– Сообщи тому, кто тебя отправил, – вполголоса говорит он ворону, – Пусть ожидает моего прибытия со дня на день.

Согласно каркнув в ответ, птица взмахивает крыльями и чёрной тенью уносится в ночь.

Регис ещё раз пробегает глазами письмо. Путь предстоит неблизкий, в Цинтру, как гласит адрес. Последний раз он был в Цинтре, когда ему ещё не было и ста. С тех пор, как он слышал, город расцвёл, и от прежних эльфских руин теперь осталось одно название. Удивительное дело, как бы ни были слабы в своей смертности люди, они всегда восхищали Региса в одном – своей непреодолимой тяге к переменам и переустройству мира под себя. Для него прошло чуть больше двух сотен лет, – едва ли зрелость для вампира, – но для людей это уже стало множеством глав, изменивших их историю.

С относительным комфортом переночевав в склепе, наутро он выдвигается в путь. Приходится в последний раз поступить, как негодяй – украсть кое-какие вещи с ближайшего к кладбищу двора и не без труда увести дряхлого, флегматичного мерина из конюшни. Мысленно Регис просит прощения у хозяев и поспешно облачается в потрёпанный плащ и штопаную куртку. С мерином выходит чуть сложнее: призвав все оставшиеся крохи магии, чтобы успокоить его гипнозом, Регис усаживается на него совершенно без сил.

Уезжает он быстро, не оглядываясь, и скоро выходит на большак.

Дорога оказывается оживлённой. Мимо то и дело проезжают конные отряды, повозки торговцев, кметские обозы, едущие на сенокос. На всякий случай он набрасывает на голову капюшон, чтобы любопытные зеваки не слишком вглядывались ему в лицо. Не то, чтобы Регис часто беспокоился на этот счёт, но до сих пор ему не было надобности скрывать своей природы – молодость и удаль лишали всякого страха перед жалкими смертными. Невесело он фыркает себе под нос: кожа на шее до сих пор местами саднит, и это самое лучшее напоминание того, на что способны те, кого он когда-то пил.

Жажда всё-таки возвращается. Слабая, неприятно зудящая в горле, она ещё поддаётся контролю, но Регис не знает, надолго ли. Приходится призвать всю силу воли, чтобы не напасть на какого-нибудь одинокого путника, которые то и дело встречаются на разъездах. К своему стыду, во многом его сдерживает мысль, что он закончит так же, как и прежде. Люди… сломили в нём что-то своим нелепым способом казни. Заставили испытывать не страх, но странное, колючее беспокойство. Он больше не чувствует себя божеством. Самое лучшее – кем-то вроде дряхлого старца, который точно не сможет дать достойный отпор.

Впрочем, язык всё равно пощипывает, стоит ему учуять тёплую сладость тел проезжающих мимо крестьян.

Стараясь отвлечься, Регис погружается в раздумья. На ум само собой приходит последнее видение, появившееся без всякой крови: о том, кто позвал его по имени. О жёлтых глазах, выглядевших такими уставшими в свете костра. Что ж, ведьмак, настойчиво вертится мысль в голове, интересно, где ты сейчас? Что делаешь – спишь или едешь по своему Пути? Может быть, убиваешь очередного монстра? А может, ты ранен?

В задумчивости Регис покусывает внутреннюю поверхность щеки – и раздражённо мычит, чувствуя, как незаметно поранился о собственные зубы. В груди болезненно ноет от тревоги. В самом деле, с ведьмаком может произойти что угодно, прежде чем он выйдет на его след. Да и сумеет ли Регис его найти? Последнее видение, если подумать, было вовсе сильно похоже не на настоящее, но на будущее, где он, Регис, ощущал себя куда мудрее и рассудительнее нынешнего. Впрочем, это может быть и просто морок.

Кажется, эти бесконечные загадки скоро станут его личным проклятием.

Гонимый тягостными раздумьями, он поднимает мерина в галоп. Резво двигаясь на запад, вслед за движением солнца по небосклону, они быстро достигают границ Цинтры, и, когда выдохшийся мерин из последних сил доплетается до городских стен, Регис благодарно треплет его по гриве, мысленно напомнив себе, когда представится возможность, накормить и напоить бедолагу как следует.

Сразу же, как только он доберётся до таинственного Г., если всё пройдет гладко.

