– Кто это был? – произносит за спиной знакомый голос.

Отвернувшись, Регис долго не находит, что ответить. Лазурные шапочки роз склоняются, грозясь завянуть от холода. Он проводит пальцем по длинному стеблю, касаясь шипов и едва замечая, как по коже текут маленькие капельки крови. Ранки на руках затягиваются, едва успев появиться.

– Неважно. Пойдём домой, Детлафф.

Ответом ему служит молчание, и, пожалуй, впервые он этому благодарен.

Детлафф отвязывает его коня и бодрым шагом ведёт его через площадь. Подавленный, Регис почти вслепую идёт за ним, стараясь не ощущать, как гнетущая пустота корёжит и сминает внутренности. Ориана причинила ему боль едва ли не меньшую, чем в тот, последний вечер, но он не поддастся ей, как раньше. Всё, что у него осталось из сил – контроль, второй неизменный спутник после ведьмака, и столь же ценный. Стараясь отвлечься, Регис с усилием разглядывает узоры на коже седельной сумки. Контроль тяги к крови, контроль боли, контроль видений и чувств… Спокойствие и фокус, говорит себе он, спокойствие и фокус. Пустота запутывается в узорах, немного освобождая захваченный в плен рассудок, и он вздыхает с облегчением.

Мрачная фигура Детлаффа тем временем уверенно ведёт его по улочкам Цинтры, не отклоняясь ни на шаг от привычного маршрута.

– Я жил в Назаире, – зачем-то произносит тот, вмиг вызывая две мысли: ого, он заговорил первым и неудивительно, откуда акцент. – Во дворе моего дома росли такие розы. Сколько ты за них отдал?

– Две сотни дукатов.

– Две сотни? За такие деньги можно приобрести коня, достойного рыцаря, не меньше. Вообрази, как здорово ты прогадал.

– У тебя прямо-таки талант поднимать настроение, – глухо отзывается Регис. – Если я потратил на них деньги, значит, посчитал нужным, даже если это просто розы.

– Цветы, как цветы. Завтра они умрут, вот и вся трата.

Как и люди, невольно проскальзывает в голове, как и твой собственный наречённый – или ты думаешь, что и он не стоит траты?

Странная мысль. Похоже, встреча с Орианой настроила его на трагический лад. Слишком много в последнее время вокруг него смерти – как живой, так и иллюзорной, марающей всё пятнами грязной могильной земли; так недалеко и до той самой меланхолии, о которой так часто предупреждает Гуманист. Впрочем, это было его, Региса, личное решение. Он мог бы с тем же успехом держаться от людей подальше, как тот же Детлафф, но выбрал стать частью их мира, потому что посчитал это правильным. Может ли это быть его очередным заблуждением? Может быть, он просто ошибается, думая, что тем самым может что-то исправить?

Исключено, сердито думает он, лучше так, чем согласиться с Орианой.

Или с Детлаффом, большую часть времени сидящим в своей мастерской, не делающим и лишнего шага на улицу. К слову, о нём. Как сильно бы Детлафф ни сторонился людей, представить, что он способен относиться к своему наречённому, как к пустышке, попросту невозможно. Он бросился в гущу толпы ради Региса, едва ли знакомого; как раз Детлафф, возможно, готов и умереть за того, с кем связана его судьба. Или за ту. Почему вообще наречённый должен быть мужчиной? Это может оказаться и женщина, даже девушка. Интересно, какой же она тогда является в его видениях.

Девушка или нет, но, как и он, Детлафф обречён на связь со смертным, так что Регис воспринимает его едкое замечание острее, чем хотелось бы.

– Прости, но вынужден возразить.

– И почему же?

– По одной простой причине. Скажем так, мимолётность красоты ничуть не умаляет желания ей восхититься.

В ответ Детлафф угрюмо молчит, никак не реагируя.

– Не согласен?

– Отнюдь. Скорее, удивлён. Когда-то я уже слышал эти слова, только теперь ты переложил их на новый лад.

От неожиданности рука рефлекторно сжимает колючие стебли, и шипы снова задевают пальцы, распоров кожу.

– Не надо о прошлом, – тихо просит Регис.

– Верно, – подумав, соглашается Детлафф. – Не будем.

