теряют прежнюю усталость, загораясь радостью – и неожиданно открытой нежностью.

– Регис, – произносит его ведьмак тихо, взволнованно, и крепко обхватывает его за талию, удерживая в объятиях. – Холера, это ты. В самом деле ты.

Кажется, все внутри сейчас так и взорвётся от чувств. Геральт касается его лба губами, смазывая выступившую испарину. Нервным движением Регис вцепляется ему в плечи – и охает: прикосновения оказываются настоящими. Он ведёт ладонями, чувствуя, как перекатываются бугры мышц, и в ответ слышит прерывистое дыхание.

– Какого чёрта ты медлишь, – сердито ворчит Геральт куда-то ему в шею и, не дав прийти в себя, целует.

Сердце падает прямо в желудок. Поцелуй не похож ни на что, испытанное прежде, потому что больше не хочется чувствовать ничего, кроме настойчивого напора этих губ. Невольно Регис тихо стонет, запуская пальцы в белые волосы. Что ж, если это и смерть, то он готов попрощаться со своей жизнью прямо сейчас.

Нет… не сейчас. Это не должно быть сейчас. Он же… видел его иным. Это…

Вспышка. Властные ладони с силой скользят по его бокам. Это неправильно, стремительно проносится в мыслях, ты не должен делать этого, Геральт! Это может быть опасно! Прошу тебя, остановись! Словно в ответ мыслям ведьмак неожиданно отрывается от его губ и повисает мешком в объятиях, приоткрыв покрасневший от поцелуев рот. Окровавленный рот, из которого течет крохотная алая струйка. Так, будто разорвано лёгкое или…

Сквозь собственный крик он слышит безудержный хохот причмокивающих пастей.

– Готов ли зас-с-ставить его забыть тебя, если он пос-смеет найти тебя раньш-ше с-с срока?

– Готов! – изо всех сил пытаясь привести ведьмака в чувство, вскрикивает Регис. – Готов, готов! Хватит, прекрати! Я не…

– Не выдержиш-шшь, дитя крови? С-сдаш-шься? Или с-снова с-солжеш-шь?

Агония боли ведёт, отвлекая и грозясь утянуть в забытье. Выскользнув из его хватки, Геральт заваливается на бок, как безмолвное напоминание слабости, и, не в силах вынести этого зрелища, Регис опускает опухшие от выступивших слёз глаза.