Как он и ожидал, слухи о Цинтре оказываются знатным преуменьшением. Столица одноименного княжества, громадная, грохочущая, звенящая от людского гомона, она поражает своим богатством и роскошью, которые и не снились столь же небедному, но всё-таки пасторальному, немного сонному Боклеру. Проезжая по широким улицам, Регис то и дело разглядывает её детали: высокие каменные дома, отделанные лепниной, многоярусные фонтаны на перекрёстках, лотки торговцев, ломящиеся от ковирских морских гадов, махакамских самоцветов и совсем уж невиданных пятнистых шкур диковинных зверей из Зеррикании. Но самым интересным, конечно, оказываются люди, пёстрыми толпами наводняющие всё вокруг. Ворчащие, смеющиеся, кричащие на все лады, они вдруг на мгновение видятся такими… Понятными. Правильными. Так естественно вписывающимися в это бурное цветение жизни.

В животе спутанным клубком шевелится чувство вины, и Регис морщится, стараясь больше не глазеть по сторонам.

Так, плутая по закоулкам в поисках нужного адреса, наконец он выбирается к скромному двухэтажному особнячку, надежно укрытому внушительными кронами старых кипарисов. На Цинтру давно опустилась ночь, так что он подъезжает к воротам, стараясь не шуметь, и спешивается на мощёный тротуар. С чёрных шпилей на створках взлетает ворон, пронзительным карканьем нарушив тишину ночи. Мерин, фыркая, начинает взволнованно стричь ушами. Это спадает гипноз, понимает Регис, или он чувствует присутствие ещё одного вампира.

Словно в подтверждение его мыслям далеко в глубине кипарисовых крон хлопает входная дверь, и к воротам медленно приближается звук твёрдых, уверенных шагов. Со скрипом приоткрывается тяжёлая створка, и высокая фигура в плаще с капюшоном выходит под лунный свет.

– Господин Терзиефф-Годфрой, – раздаётся приветливый голос, – Прошу за мной.

Не успевает Регис опомниться, как его мерина уже берут под уздцы – и тот успокаивается на удивление быстро, позволяя вести себя, как покладистого жеребёнка. Фигура в плаще неторопливо движется в сторону особняка, изредка проводя ладонью по натруженной конской шее. Регис вздыхает; иллюзии выбора у него остаётся всё меньше и меньше. Осторожно ступая по извилистой тропинке, он следует за тёмной тенью, пока они не останавливаются у самого крыльца.

– Проходите в дом, сударь, – тихо говорит незнакомец в плаще. – Я отведу коня в стойло и тут же вернусь. Ждите меня в гостиной.

Ты ещё можешь уйти, напоминает голос внутри. Избежать возможной ловушки. Вместо этого Регис только кивает без лишних вопросов. Не глядя, как уводят мерина, он касается плетёной дверной ручки и, толкнув дверь, заходит в залитую светом прихожую.

В доме совсем тихо; под ногами едва ощутимо скрипят половицы, но больше не слышно ни звука. Неожиданно просторная, с высоким потолком, прихожая оказывается заставленной подсвечниками – предметами, вампирам, по сути дела, и ненужными, так что Регис делает мысленную пометку, чтобы спросить об этом хозяина. Кроме подсвечников, здесь находится и множество картин, разномастных и по стилю, и по сюжету. Регис невольно засматривается на один портрет: плечистый, выразительный юноша в голубом дублете приобнимает за талию высокую, смуглую девушку, затянутую в строгий чёрный наряд. Пара притягивает взгляд. Совершенно отличные друг от друга, молодые люди, тем менее, счастливо улыбаются, и Регис замечает, что пальцы их переплетены.

Вдруг появляется ощущение, что он вторгается в чью-то жизнь без спроса. Регис поспешно отводит глаза от портрета и, не теряя времени, снимает плащ. Повесив его на крючок, он проходит в длинную, вытянутую гостиную и, успев отметить лаконичность убранства и всё такое же обилие картин, садится на бархатный диван, так и не стряхнув с себя неловкость.

Как оказывается, вовремя.

– О! Вы уже устроились, – слышится всё тот же мягкий голос. – Добро пожаловать, друг мой.

Невольно он вскакивает с дивана и вытягивается, стараясь держать осанку. Неизвестный материализуется в дверном проёме, и Регис наконец видит, что тот снял плащ и капюшон. Это оказывается зрелый вампир, возможно, поколения его родителей. Широкоплечий и коренастый, в обстановке скромной гостиной он выглядит прямо-таки внушительно; у него скуластое, квадратное лицо, небольшая чёрная бородка и крючковатый нос, невольно вызывающий ассоциации с ястребиным клювом. Регис вдруг узнаёт эти черты. На него смотрит юноша с портрета, только значительно старше – и в светло-карих глазах, окружённых маленькой сеткой морщин, прожитые столетия отражаются головокружительной глубиной.