Надеждой, которая сейчас, похоже, тает на глазах, пока фламиника ведёт их по широким лесным тропкам.
– Скажу прямо: таким, как вы, здесь никогда не были рады, – неспешно проговаривает она, – Ни вам, ни вашему собрату, который так вас интересует. Однако вы проявили почтение к общине. Поднесли дары и прошли большой круг, как подобает достойным. Жаль, что о том, кого вы ищете, нельзя сказать того же.
В сумраке крон, таких громадных, что за ними не видно солнца, её тонкая фигура, тоже облаченная в белое, светится, как призрак. В задумчивости фламиника складывает за спиной худощавые руки. Длинные пепельные волосы, спускающиеся ниже пояса, щекочут кончиками кожу её ладоней.
– Что ж, не буду вас томить. Эзехиль Хильдегард действительно был здесь какое-то время. Старался опередить слухи, идущие быстрее него, – она издает сухой смешок. – Правда, безуспешно. Аретуза предупредила, чего стоит от него ожидать. Вампир, скрывающийся от власти чародеев и хранящий какую-то тайну. Судя по хроникам, прежний иерофант оценил опасность по достоинству. Но этого всё равно было мало.
Мягкие шаги её босых ног рассекают сонную тишину рощи. В глубине веток вдруг вспархивает ворон и, каркнув, начинает кружить над их с Детлаффом головами. Недовольно прищёлкнув языком, фламиника бормочет ему что-то скрипучим голосом. Видно, прислушавшись, птица успокаивается и садится ей на плечо, покачивая хвостом в такт движениям.
– Он налетел на Каэд Дху, как хищник, рыщущий в поисках добычи. Летописи так и полнятся описаниями того, как в одиночку он истреблял всех, кто вставал у него на пути. «И очи его пылали, как раскалённые уголья, а морда жуткая наводила ужас и отвращение», – цитирует фламиника. – От его руки пала половина старейшин. И близился час, когда вторая половина поспешила найти за то наказание.
Невозможно, возражает отчаянная мысль, они никогда не смогли бы его уничтожить. Ни огнём, ни магией. Но речь о пепле… Что же произошло?
Фламиника отступает в сторону и смотрит на них внимательными глазами, голубыми, как васильки.
– Мы, друиды, верим, что каждому воздастся по сути его. Эзехиль Хильдегард был убийцей, обезумевшим монстром, противоборствующим самой жизни, и заслужил своей кары сполна. Но пал он вовсе не от огня и осиновых кольев, нет. Боги даровали ему смерть, противную самой природе. От собственной руки.
Тропинка вдруг обрывается, заканчиваясь у небольшого, поросшего мхом холма. Здесь нет ни могильных плит, ни даже вех, чтобы опознать место среди других возвышений. Впрочем, да и незачем это. Что-то подсказывает внутри, что никто не бывал у этого холмика очень, очень давно.
Он покончил с собой, вдруг понимает Регис. Единственно верным способом. Должно быть, вырвал собственное сердце и вонзил в него зубы, пока были силы. Интересно, осознавал ли он вообще, что делает? Или сумасшествие уже поглотило его окончательно?
Фламиника бросает на него странный взгляд, будто читает мысли.
– Он пытался. Всё время, пока был здесь в заточении. Вскрывал себе вены, – спокойно говорит она, – Вопил что-то об истине. Так мне сказали те, кто видел это своими глазами. Наконец он смог вырвать сердце, и все было кончено.
– Во благо всем. Даже ему, – неожиданно тихо произносит Детлафф, удивляя этим и Региса, и фламинику.
– Только боги тому судьи, – отзывается та. – Как бы то ни было, после кончины тело его обрело форму, ничуть не отличную от людской, и стало распадаться на глазах. Думаю, можете себе это представить. У совета старейшин не было выбора, кроме как его сжечь. Поэтому мы и здесь, – и, помолчав, она добавляет: – Даже нечестивец после смерти заслуживает найти покой.
– Кар-р! – пронзительно вскрикивает ворон, соглашаясь с её словами коротко и печально.
Ох, и не зря люди ассоциируют этих птиц с душами умерших. В блестящих горошинах глаз отражается странная, слишком несвойственная животным глубина. Впрочем, вороны всегда казались ему, Регису, куда прочнее связанными с природой чудовищ, чем людей. Чудовищ. Тех, что способны в приступе помутнения рассудка проливать реки крови.