Разговор спотыкается и заходит в тупик. Удивительно, как этого не произошло раньше. Возможно, Детлафф вообще впервые общается с ним так долго – обычно их диалоги ограничиваются парой дежурных фраз и не менее дежурных колкостей. Регису вдруг становится интересно разговорить нелюдимого назаирца. Не то чтобы у них много общих тем, но, кажется, они только-только начали открываться друг другу, и будет обидно упустить шанс узнать Детлаффа поближе.

Поразмыслив, он прикидывает, что, если не возьмёт ситуацию в свои руки, они так и продолжат делить на двоих гробовое молчание, в котором снова возникнут не самые приятные мысли.

– Цветы для меня то немногое, что ещё может радовать, – осторожно говорит он. – Должно быть, для тебя существует иная квинтэссенция прекрасного. Что абсолютно естественно.

То приближаясь друг к другу, то отдаляясь, они постепенно достигают набережной канала, коих в Цинтре, как и в любом крупном городе, хватает с избытком. Регис уже и не надеется получить в ответ что-то от своего спутника, как вдруг слышит:

– Она.

Что?

– Она? – удивлённый, переспрашивает он и прибавляет шаг, чтобы поравняться с Детлаффом. Неожиданно хочется заглянуть ему в лицо; наверняка там кроется какое-нибудь особенно серьёзное выражение.

Вместо этого, вконец сбитый с толку, Регис видит, как уголки тонких губ Детлаффа чуть приподнимаются в маленькой улыбке.

– Она. Моя наречённая.

– В самом деле?

Ничуть не удивившись вопросу, Детлафф кивает.

– Она прекрасна, – тихо говорит он, и взгляд голубых глаз затуманивается пленкой какого-то воспоминания, – Прекраснее тысячи таких роз.

От неожиданности Регис приподнимает брови. Вот это да, тихоня Детлафф, оказывается, романтик. Разом вспоминается всё, что говорил их наставник, и вдруг становится ясно, как белый день: суровый образ Детлаффа – просто маска, под которой прячется хрупкое, уязвимое сердце, возможно, давным-давно разбитое чьим-то неосторожным словом. Что, если поэтому он так пренебрегает людьми? Что, если именно они причинили ему боль? Нужно будет как-нибудь об этом расспросить, позже, если повезет ещё раз вывести Детлаффа на разговор.

Пока что куда интереснее его загадочная пассия. Мысленно Регис прикидывает, как бы правильнее поставить вопрос, чтобы не спугнуть им ранимого собеседника.

– Раз ты так говоришь, то, должно быть, она и в самом деле красавица. И часто ты видишь её?

– Чаще, чем хотелось бы.

Изящные черты вдруг искажает короткая вспышка такой муки, что Регис так и отшатывается от этого вида.

– Что ты…

– Ничего. Не важно, – вот и окончен их разговор: Детлафф уполз обратно в свою раковину, нацепил привычный панцирь холодного и неприступного одиночки. – Забудь. Я и так сказал слишком много.

Голова кружится от противоречий. Что всё это должно значить? Так неприкрыто восхищаясь своей наречённой, противиться её образу… Боги, а он-то думал, что уже разгадал Детлаффа с его наивной простотой. Нет, теперь его любопытство едва ли будет так просто успокоить.

– Однако сказал же, – мягко настаивает Регис. – Почему, Детлафф? Ты мог бы назвать что угодно другое, но ты назвал её. Зачем ты вообще решился заговорить об этом?

– В порыве… эмоций. Твоя подружка позволяла себе вольности. Назвала наречённых чушью. Можешь считать, что меня это задело.

Изумление проходится по позвоночнику ледяной волной.

– Едва ли она заслуживает этого названия, – машинально отзывается Регис.

– Я догадался. Позже. Некрасиво получилось, ничего не скажешь.

– Ты действительно намерен обсуждать мои личные проблемы?

– Мои-то мы почти обсудили, – невесело усмехается Детлафф, – Как по мне, это справедливо.

Как я вообще мог посчитать его простым, думает Регис, а он очень, очень непрост. До сих пор резок на суждения, но неглуп. И, кажется, пытается меня поддержать. Да, занятная ты головоломка, Детлафф ван дер Эретайн.

– Не стоит затрагивать тему, неприятную обоим. Скажу только одно. Ориана ошибается, – резко говорит он, – В выводах она судит согласно привычным концепциям, а не личным умозаключениям, даже не собираясь касаться иной точки зрения. Что ни говори, а дискутировать и в самом деле было бессмысленно.