Эзехиль Хильдегард мёртв, стучит в висках, и вместе с ним мертво всё, что мы так и не смогли найти.
– Теперь я хочу снова задать тот же вопрос. Вы пришли забрать пепел?
– Нет, госпожа, – наконец подаёт голос Регис, как ответственный за дипломатические тонкости.
В задумчивости его собеседница хмурит брови.
– Зачем же тогда просили нас о приёме?
– Как бы ни казалось иначе, кроме Хильдегарда мы искали свидетельства о его безумии. О том, что заставило его погрузиться в эту пучину. У нас был ряд… догадок, – вздохнув, признаётся он. – Подтверждение которых может изменить многое.
– Что же может быть поводом для безумия подобного вам, кроме жажды? – насмешливо кривит губы фламиника. – Не понимаю, что здесь может быть неясного.
– Позвольте не согласиться. Существует возможность подозревать здесь нечто большее, чем невоздержанность. В ваших хрониках должно было быть указано о причине, по которой Хильдегард изначально отправился к чародеям.
– Хм… Было там что-то об обследованиях, сканировании и прочих… махинациях. Аретуза всегда уделяла слишком много внимания не тому, что нужно.
– Отнюдь, уважаемая госпожа. Смею предположить, что почтенный иерофант, бывший очевидцем тех событий, мог знать об истинной причине интереса Хильдегарда к вашей общине. Есть письма, – и Регис достаёт из своей торбы тщательно уложенные свитки, – Свидетельства тому, что именно в Аретузе у Хильдегарда обнаружили следы некой… связи. Взгляните на это, прошу.
На то, чтобы пробежать глазами тексты, у фламиники уходит не так много времени. Кажется, ей привычнее читать между строк.
– Магия реликтовых форм, – оторвавшись от пергаментов, произносит она. – Что ж, возможно, эти чародеи правы. Это чары иного мира, думаю, того, что был вам родным до Сопряжения Сфер. Я и сейчас могу их почувствовать, – и васильковые глаза закрываются в сосредоточении, – В каждом из вас. Другое течение телесных соков, другое нутро, другие силы. Способные соединять души между собой. Напоминает кровные узы, но это…
–…Большее, – вырывается невольно у Региса. – За этим мы и прибыли сюда. Связь Хильдегарда вела его к человеку, противореча всем законам логики, однако перед своей гибелью он всё же успел что-то о ней выяснить. Мы надеялись узнать, что именно.
– Теперь для этого слишком поздно, – невесело заключает за его плечом голос Детлаффа.
– Отчего же?
В сомнении они поднимают взгляды и замечают, как лицо фламиники вдруг светлеет.
– У Предназначения много форм, и порой самых неожиданных, – говорит она мягко. – Не иначе, как именно оно вмешалось в ваш случай. Мой предшественник говорил о том, что не всё было сожжено. Одни боги ведают, по какой причине, но они сохранили часть личных вещей Хильдегарда. Что-то ушло с ним в могилу, но что-то… Возможно, есть в архивах. В редких исключениях к хроникам прилагают и свидетельства. В таком случае я постараюсь узнать, какие именно.
Свидетельства, про себя молит Регис, о, боги всемилостивые, пусть найдётся хоть фраза, хоть строчка о том, что он мог знать.
– Мы будем вам премного благодарны, госпожа, – учтиво кивает он.
– Благодарности для меня пустой звук, – невозмутимо отзывается фламиника, плавным движением ступая на тропинку, – Я всего лишь совершаю то, что обязана.
– Вы…
– Каждый из нас когда-то должен встретиться с истиной лицом к лицу. Здесь, в Каэд Дху, часто помогают найти путь к этой истине. Мы неразличимы перед природой, и любовь её равно сильна для людей, бестий, реликтов, старших рас… Для всех, кто был создан ей для какой-то цели.
Неспешно она начинает удаляться обратно к полянам, оставляя их обоих позади. Из глубины рощи голос фламиники доносится уже едва различимым эхом.
– Долг друидов – уважать любые дары живого, – шелестят кроны вековых деревьев, совсем юных по меркам их возраста.
– Долг друидов – открыть суть его творений, – журчат крошечные ручейки меж поросших мхом валунов.